В рождественскую ночь у пустынного шестого перрона вокзала Самары остановился почтово-багажный поезд #740 Ростов--Новосибирск. В одном из его вагонов лежал страшный груз: пять гробов с телами погибших в Чечне солдат. Встречали поезд четверо офицеров, которым предстояло доставить тела убитых к родным домам, и еще несколько солдат в качестве рабсилы. Здесь же оказались корреспонденты "Ъ" Александр Комраков и Татьяна Федорова. Из разговоров с сопровождавшими груз 200 военным они узнали о чеченской войне то, о чем не рапортуют наши генералы и чего не показывает телевидение.
Вагон номер шесть
Все выглядит очень прозаически: ночь, ледяной пронизывающий ветер, деловитая неторопливая разгрузка почты и группа продрогших солдат на перроне. В вагоне номер шесть - пять тяжеленных деревянных ящиков, внутри которых — цинковые гробы. Три из них на этом же поезде поедут дальше, а два нужно выгрузить, чтобы везти мертвых ребят по домам: одного — в Балаково, другого — в Тоцкое. Пока военные минут сорок ждут, когда разгрузят почту, дежурный из комендатуры пытается уговорить проводника, чтобы тот взял в вагон офицера, сопровождающего гроб в Оренбургскую область. Но проводник не соглашается — "не положено".
Наконец приходит электрокар с тележкой, и бойцы ввосьмером не без труда перегружают на нее два ящика. Из Балаково за гробом прислали машину "скорой помощи", и тому офицеру, который его сопровождает, еще повезло — поедет до места в теплой машине. Пока идет погрузка, водитель "скорой" ругается, что не разрешили забрать гроб еще в Сызрани, откуда до Балаково рукой подать. Наконец машина уходит — солдата Дворянчикова везут к маме, которая похоронит сына в родной земле.
Прапорщика Георхелидзе, которого везет домой вдова Надежда, военный медик, грузят в "Урал", но тут выясняется, что водителю запретили ехать до Тоцкого ночью — придется ждать утра на вокзале.
Все. Перегрузка закончена, невыспавшиеся солдаты уходят в казарму. На этот раз страшный груз обошел самарские семьи.
На "большую землю"
Мы разговорились с военными, которым пришлось задержаться на ночь в Самаре, и пригласили их к себе домой.
Бойцы 506-го мотострелкового полка ПриВО младший сержант Алексей Марушев, старший прапорщик Андрей Котмишев, старший лейтенант Алексей Демин и прапорщик медслужбы Надежда Георхелидзе добирались до Самары больше десяти дней и выглядели вконец измученными. В дороге им пришлось голодать — оказывается, отправляя их "на большую землю", командование не выдало даже сухого пайка, не говоря уже о деньгах. К счастью, в Ростове, где бойцы забирали тела погибших, им вручили гуманитарную помощь — две банки тушенки, две буханки хлеба, кулек конфет и несколько банок варенья. Где-то на полпути осталось одно варенье, и старшему лейтенанту пришлось продать золотую цепочку, чтобы купить еды.
Едва сняв с себя бушлаты и стоптанные сапоги, бойцы извинились перед хозяевами, разделись и принялись проверять свою одежду на наличие "бэтээров" — так в армии называют бельевых вшей. Проведя ревизию и помывшись, ребята с наслаждением навалились на нехитрую домашнюю пищу.
Разговор о войне завязался сам собой, хотя никто и не пытался вызывать бойцов на откровенность, понимая, что им и так нелегко от пережитого. Но они сами захотели рассказать, как чеченская война выглядит глазами солдат.
Они не сомневаются в том, что воюют там за правое дело, но в своих окопах видят совсем не ту лакированную победную операцию, которую показывают здесь по телевизору. На этой войне нашим солдатам противостоит не только коварный и умелый враг, но и извечная российская неразбериха, вранье и наплевательское отношение начальства.
Без воды в пустыне
Их часть отправляли на Кавказ еще в сентябре, и тогда всех заверили, что полк едет в Дагестан, а в Чечню не пойдет. Теперь, конечно, об этом уже никто и не вспоминает — часть стоит на окраине Грозного. А первые прелести войны бойцы испытали еще в Дагестане, когда проходили через Ногайские степи. На самом деле это обычная пустыня. Воды на дорогу почему-то дали по минимуму: полтора литра на двоих. На марше одна машина увязла в песках и сломалась. Полковник, который ехал на ней, пересел на "Урал" и уехал, бросив подразделение. После этого бойцы четверо суток добирались к своим по голой степи. От жажды чуть не умерли — как рассказывает старший лейтенант Алексей Демин, спасались тем, что слизывали утром влагу с брони. Больше всех досталось водителю сломанной машины. Он провел один в степи четверо суток, каждую минуту ожидая появления боевиков. После этого он начал заикаться. Когда за ним вернулись, он все повторял: "Я выжил". А полковника, который бросил своих солдат, представили к награде.
Чем дальше в тыл, тем жирней генералы
Конечно, командиры бывают разные, и многих в войсках очень даже уважают. Но некоторые на передовую только на минуту прилетают на вертолетах, гуманитарную помощь выбросят — и сразу обратно, геройствовать в тылу.
Был и совсем дикий случай. Как рассказал старший прапорщик Андрей Котмишев, когда их дивизион стоял на Терском хребте, ночью вдруг начался шквальный огонь: пули летят над головами, сверху сыплются ветки. "Мы видим, что стреляют с наших же позиций,— говорит прапорщик.— Я взял ручной гранатомет, пальнул в ту сторону. Еще один боец не растерялся, развернул пулемет и дал несколько очередей в воздух, для устрашения. Стали пускать зеленые ракеты, что значит: 'здесь свои'. Обстрел продолжается. Тогда выпускаем красную ракету, это уже 'очень плохо' — опять не реагируют. Обстреливали несколько минут. А потом выяснилось, что отцы-командиры нашли горячий источник, напарились в нем, выпили водочки и решили попугать 'сопливых бойцов'. Полковник, который стрелял, потом так и сказал, что, мол, нужно молодым пороху понюхать. А что люди могли погибнуть, никто не подумал — на войну можно списать что угодно".
В другой раз часть попала уже не под "учебный", а под самый настоящий обстрел своих. На войне ведь главное — связь. Боевики почти все имеют радиотелефоны, и радиоперехват у них работает на высшем уровне. Многие коды нашей армии они знают заранее. У наших же связь иногда вообще не срабатывает. В конце октября полк переходил реку Сунжу, и как только подразделение встало на новые позиции, по нему был открыт шквальный огонь. "Осколки снарядов так и лупят по броне,— рассказывает Андрей Котмишев.— Мы по рации запрашиваем разрешение открыть ответный огонь, нам дают добро. Стали отстреливаться из всех БМП, танков, да еще подключили пехоту. Минут тридцать шла усиленная перестрелка, пока не пришла команда 'отбой'. Оказалось, что воевали друг с другом. У тех, кто открыл огонь, не срабатывала связь и они не знали, что другое подразделение уже переправилось".
Голодная война
Бойцы нормально питались только в самом начале, пока у них не кончились припасы, которые предусмотрительно набрали с собой из Тоцкого. Свою полевую кухню часть потеряла еще в пустыне, поэтому готовить пищу удается кое-как, да и провизии никогда не бывает вдоволь. А иногда приходится попросту голодать. Как-то в начале ноября Алексея Демина с четырьмя солдатами отправили на высоту для корректировки огня аж на четверо суток. Причем им не выдали даже сухпайка. Приходилось бойцам ходить клянчить провизию к пехоте, которая сама вечно ходит голодной. Но пехотинцы все равно, входя в положение, давали банку консервов. Эта скромная помощь делилась на пятерых — по ложке на каждого.
Такое, конечно, бывает нечасто, но кормят бойцов вообще плохо — видимо, потому, что даже на войне многие начальники приворовывают с солдатского стола. Например, младший сержант Алексей Марушев рассказал, что у них старшина регулярно получает сгущенку, которую они ни разу не видели. Ребята, которые ездили с ним получать продовольствие, рассказывали, что по дороге, не доезжая до части, он продает ее чеченцам. Ну, без сгущенки-то, конечно, можно прожить, тяжелее было, когда по нескольку дней им не привозили даже хлеба. Зато Алексей вспомнил, что однажды перед Новым годом на позиции привезли гуманитарную помощь. "Каждому солдату досталось по пачке сигарет, горсти сухарей и одной конфете,— говорит он. — Ну, и еще на роту выдали одну бутылку масла 'Олейна', три банки тушенки и три вязаных шапочки".
Еще хуже на войне с медикаментами. У каждого бойца должен быть укомплектованный индивидуальный пакет. Но, по словам Андрея Котмишева, им выдавали только таблетки от головной боли и расстройства желудка, бинты, йод и вату. А промедол, который снимает болевой шок, считается наркотическим средством, и его выдают только командиру под роспись, опасаясь, что среди солдат могут быть наркоманы. Но командир не может во время боя одновременно находится в нескольких местах. Алексей Демин видел, как парню осколком гранаты разворотило живот. Пока нашли командира, у которого был промедол, прошло больше часа, и все это время раненый испытывал страшные мучения.
Но и это еще не все. На фронте случаются и перебои с боеприпасами. "Сейчас уже начинается повторение первой чеченской войны,— говорит Андрей Котмишев.— В последнее время стало туго даже с патронами. В начале войны каждому бойцу выдавалось по 'цинку', а когда подходили к Грозному, на роту выдали всего три 'цинка'. Это на десять минут нормального боя. А чеченцы обеспечены от и до — как продовольствием, так и боеприпасами".
Персидские ковры в бронетранспортерах
Как говорят бойцы, "зачистки" населенных пунктов на деле выглядят совсем не так, как рассказывают по телевизору. Официально считается, что их проводит ОМОН, но сами они видели другое: когда в середине ноября брали первое село, зачистку фактически делала пехота. Сначала поработала разведка, потом артиллерия, а потом в село вошли мотострелки. "Когда армия входит в село,— говорит Алексей Демин,— расстреливается практически каждый подозрительный дом, потому что на любом чердаке может сидеть снайпер. Только потом на чистеньких машинах въезжает ОМОН и проверяет дома, разрушенные артиллерией и пехотой".
Наши собеседники вообще омоновцев недолюбливают — по их словам, тем редко достается понюхать пороху. К тому же Алексей Демин и Андрей Котмишев признали, что на войне бывает мародерство и сошлись во мнении, что чаще всего этим грешит как раз ОМОН.
"Сколько раз я видел бэтээры, устланные внутри и снаружи коврами,— говорит Демин.— Это обычное дело. И сразу несколько золотых цепей на шее — тоже".
Бойцы признаются, что и сами иногда забирали у местных кур и индеек, поскольку постоянно ходили голодными. Но армейцам после прохождения населенного пункта не дают задержаться в нем, обычно их части стоят в нескольких километрах от села. И омоновцы их туда не пускают даже за дровами.
"Они все чокнутые"
А больше всего военных на передовой забавляют телесюжеты про Чечню в центральных информационных программах. Они говорят, что не раз предлагали журналистам пойти с ними на настоящие боевые действия. Еще никто не согласился.
И в официальные цифры убитых и раненых те, кто побывал в боях, не верят. Алексей Демин говорит, что при подходе к Грозному впереди их части шел большой отряд, и боевики его "разнесли в клочья". Говорили, что там в живых осталось около двадцати процентов бойцов.
Самый тяжелый бой, в котором участвовала их часть, был тогда, когда она сражалась за Ново-Промысловский район Грозного. "Там был такой ураган огня, что наши не смогли вытащить тела семерых погибших,— рассказывает Алексей Демин.— На следующий день они вернулись за ними, но нашли только троих, с отрезанными ушами".
Как это ни печально, но на войне выстоять часто помогает ожесточение. "Я твердо убежден: чеченец не может быть мирным,— считает Демин.— Сколько было примеров! Подходит к нашим солдатам чеченский пацан, у него спрашивают, что тебе, сыночек, нужно, а он бросает им под ноги гранату с выдернутой чекой и убегает. Они все чокнутые, их нужно всех передавить. Меня удивляет, почему в Чечню не введут ракетные войска,— два хороших удара, и от Грозного ничего не останется. Видите ли, им жалко мирных жителей! А русских ребят, кладущих свои головы на этой поганой земле, им не жалко?!"
--------------------------------------------------------
Больше всего военных на передовой забавляют телесюжеты про Чечню в центральных информационных программах
--------------------------------------------------------
Потери в чеченской войне
По официальным данным, за время боевых действий в Чечне Минобороны, МВД и ФСБ потеряли убитыми 568 и ранеными 1523 человека. Половина раненых после лечения вернулись в строй. В то же время уничтожено около 8 тысяч боевиков.
Чеченская сторона утверждает о гибели 5 тысяч федералов и захвате в плен не менее 100 военнослужащих. Сведений о своих потерях не приводит.
По оценкам же Союза комитетов солдатских матерей России, в Чечне погибло около 3 тысяч и было ранено не менее 6 тысяч солдат, офицеров и прапорщиков.
Сколько было убито и ранено мирных жителей, никто не считал. Известно лишь, что только после штурма села Алхан-Юрт в его развалинах нашли сорок один труп. Кто это, боевики или мирные жители, сейчас пытается выяснить Главная военная прокуратура, возбудившая по этому факту уголовное дело.