Архипелаг good luck

Анна Монгайт

Последние каламбуры художника-концептуалиста Вагрича Бахчаняна прозвучат в Москве в галерее "Стелла Арт Фаундейшн". Выставка откроется в конце января.

Год назад коллекционер Стелла Кесаева приехала в Нью-Йорк в гости к Вагричу Бахчаняну. По рекомендации консультантов она скупила все, что было в мастерской,— 80 коллажей и графических листов. С точки зрения художественного рынка это было своевременное приобретение: в ноябре Вагрич Бахчанян погиб. По слухам, он покончил с собой после долгой депрессии.

Он свободно обошелся даже со смертью. Когда-то Бахчанян написал дюжину иронических некрологов, нарушив табу: о покойниках либо хорошо, либо ничего. Его любимым покойником еще с тех времен, когда он оформлял красные уголки в родном Харькове, был Ленин. Ему он посвятил некролог N 1: "21 января 1924 года умер В.И. Ленин, а дело его живет". На знаменитом плакате он превратил Ленина в урку, лихо сдвинув кепку на глаза, на обложке набоковской "Лолиты" Бахчанян изобразил Ленина и девочку, а Иисусу он закрыл лицо орденом Ленина — в 1960-х его окружали верующие в Ильича, в нулевых — коммунисты во Христе. Последняя работа стала одним из главных доводов на судебном процессе против организаторов выставки "Осторожно, религия!".

Свою связь с Лениным Бахчанян объяснял так: "Ленин — часть моего детства и воспитания. Я люблю вождей. Нахожусь в контакте с ними. Если бы не было революции, я бы, наверное, издевался над Николаем".

Его жизненная концепция была необходима стране и времени как лекарство от идолопоклонства. В 1986-м он издаст книгу "Вагрич Бахчанян. Стихи разных лет". То-то удивлялись читатели, обнаружив внутри хрестоматийные произведения классиков, от Жуковского до Маяковского.

А еще в середине 1960-х он сделал фотоальбом "100 однофамильцев Солженицына" — Глафиры, Лаврентии и Изоты Солженицыны из американского издания поразили эмигрантов. Как можно иронизировать над светочем русской литературы? Одни каламбуры Вагрича Бахчаняна в Америке шли на ура: "Дурная слава КПСС", "Продам папу. Павлик Морозов", "Бумажник — орудие пролетариата", а вот "Архипелаг good luck" сочли издевательством. Когда страсти поостыли, исследователь творчества Солженицына, Майкл Николсон, включил "100 однофамильцев" в свое исследование: "Солженицын на мифотворческом фоне".

Бахчанян умел понижать градус восторгов. Однажды экзальтированная дама воскликнула: "Как можно жить, не читая Достоевского?!" "Пушкин жил",--сухо ответил Бахчанян.

Умение превращать устоявшиеся формулы в абсурд сделало Бахчаняна самым понятным, самым медийным концептуалистом. Его "взбесившиеся идиомы" ("Инфракрасное знамя", "Кремль-брюле", "Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью") стали прообразом знаменитых заголовков "Коммерсанта" и программы "Намедни". Это Бахчанян придумал псевдоним для своего друга, харьковского поэта Эдуарда Савенко. Псевдоним был тому необходим, чтобы стать Великим Русским Писателем. Так он стал Лимоновым. В дальнейшем Бахчанян объяснял: "Все очень просто. У Эдика был дурной цвет лица".

В 1974-м жизнь выбросила Вагрича Бахчаняна на обочину Манхэттена. Жена, владевшая английским языком, работала. Он сам сидел дома с клеем и ножницами и часами вырезал коллажи. Коллажи публиковали Вайль и Генис в журнале "Семь дней". Бахчанян вспоминал, как точно так же в четыре года отец запирал его в комнате, оставляя для развлечения оберточную бумагу и синий конторский карандаш, и Вагрич рисовал свою первую выставку. Картины животных и людей приклеивал на окна.

А в 1977 году Бахчанян придумает проект "Save time. Бережем время. 30 выставок в один день" и действительно покажет свои работы в 30 галереях Нью-Йорка. Будто назло тому критику из харьковской газеты "Красное знамя", который писал, что "Репин из Бахчаняна не получился. Серов тоже". Он мечтал, чтобы получился не Серов и Репин, а Хлебников и Татлин, о которых так восторженно рассказывал его учитель — украинский футурист Василий Ермилов. Но время потребовало не футуристов, а карикатуристов.

В конце жизни Вагрич Бахчанян рисовал каждый день. Один телефонный разговор — один рисунок. За 12 лет — 64 тетрадки. Ненаписанное и ненарисованное он обдумывал у пруда в Центральном парке. Рассказывают, как кучер небольшой повозки, которая катает туристов по парку, однажды крикнул Бахчаняну: "Пикассо, давно не видел тебя!" Вагрич расплылся в улыбке: "Узнают!"

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...