К IV фестивалю "Мариинский" Мариинский театр приурочил самую радикальную премьеру в истории отечественного балета. Уильям Форсайт, чье имя уже 20 лет служит синонимом хореографического авангарда, поставил в самом академическом театре мира три свои работы. ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА с удовольствием убедилась — впервые в истории Мариинки радикализм не проиграл в схватке с классической традицией.
Уильяма Форсайта петербургские идеологи тоже попытались вписать в местный исторический контекст, с гордостью признав его "наследником — через Джорджа Баланчина — Мариуса Петипа". Вообще-то, это то же самое, что приписать императорской карете родство с болидом "Формулы-1" на том основании, что оба предмета — транспортные средства. На самом деле хореограф Форсайт не оставил камня на камне от краеугольных принципов классического балета — от восприятия спектакля как целостного, поддающегося классификации и воспроизведению объекта до основных положений балетной методики. Пожалуй, впервые в истории хореографического театра выдающийся философ-теоретик и гениальный балетмейстер-практик слились в одном лице: самые радикальные положения своей эстетики господин Форсайт тут же подкрепляет убедительными сценическими аргументами.
И вот представьте, вам со всей научной убедительностью доказывают, что Земля не просто не круглая, но что она ежеминутно меняет свою форму и, соответственно, все живущие на ней вынуждены постоянно приспосабливаться к новым условиям существования. Примерно таким же ударом для танцовщиков Мариинского театра оказались хореографические откровения Уильяма Форсайта. И то, что центр равновесия из неколебимой от века точки под солнечным сплетением может перепорхнуть куда-нибудь под коленку, и то, что исчезновение движения оказывается важнее самого виртуозного па, и что нестабильность является смыслом и условием сценической свободы, и еще многое другое. Прибавьте сумасшедший темп движений, сложные взаимоотношения с музыкой и тишиной, чудовищные физические перегрузки — и вы поймете, что далеко не каждый переварит такое потрясение основ.
В Мариинке до финиша дошли не все. Слабейшими оказались именитые звезды, не готовые отречься от классического символа веры: на генеральной репетиции сошла с дистанции эмоциональная Диана Вишнева, а осторожная Ульяна Лопаткина ограничила свое участие лишь одним дуэтом, который покажет только на финальном гала-концерте фестиваля. Удар с честью выдержала немногочисленная (в форсайтовских опусах нет места кордебалету) и неименитая молодежь, тщательно отобранная и вымуштрованная за полтора месяца эмиссарами Уильяма Форсайта. На Мариинскую сцену они перенесли его ранние балеты, поставленные 15-20 лет назад для Франкфуртского балета и Парижской оперы — в них хореограф-радикал деконструирует (расчленяя и всячески трансформируя) классику, так что исходный материал еще можно опознать и обвешать ярлыками балетной терминологии. Оркестр в деле не участвовал — безразличная к нуждам танцовщиков фонограмма обеспечила необходимый представлению темпоритм.
Steptext (на изорванную в клочки баховскую "Партитуру #2") вместо выбывшей Дианы Вишневой танцевала Наталья Сологуб — балерина самоотверженная, точная и обычно чуткая к любым стилевым выкрутасам. Она не испугалась ни выворачивающих суставы арабесков на 200_градусов, ни обводок на грани падения, ни верхних поддержек с обвалом на пол. Однако, исполненная почтением к живому классику авангарда, утяжелила ироничную и опасную игру записной феминистки сразу с тремя мужчинами сугубо отечественным психологизмом. Ее попытки обозначить отношение к каждому партнеру, приписать произвольным столкновениям тел значение расставаний и встреч, дополнить лирической песней рук выверенные структуры дуэтов выглядели досадным анахронизмом. Самым адекватным — легкотелым и свободным — оказался Андрей Меркурьев, сумевший проникнуть не только в видимый текст, но и в импровизационный подтекст этого разрушительного псевдобалета.
В очень коротком, но успевающем ошеломить темпами и виртуозностью опусе "Головокружительное упоение точностью" на музыку Шуберта самыми точными и упоенными оказались опять-таки мужчины — Леонид Сарафанов и Андриан Фадеев. Классический танец здесь приравнен к мастерству циркача-канатоходца — радостное совершенство на грани смертельного риска (танцовщик Сарафанов разочек рухнул-таки с высоты, но, к счастью, не сломался). Дуэтный танец в этом балете сведен к минимуму — каждый из пятерых виртуозов отвечает сам за себя. Дамам не хватало отчаянности и азарта: буйные навороты пируэтов, безумные скачки на пуантах и вихри ronde de jambe они одолевали скорее с прилежанием отличниц, чем с покровительственной беспечностью опытных асов.
Самый многолюдный балет форсайтовской программы — In_the Middle, Somewhat Elevated, получивший на мариинской сцене романтическое название "Там, где висят золотые вишни" (под колосниками действительно подвесили две малозаметные ягодки), — стал торжеством петербургской победы тела над духом. Здесь молодым танцовщикам Мариинки удалось почти полностью вытравить из себя лебедей и принцев. Изощренная композиция, в которой каждый из девяти артистов ведет собственную игру на общем ристалище, совершенно неожиданным образом обострила антиимперский дух коллективизма. Люди бросались в танец, как в бой, с горящими глазами и побелевшими губами. Никому за пределами Мариинки не известная Екатерина Кондаурова явила невиданный на отечественной сцене сплав безадресной сексуальности и интеллектуальной концентрации (сохранить это чудо до конца изнурительного спектакля ей, увы, не хватило сил). Эйфория артистов, открывших для себя неизвестный материк современного балета, легко перехлестнула через пустую оркестровую яму. Публика аплодировала завороженно и яростно, сама не понимая — чему. Так приветствуют завоевателей, еще не успев осознать, что означает их победа и к чему она приведет.