Четырехмесячная история величия и падения ген. Лебедя подтверждает неумолимость закона: на пути к трону последний перегон — самый опасный.
Можно сформулировать даже сильнее: тому, кто оставшись от российской короны на расстоянии протянутой руки, сумеет сохранить ясность рассудка, — тому она и достанется. Но таких людей новейшая отечественная история пока не знает, зато мартиролог все расширяется. Вслед за Явлинским, Хасбулатовым, Руцким, Зорькиным жертвой повергающего в безумие тусклого золотого блеска пал и ген. Лебедь.
Ex post facto легко сочинять глубокие объяснения, но поскольку объяснять все-таки надо, заметим, что предвестие грядущего падения содержалось еще в программной книге Лебедя "За державу обидно". Книга поражала раздвоенностью лирического героя. При описании событий до 1990-91 годов перед нами вставал отменный строевой офицер, прекрасный полковой командир, а если поднатужиться, то и дивизионный. Роковой для СССР 1991 год оказывается роковым и для Лебедя. Исправный строевик, слуга царю, отец солдатам, куда-то исчезает и является претендент на престол, искренно убежденный в том, что провидение уготовало ему корону. Вероятно, сработал описанный Солженицыным феномен "Императора Михаила".
В 1945 году в лубянскую камеру ввели молодого человека лет тридцати, который на вопрос сокамерников, за что взяли, смущенно отвечал: "Так, пустяки. Я манифест написал. К русскому народу", а на вопрос: "А кто же вы?" — еще более смущенно сообщил: "Император Михаил". Оказывается, к шоферу кремлевского гаража Виктору Алексеевичу Белову в 1943 году явился божественный старец и объявил: "Ты — Виктор, а будешь Михаил, Император Всея Руси". Императора сгубила работа в кремлевском гараже. Если бы он возил кирпичи или картошку, его могла бы отпугнуть сама мысль об императорском венце, но, к несчастью, он возил вождей: Щербакова, Хрущева, еще пару наркомов. Наблюдения за их бытом совершенно демистифицировали в нем восприятие власти: такие же люди, как и я, а значит, император — так император.
Оказавшись в августе 1991 года в эпицентре событий, в аппарате МО, и посмотрев изнутри на суету маршалов, министров и президентов, Лебедь, вероятно, заразился тем же комплексом: а что такого особенного? Окончательно же адекватность самооценки утрачивается, когда вступает в силу ни разу с 1991 года не дававший сбоя железный закон рейтинга: когда популярность политика превышает 30%, тогда можно заказывать политический некролог.
Природа парадокса довольно проста. Рейтинг нужен для избирательной кампании. Но даже в России, объевшейся выборами, народное волеизъявление, слава Богу, устраивается не каждый день. В остальное же, не кампанейское время, кроме рейтинга, нужно многое другое: воля, расчет, выдержка, команда etc. Свою повседневную игру политик играет не с избирателями, а с другими политиками, для которых рейтинг — не аргумент, подобно тому как выдающаяся способность нравиться женщинам мало помогает достичь победы в шахматном турнире. Но такая мудрость дается политикам довольно редко. Вместо того чтобы приноравливать себя к новой ситуации, куда проще и соблазнительнее приноровить ситуацию к себе: если я победителен в избирательной кампании, то пусть всегда будет избирательная кампания.
Устройство государственного служения на мотив шлягера 70-х годов "Я так хочу, чтобы лето 1996 года не кончалось" вполне привлекательно. Высокорейтинговому Лебедю нравилось нравиться избирателям. Избирателям нравилось, что бравый генерал так усердно хочет им нравиться. Газетчикам нравилось, что в период мрачного послевыборного похмелья секретарь СБ, прямо как в самую горячую майско-июньскую пору, обеспечивает им аршинные заголовки. Медовый месяц мог бы длиться весьма долго, если бы не нашлись граждане, которым все это активно не нравилось. Ими оказались министры (включая первого министра), финансисты, генералы, руководитель президентской администрации и, наконец, сам президент, упорно настаивавшие на соблюдении принятых в их среде правил политической игры.
Генерал Лебедь оказался в положении гроссмейстера Бендера, который из всей шахматной премудрости знал лишь про ход "e2 — e4", но был вынужден проводить сеанс одновременной игры с членами шахматного клуба г. Васюки. Совпадения были практически буквальными, от хрестоматийного "Уберите фотографа! Он мешает течению мой шахматной мысли!" (эпизод с фоторепортером, снявшим генерала в чеченской бурке и папахе) до беседы с одноглазым любителем шахмат, в роли которого выступал министр Куликов: "У меня все ходы записаны! — Контора пишет!". Разыгранная гроссмейстером Лебедем защита Филидора обречена была кончиться стандартным образом — посредством сгребания фигур с доски, запускания их в морду и ночной погони (введенный Куликовым режим усиленного несения службы) с воплями "Держите гроссмейстера!".
Есть известный парадокс в том, что в роли веселого жулика Остапа выступил бравый генерал, сделавший себе рейтинг на лозунге "За правду и порядок". Впрочем, не менее парадоксально то, что патриотически настроенные офицеры, группирующиеся вокруг Лебедя под сокращенным лозунгом "За ПИП", открыто рекламируют peep-show — распространенное на Западе культмассовое мероприятие.
МАКСИМ СОКОЛОВ