выставка абстракция
В Третьяковской галерее открылась выставка Евгения Дыбского — русского художника, десять лет назад покинувшего Россию. Он выставил несколько десятков абстрактных картин под общим названием "Translations of Time" ("Переводы времени"). Рассказывает ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Евгений Дыбский уехал из России десять лет назад, и сегодня он показывает в Москве, как выглядит уехавшее русское искусство. Выглядит так. Довольно большие (до трех метров) и довольно толстые (до пяти сантиметров) панели, сделанные из чего-то напоминающего гипсокартон. Они аккуратно выкрашены в белый цвет. В разных местах гипсокартон прорывается, и тогда видно, что у панелей внутри. Там бывают или круглые камешки, или размахренная строительная вата, иногда окрашенная в черный цвет, а иногда остающаяся серой. Рядом с местами, где это прорывается, происходят выбросы какой-то силиконовой смолы, которая застывает, переливаясь иногда желтым, как поверхность жирных щей, иногда перламутровым, как ракушка от мидий, цветом. Формы разрывов и выбросов довольно разнообразны — от свободных сосисок, довольно толстых, напоминающих абрисом баварские, до строго прямоугольных; в этом случае шерсть размахренной ватой обходит затеки смолы строго, иератически, по периметру, как своеобразный почетный караул.
Евгений Дыбский и до отъезда создавал абстрактные полотна, но кистью. Здесь же все по-другому, все свидетельствует о приобщении к другим материалам. Встреченный мною на вернисаже академик Павел Никонов восхищался высоким технологическим уровнем работ, и, действительно, они отчасти напоминали демонстрацию новых строительных технологий — гипсокартонная стена в разрезе, прекрасная теплоизоляция обеспечивается строительной ватой, стена легко воспринимает любые синтетические покрытия на основе акриловых смол. Стенды с такими стенами очень популярны на строительных выставках и даже в хороших хозяйственных магазинах.
Отчасти строительными аналогами можно объяснить и замысел работ. Сегодня в русском дизайне популярным приемом является включение в белые гипсокартонные стены евроремонта своеобразных вставок прошлого: поверхность старой дранки или же десятки раз поклеенные и сорванные с одного и того же места обои берутся в рамку, покрываются синтетической смолой и оказываются своего рода абстрактной картиной. Сочетание этих поверхностей с "никаким" гипсокартоном создает ощущение слоистости времени в фактуре стены. Поскольку работы Дыбского входят в цикл "Переводы времени", то, возможно, он хочет продемонстрировать такой же эффект.
Впрочем, любое толкование абстракции, понятное дело, крайне произвольно. Скорее всего, ремонтом тут и не пахнет и дело совсем не в том. А вот в чем.
Работам Дыбского свойственна некая созерцательная медитативность одинокого размышления. В этом эффекте сочетания четырех материальных сущностей — этой пренеприятнейшей ваты, акриловой смолы, голых округлых камешков и белой плоскости гипсокартона — он ищет какие-то гармонические сочетания, пластические акценты, эффекты движения, остановки, взрыва. Они передают разные состояния и настроения: то угрюмо задумчивы, то кажутся буйными фантазиями, то официально строги и симметричны. Более того, они обладают некой парадоксальной телесностью: кажется, что белая поверхность — это кожа какого-то организма, поросшего внутри разноцветной синтетической шерстью и питающегося соками вот этих засыхающих акриловых смол. Глядя на эти вещи, начинаешь с неприязнью ощущать себя самого, у которого шерсть снаружи, а в смысле жидкостей примерно то же самое, то есть задумываешься о природе собственной телесности.
Вот эта неспешность глубокого размышления, интровертность пластического поиска довольно резко отличает Дыбского от искусства, которое принято в Москве сегодня. Современное русское искусство не то чтобы понятнее, но куда экстравертнее. Оно должно воздействовать на зрителя сразу, неважно чем — эпатажностью, узнаваемостью образа или его полным отсутствием, но быстро. Оно более плакатно. А Дыбский словно вывез из старого СССР ощущение, что любая абстрактная работа вообще-то очень важна, что художник, решившийся на такое, в любом случае достоин внимания; и пускай не примут, но в любом случае будут долго рассматривать пути поиска гармонии из размахренной ваты и синтетической смолы и пытаться разгадать сложный замысел мастера.
В этом смысле перед нами действительно "Перевод времени" — на десять, а то и двадцать лет назад, когда аналогии с ремонтами и баварскими сосисками показались бы святотатством и если бы и пришли кому-нибудь в голову, каждый предпочел бы держать их при себе. И вдруг этого времени становится ужасно жалко, потому что ведь это хорошо, когда все нацелены на глубокомысленное переживание природы материи, телесности, смысла бытия, пусть и в сфере стекловаты. И хорошо, что это время, которое, кажется, безнадежно кончилось, на самом деле сохранилось и эмигрировало в Кельн. Теперь его, оказывается, можно перевести — с немецкого.