Главный вывод, который можно сделать по итогам 2009 года: несмотря на формальные успехи предыдущих десяти лет развития, российская экономика все еще остается "колоссом на нефтяных ногах". И с виду успешные действия властей, направленные на преодоление кризиса, способны только усилить долгосрочную зависимость страны от конъюнктуры цен на сырье.
Фактор страха
В 2009 год российская экономика вошла в плачевном состоянии. Потеря внешних источников финансирования поставила на грань выживания крупнейшие предприятия страны; и даже проведенная явно в их интересах "плавная" девальвация рубля хотя и позволила им скупить в конце 2008 года по приемлемым ценам значительные запасы валюты, принципиально проблему возврата долгов западным кредиторам не решила.
По той же причине — закрытия западных кредитных линий — в крайне тяжелом положении оказалась банковская система; на начало года ЦБ уже выдал ей кредитов на 4 трлн руб. и значительно снизил как требования к обеспечению этих кредитов (вплоть до полного отсутствия залога), так и нормативные требования к самим банкам. Но такая практика не могла продолжаться до бесконечности — эти 4 трлн руб. составляли уже треть общего объема кредитования российской банковской системой экономики страны; учитывая же беззалоговый характер кредитования Центробанком коммерческих банков, речь, по сути, шла об эмиссионном кредитовании Центробанком экономики. Понятно, что такая политика чревата как ростом инфляции, так и, что более важно, подрывом доверия к национальной валюте.
Потеря банками фондирования вызвала паралич кредитного рынка. Как следствие, пошли неплатежи, стали активно обсуждаться бартерные схемы, один за другим следовали дефолты по облигациям — словом, возникла ситуация, когда платить по своим обязательствам вовремя и в полном объеме стало считаться поведением необычным.
Остается добавить, что в феврале цены на нефть устремились к уровню $40 за баррель; если бы тенденция падения цен на сырье сохранилась, российский бюджет оказался бы под угрозой. Экономические власти страны оказались в действительно непростой ситуации. После стольких "тучных" лет, когда бюджет был профицитным, запасы резервных фондов стремительно росли, а будущее представлялось светлым и безоблачным, возвращать деньги в экономику ускоренными темпами в форме прямой государственной поддержки, думается, было попросту обидно. Однако власти пошли на это, тем более что длительный опыт борьбы с нынешним кризисом в западных странах ясно показывал, что иного выхода, видимо, нет.
Именно эта массированная раздача государственных средств и стала, пожалуй, главным экономическим событием года, позволившим наряду с ростом цен на нефть выжить большей части экономики страны. Интересно в связи с этим посмотреть, кому именно эти деньги достались.
Большая раздача
Всего на реализацию антикризисных мер в России в прошлом году было затрачено около 2,7 трлн рублей. Эту цифру председатель Счетной палаты России Сергей Степашин назвал 28 декабря в Москве на пресс-конференции после итоговой коллегии Счетной палаты. При этом главный контролер России выделил три основных направления расходования государственных средств. "Более 500 млрд руб. из этой суммы ушли на создание рабочих мест. Эта антикризисная мера стала одной из самых успешных... Люди не остались на улице, как после кризиса в 1998 году",— отметил он.
Немалая доля госпомощи досталась и банкам. "Большая часть средств, выделенных государством,— около 1 трлн руб.— была направлена в банки для поддержки их ликвидности. Банки не рухнули, дефолта не произошло. Были проблемы с задержкой платежей, но теперь и эта проблема решена",— подчеркнул главный ревизор России.
В качестве третьего направления расходования госсредств Сергей Степашин обозначил "адресное перечисление средств нуждающимся промышленным предприятиям". Однако итоговую цифру госпомощи "нуждающимся" ревизор не назвал. Упомянул лишь помощь АвтоВАЗу, которая по итогам годовой ревизии составила 80 млрд руб.
Коль скоро чиновники цифр не называют, придется подсчитать их самим. Тем более что данные об объеме госпомощи крупнейшим "нуждающимся" предприятиям имеются в открытых источниках.
Сначала об общем объеме госпомощи. Частично раскрытые Сергеем Степашиным результаты ревизии говорят о распределении 1 трлн 580 млрд руб. госсредств из 2,7 трлн руб. истраченных. К этому нужно добавить 500 млрд руб., которые были в январе 2009 года выделены ВЭБу на поддержку фондового рынка. Как известно, уже в апреле 2009 года господдержка фондового рынка была признана президентом Дмитрием Медведевым неудачной мерой. И тогда же ВЭБ деньги вернул. Так что в общем объеме средств, влитых государством в банковскую систему, эти 500 млрд не присутствуют, а в общем объеме потраченного на кризис тем не менее фигурируют.
Получаем, что общий объем государственной помощи промышленности в 2009 году составил 700 млрд руб. Крупнейшим получателем госсредств стал "Русал" — 132 млрд руб. Немало досталось и РЖД — 88,2 млрд руб. АвтоВАЗ (80 млрд руб.) в упорной борьбе в последний момент потеснил с третьего места "Вымпелком" (71,332 млрд руб.). Немного не дотянула до "тройки призеров" и АФК "Система", получившая от государства 69,315 млрд руб. И замыкает шестерку самых "нуждающихся" российских предприятий "Евраз Груп" — 59,201 млрд руб. В итоге первая шестерка получила от государства 500 млрд руб. То есть 71,5% из общего объема господдержки в размере 700 млрд руб.
Дальше по "турнирной таблице" объемы госпомощи резко снижаются. Прямо как в спорте: то ли стимул к победе (нужда у предприятий) оказался подорван, то ли допинг слабоват, то ли лоббистские возможности для влияния на судей не на высоте. Тем не менее "Газпром нефть" получила 47,043 млрд руб., "Трубная металлургическая компания" — 44,241 млрд руб., компания "Алроса" — 44,2 млрд руб. и замыкающая десятку лидеров "Роснефть" — 42,521 млрд руб.
Оставшиеся 22 млрд руб. госпомощи распределились между 73 компаниями. В связи с этим напомним, что бурно обсуждавшийся в начале 2009 года "список Путина--Шувалова", в который включались предприятия, претендующие на господдержку, насчитывал 295 компаний. Впрочем, и без того делить было уже практически нечего: от первой десятки остальным осталось лишь чуть более 3% средств госпомощи.
Бег на месте
Впрочем, довольно естественно, что государство в первую очередь помогает наиболее крупным компаниям, даже если не учитывать фактор их лоббистских возможностей. Во-первых, они являются системообразующими: от их финансового благополучия зависят многочисленные контрагенты. Во-вторых — социально значимыми: сплоченному стотысячному коллективу АвтоВАЗа, несомненно, проще шантажировать власти, нежели толпе, допустим, разрозненных клерков из многочисленных мелких фирм. И, в-третьих, с большими предприятиями проще работать с чисто технической точки зрения — рассмотреть дела многочисленных малых предприятий чиновники просто физически не в состоянии. И в этом плане Россия не сильно отличалась от других стран: в тех же США, например, в первую очередь рассматривались проблемы крупных компаний, а о поддержке малого бизнеса американские власти вспомнили совсем недавно.
Но у российской практики государственной поддержки есть одно очень существенное отличие от западной. На Западе речь идет о поддержке частных компаний, и в обмен на эту поддержку собственники в значительной мере поступаются своими правами: передают государству пакеты акций, вводят госпредставителей в управляющие органы компаний и т. п. Кроме того, поскольку на поддержку идут бюджетные средства, то есть деньги налогоплательщиков, процедура выделения этих средств обычно предполагает публичное обсуждение на уровне парламента, и, соответственно, деньги даются под конкретные программы оздоровления, предусматривающие возврат средств в казну. При таких обстоятельствах принимаемые меры действительно можно назвать разовыми и оздоравливающими — попавшие в неприятную ситуацию акционеры постараются впредь ее избегать.
У нас положение дел принципиально иное. В десятке крупнейших получателей бюджетной помощи половина — это государственные или квазигосударственные компании. В этом случае господдержка едва ли оказывается полезной в "воспитательном" плане; скорее наоборот — она становится некоей индульгенцией менеджменту, не сумевшему грамотно оценить риски и подготовиться к кризису. Отсутствует и внятное публичное обсуждение предоставления государственной помощи компаниям, что делает весь процесс управления экономикой уже попросту келейным и абсурдным: сначала чиновники решают, кого поставить во главе крупнейших компаний страны, а потом — в случае ошибки — за счет налогоплательщиков ликвидируют последствия просчетов своих ставленников. Учитывая же, что советы директоров крупнейших квазигосударственных корпораций у нас обычно возглавляют члены правительства и иные высокопоставленные чиновники, получаем олигархическую модель в чистом виде: полное сращивание бизнеса и власти.
И в этом плане антикризисные меры российских властей, пожалуй, лишь усугубили ситуацию. Кризис ясно показал, что наилучшие шансы на выживание имеют олигархические (в том числе квазигосударственные) структуры: именно в их пользу произошло распределение средств Резервного фонда страны. Большинство же подобных структур у нас — сырьевые. То же и на рынке труда — в России наименее пострадавшими от кризиса оказались чиновники, госслужащие и социально защищенные группы граждан (так, несмотря на кризис, были серьезно увеличены пенсии).
Получается замкнутый круг. В периоды высоких цен на нефть государство формирует резервные фонды за счет доходов от экспорта сырья; в тяжелые времена — тратит эти деньги на социальные программы и поддержку тех же сырьевиков; далеким же от власти предпринимателям остается надеяться лишь на свои силы. Но такая структура экономических циклов делает крайне рискованным (а главное — ненужным) развитие собственных современных производств. Грубо говоря, из чисто экономических соображений проще и выгоднее "проедать" доходы от сырьевого экспорта. И пока именно близость к власти, а не эффективность остается залогом стабильности бизнеса, любые призывы руководства страны к построению современной инновационной экономики будут оставаться не более чем красивыми лозунгами.