Борис Федоров вернулся. Этому предшествовал ряд сенсационных событий: арест бывшего главы НФС, жестокое покушение на него, громкий политический скандал с его разоблачениями в прессе, и, наконец, снятие с должности главы Службы безопасности президента Александра Коржакова. За всеми этими скандалами остается в тени немаловажный вопрос: а что, собственно, происходит сегодня с самим Национальным фондом спорта? О бизнесе, насчитывавшем некогда полумиллиардный годовой оборот, рассказал в интервью Ъ сам бывший глава НФС Борис Федоров.
— Можно ли считать, что вы вернулись на прежнее место не из политических, а из коммерческих побуждений?
— В моем случае слово "место" не подходит. Я же не назначенный никем. Это я создавал под НФС массу структур, где являюсь либо учредителем, либо председателем совета директоров. То есть как-бы одним из собственников. Эти места не зависят от каких-то государственных чиновников, как и не зависят от г-на Стрелецкого.
— Тем не менее кто-то назначил последним (теперь уже предпоследним) руководителем фонда Сергея Леонюка.
— Там то же, что и с моим снятием. Конференции по моему снятию не было, собрался просто попечительский совет. У меня контракт на 3 года и меня не имели права снимать до решения суда. Сейчас прокуратура говорит, что дело о наркотиках сфабриковано. Коржаков сказал — сделали, а потом уже документы подводят.
— Что сегодня представляет собой фонд в финансовом плане?
— Ноль. Фонд сидит без денег. Нечем за "Кубок Кремля" платить. Понимаете, раньше такая ситуация была. Я мог взять коммерческую структуру и сказать: "Знаешь что, ты проплати "Кубок Кремля". Мы тебе вернем." Сейчас такого уже нет. Есть вялотекущий развал.
На вчерашний день Интурбанк не смог оплатить Национальному фонду спорта ничего. Потому что фонд уже на 25 млрд "сидит" в нескольких платежах в банке. Фонд уже залез в чужие деньги.
--------------------------------------------------------
Господин Леонюк на заседании совета банка выдвинул следующий тезис: "Нас ни деньги не волнуют, ни бизнес, нам с Тарпищевым важна политическая победа над Федоровым". Это официальное заявление на совете директоров Интурбанка.
--------------------------------------------------------
— И что теперь вы собираетесь делать?
— Главное — остановить растаскивание Фонда, которое сегодня идет полным ходом. Хотя они и ломали команду людей, которые это все создали, но все сломать им не удалось. У нас есть ряд коммерческих фирм, которые работали с Фондом на основании договоров. А Стрелецкий берет фирму и говорит: "Ты должен Фонду 100 млн.долларов". А тот ему: "У меня договор, я независимый". Г-на Сидорова (глава фирмы "Оплот", взявшей кредит в НФС на строительство вещевого рынка "Щелково". — Ъ) преследовали до самого Кипра. Его преследовал г-н Александров, помощник Стрелецкого. Привез его сюда и с РУОПом продержали полночи в кабинете у Стрелецкого в Белом доме. В эту же ночь стрельнули в меня и говорят ему: "Видишь, что будет". И под давлением заставили его отказаться от учредительства и подписать купчую. Потом без его присутствия нотариально ее заверили. Сейчас Сидоров вернулся, расправил плечи, подал в суд исковое заявление на основании того, что он учредитель фирмы и к тому же один из учредителей Интурбанка. То есть он теперь пытается бороться. Но они берут службу безопасности, выставляют охрану, приводят откуда-то милиционеров. Каким-то образом в Московской лицензионной палате получили свидетельство о регистрации на основании той фальшивки, что Сидоров подписал. И теперь выставляют охрану везде. В торговый центр "Щелково", где Сидоров основной учредитель, после посещения его Стрелецким с милиционерами, немедленно взяли каких-то непонятных людей, которые теперь пишут, что их под давлением выгнали с работы. Это уже чисто преступный ход. Позавчера то же самое с Интурбанком произошло.
— Кстати, что произошло с Интурбанком?
— Пришли туда представители НФС, которые имеют там всего 12%, и говорят: "Председателем правления будет генеральный директор НФС, председателем совета директоров будет президент НФС и теперь еще будет новая должность — президент банка". Народ возмущен, все остальные учредители говорят: "Вы тут не основные, как же так?". Тогда на следующий день новое начальство, которое не проведено даже по штату, приводит в Интурбанк омоновцев. Арестовали зампреда банка Петра Васильева. А начальник милиции потом объяснял: "Извините, мол, но я вас в общем-то арестом спас. Вас бы те люди постреляли".
— Стрелецкий до сих пор имеет реальный вес в фонде?
— Не думаю. Судя по его испуганным звонкам, испуганным выступлениям в прессе, где он пытается подтасовать факты, реальной силы он не имеет. Он никогда ее и не имел, он всегда был исполнителем воли Тарпищева и Коржакова. Его для того и поставили. Сейчас Стрелецкий на пенсии, а на его место пришел теннисист.
— Сергей Леонюк? Это он теперь занимается расстановкой кадров в НФС?
— Да, он президент Фонда. Его назначил Тарпищев еще до своей отставки. Ну, о каких кадрах можно говорить, если никакой реальной задачи сейчас нет? Они какими-то непонятными раскопками занимаются, в которых все равно ничего не поймут.
Дальше Тарпищев привел Павла Орлова, который приезжает все время с определенными силовыми авторитетами. Потом Дубовицкого Володю из фирмы АРС, который Майкла Джексона привез. Раньше Дубовицкий с Шамилем был очень дружен и сейчас его поддерживает. Еще Шишолин Борис Анатольевич, бывший генеральный директор "Спорт-импекс", который вел всю льготную тему.
— За их действиями стоит какая-то цель?
— Цель простая — они хотят оставить профит-центры, которые им приносят деньги.
— Сколько их всего было, этих профит-центров?
— Штук 12-15. Когда я был, то обязательным условием для этих коммерческих структур была работа только с Интурбанком. И таким образом я собирал энное количество денег, которое мне позволяло инвестировать дальше. А тут пришел Стрелецкий, рассадил всех по разным банкам, и банк тут же залихорадило.
— И сейчас они пытаются собрать всю эту систему чисто силовыми методами?
— Другими они не владеют. У них полная организационная импотенция. Им кажется, что если они посадили своего человека, то им тут же пошли деньги. И где они посадили своего человека, там мы сразу имеем полный провал по системе. А жадность к деньгам у них патологическая.
— То есть на самом деле вся команда, которая Фонд возглавляет, осталась от Тарпищева и, строго говоря, это чистые временщики?
— Они этого не понимают. Не понимают, что изменилась ситуация и телефонного права у Александра Васильевича уже нет, а потому будет суд, на который приедут западные адвокаты. Которые расскажут, как на Сидорова давили, как его пугали, как у него получили его подпись, что он у нотариуса никогда не был и ничего не подписывал в присутствии нотариуса. И полученное ими в Регистрационной палате свидетельство нелегитимно. Они всего этого не понимают, они думают, что если они сейчас будут выставлять охрану, привлекать милицию, они за это время успеют что-то хапнуть. У них настрой там такой...
— Но ведь люди на что-то надеются, наверно...
— Надеются на изменения, и самая глобальная их надежда сейчас, что Борис Николаевич хлопнет по столу и скажет: "Вернуть Коржакова, Барсукова и Тарпищева на место!" — и все пойдет как раньше.
— То есть главное, чтобы начальство было "свое", а бизнес сам пойдет?
— Абсолютно точно. А про то, что есть, слава Богу, роль личности в истории, то есть в бизнесе — они этого не понимают. Без личности, без конкретного человека на конкретном процессе сегодня не получится: снял, назначил, все равно система работает. Не бывает иначе! Почему я в своем интервью "Комсомолке" говорил, что НФС — это я? Я его создавал, и я лучше всех знаю эти процессы. Совокупность процессов у нас не знал никто никогда, поэтому мне и приходилось по 15 часов работать.
— Я понимаю, что это трудно, но давайте как-то оценим ситуацию в Фонде на тот момент, когда начались ваши...скажем так... неприятности?
— Я планировал погоду с учетом расшивки кризиса в Нацкредите — около полумиллиарда долларов в оборот по различным программам. У меня есть все эти записи. Я как раз составлял этот план.
К концу года мы должны были проинвестировать Интурхолдинг, у нас должен был вырасти второй рынок, плюс лотерея должна уже была развиться достаточно серьезно и уйти в регионы. Сейчас мы регионы вообще потеряли напрочь. Ими никто не занимался.
— Уже после того, как льготы были упразднены? НФС готов был существовать в новых условиях?
— Конечно. У нас были торговые центры, у нас были банки, у нас был целый ряд финансовых процессов...
— Тогда давайте с этого места поподробнее. Что такое НФС, какие там были проекты?
— Ну, во-первых, лотереи. Одна из основных задач Фонда, которую мы ставили, — создание некоего лотерейного пространства на территории страны. Это проект сложный и многоплановый. Раньше, когда "Спортлото" финансировало весь спорт и денежно-вещевые лотереи содержали ДОСААФ и ему подобных, то чтобы получить разрешение на лотерею, нужно было решение Совмина СССР. А когда начался перестроечный развал, то этот процесс просто децентрализовали, отдав Минфину право выдачи лицензий (а у Минфина нет даже штата на это), и Минфин стал раздавать права на проведение лотерей без достаточной проработки. И плюс к тому еще в регионах местные органы стали давать. Но весь фокус в том, что лотерейный бизнес очень строгий: там есть рынок, который имеет определенную насыщенность. Может быть, скажем, 13 электронных лотерей и 30 моментальных — не больше. Но нельзя делать 50 лотерей, потому что идет размывание рынка и никто не получает дохода.
Во всех цивилизованных странах лотереи принадлежат государству. Лотереи ведь не только спортивные бывают. И из этих тридцати надо решать — 10 на спорт, 5 туда, 5 сюда. То есть лотереи принадлежат государству, но оперирует ими какая-то коммерческая структура за процент от оборота. В разных странах по разному — 3-5%, у нас это может быть 15%, не важно. Пять лет мы к этому шли, указом президента была создана Федеральная комиссия лотерей и игр (ФКЛИ), которая контролировала не только объем рынка и распределение этих лотерей (Сысоев Валерий Сергеевич этим занимался), она также упорядочивала выдачу лицензий на казино, создание предприятий по обучению менеджеров. То есть конкретно мы собирались набирать в год 20-25 трлн только на этих процессах. Плюс к этому мы уже вложили около 110 млн. долларов в систему "Рослото". Сейчас киоски его стоят по всей стране. То есть мы создавали единого национального оператора. А потом уже через этого национального оператора все владельцы лотерей проводили бы свои лотереи. Этим убивались разу несколько зайцев: а) контроль со стороны государства; б) исключение возможности невыплаты выигрыша; в) создание четкой структуры. Как только я ушел, в новом составе правительства по инициативе Тарпищева эта ФКЛИ была убрана, потому что я как бы этому был инициатор. Сейчас опять восстанавливают, написали докладную на имя Виктора Васильевича Илюшина о создании Государственной комиссии по лотереям. Тем не менее на полгода момент был упущен, и пока меня не было, никто этим не занимался.
— А когда вас устранили, то лотереи передали в Госкомитет по физической культуре и туризму?
— Но это нонсенс! Лотереи — это вся социальная сфера. И передавать это одной организации, которая преследует узковедомственные интересы, просто глупо. Когда Фонд перестал финансировать "Рослото", оно начало само себя пожирать. Потому что у него на $9 млн оборудования на складах и не на что было его устанавливать, закупать лицензии на торговлю.
— Что за торговля, о чем речь?
— Ну, мы же специально сделали места в киосках под торговлю определенными видами товаров, пока система не наберет обороты. Это так называемый побочный коммерческий оборот. Плюс мы еще продаем места под рекламу. Все это давало возможность спокойно развивать лотерею без всяких всплесков. После этого г-н Стрелецкий принимает решение не финансировать Рохлевского (Юрий Рохлевский, генеральный директор АО "Российские лотереи". — Ъ). А тот в свою очередь не может устанавливать киоски и вынужден платить складские расходы. Он сам себя пожрал. Сейчас он в ужасном состоянии.
— А откуда появилось "Рослото"?
— Мы его создали из двух структур — бывшей "Олимпийской лотереи" и бывшего "Спортлото". Это все указом президента. Тут доля государства, особая система акционирования была введена.
Были проведены переговоры с крупнейшими лотерейными компаниями Запада, особенно с Camelot. Она сейчас лучшая в лотерейном бизнесе. И они готовы были инвестировать в лотерейный процесс ровно столько, сколько инвестировало государство. И тогда "Рослото" было бы с деньгами, оно продолжало бы развиваться, наращивать обороты и т. д. Сегодня состояние ужасное, у Рохлевского нет денег, он еле выживает, кредит не отдается, постановление правительства по капитализации не написано, хотя на момент моего ареста оно было уже практически согласовано. Просто после того как я ушел, никому это стало не интересно.
— Непонятно. Если это перспективный проект, почему его при Стрелецком прекратили финансировать?
— Так ведь надо еще что-то понимать! Они же считают только те деньги, которые в кошельке. Простой пример: с меня потребовали денег. Я денег не дал. Коржаков кричит: "Да он врет, у него денег как грязи". И действительно, по счетам, по балансам у меня $80 млн в "Нацкредите" висит. Но замороженных. И порядок компенсации (по импортным контрактам. — Ъ) в Интурбанке — там около 182 млрд. Но это были не живые деньги, "Нацкредит"-то уже просел. Они баланс дернули — денег много, всем хватит. Раз, Стрелецкий ломанулся туда, а деньги там надо вынимать. Там у нас дебиторка была, векселя и целый ряд финансовых схем, над которыми надо думать.
--------------------------------------------------------
Ценные бумаги Стрелецкий за деньги не считал. Дальше дважды два он не понимает. Он же бывший начальник 7-го отдела. Катал, кидал, ловил...
--------------------------------------------------------
— А что произошло с "Нацкредитом"?
— Там то же самое. Когда сюда Bangkock Bank of Commerce завез деньги (кредит на $84 млн под залог 30% акций банка "Национальный кредит". — Ъ), туда ушли векселя. Векселя были заложены, под эти векселя были получены деньги. Там сложная многоходовая схема, которую в стране знают двое — Бойко и я. То есть Бойко ее разрабатывал, а я развил и реализовал. И то, что сейчас с ней разбираются прокуратура, ФСБ, это просто создали ажиотаж. Вызовут меня, и я им все расскажу, где векселя, как они лежат, зачем лежат и как их в страну вернуть. Сейчас их ищут все, Господи, спросите меня, и я вам все расскажу за 5 минут. Я их уже вернул 37 штук.
А всего было 100 векселей по $1,26 млн каждый. У меня была достигнута в Швейцарии договоренность с президентом ВВС-банка, что он вернет вместо этих векселей 112 млн долларов.
— То есть с дисконтом...
— Да, сейчас они ходят с определенным дисконтированием, где-то по $850 тыс... И был открыт счет scrow на двоих. Я их заводил сюда на счет. На счет Интурбанка, а с прибыли рассчитываться за долги уже с "Нацкредитом". Потому что их в "Нацкредите" растащили бы. И плюс мы уже практически 37 векселей вернули. Мы продали 30% банка "Эффекткредит", еще 9 векселей выручили за долю участия в гостинице на улице Машкова, и часть пошла в обеспечение той кредитной линии, которую дал ВВС-банк. Там была достаточно сложная финансовая схема. Мне надо было в Цюрих вылететь и подписать документы на получение $112 млн. А Стрелецкий мне: "Нечего вам там делать, пусть ваш зам. летит". Но в мире так не принято, там хотят мою подпись видеть. И тогда ВВС-банк снимает со счета scrow $112 млн и переводит их в Канаду. Этим сейчас занимается Интерпол. То же самое происходит с векселями. Мы не успеваем их перевести в "Эффекткредит" и поставить на баланс, и сейчас они уходят посредникам, у которых получить их очень тяжело. Но если меня восстановят председателем совета директоров "Эффекткредита" и "Нацкредита" — тогда, это я гарантирую, в страну вернется около 40 векселей.
— На каком основании вы сейчас занимаетесь этим делом?
— Вокруг ведь есть целый ряд коммерческих структур, которые мы учреждали, и я вроде как от них сейчас этим занимаюсь. Мне самому интересен этот вопрос. Все-таки НФС был крупнейшим клиентом "Нацкредита". Кстати, у нас еще полно других должников. Должно было еще получиться $150 млн по импорту и около 120 млрд рублей по экспорту.
— Это по льготным контрактам?
— Да, по внешнеэкономической деятельности. Но с этой дебиторской задолженностью тоже надо работать. То есть люди, которые везли через нас товары, имеют задолженность перед Фондом. Денег они не возвращают. И с ними никто не работает. А чего возвращать, если там бардак и никто ничего не понимает.
— А что такое Национальная туристическая корпорация?
— Еще один проект, который застрял. Полгода назад вышел указ президента о создании НТК — единой компании на базе Мосинтура и Интурхолдинга, которая на своей поляне объединяла бы возможные туристические интересы...
— Вы были там учредителем от НФС?
— Я был как раз представителем государства. Ничего не сделано за полгода. Указ не завизирован, постановление правительства не выпущено. Тем, кто сейчас руководит фондом, это неинтересно — денег ведь нет живых. Тут кредит висит, векселя, суд с BBC-банком. То есть все эти сферы высокие. Нет денег и неинтересно. Для них существует понятие только одно — "живые деньги". Они не понимают, что такое активы, как ими распоряжаться. Они не понимают таких слов: активы, векселя, обязательства, ценные бумаги...
— На ваш взгляд, реально ли в принципе в нынешних условиях существование НФС? Без льгот, со всеми проблемами, после всех этих передряг?
— Абсолютно реальная организация. Конечно, в той форме, как я задумывал до своего ареста. Была следующая ситуация: вся коммерция, вся финансово-экономическая деятельность уводилась из Фонда. Создавался рядом коммерческий холдинг, финансово-инвестиционная компания "НФС-Россо", и я со всей коммерческой группой переходил туда, оставляя за собой в НФС место первого вице-президента, освобождая место президента для любого спортсмена, который будет выбран туда.
--То есть разделить коммерцию и спорт?
— Ну да, я договаривался, что у меня вот такие-то взаимоотношения с Фондом. Я, когда работал в Фонде, набрал определенный оборотный капитал, я его должен отдать. Вот сроки его возврата. То есть на Фонд приходила бы фиксированная цифра. Допустим, 2 млн долларов в месяц, и уже там спортивная общественность, попечительский совет делили бы эти деньги, но они знали бы, что от деятельности и роста коммерческого холдинга они получают такой-то доход и им выгодно, чтобы эта организация жила, развивалась и т. д. А нам выгодно, чтобы Фонд существовал, потому что через них мы имеем целый набор госпреференций. Все было сделано, "НФС-Россо" была зарегистрирована, но ее похоронили. Все похоронили.
— И что теперь для этого надо сделать?
— Ну, моя задача сейчас очень простая: проанализировать ситуацию по всем структурам, сконцентрировать финансы, опять правильно расставить кадры — все те, которые уволены и знают этот бизнес. Единственное, что мне непонятно, как при возвращении поделить ответственность. За тот период, что я руководил, — я могу отвечать перед ФСБ, перед прокуратурой. У меня чисто там было всегда. У меня могли быть какие-то проблемы на коммерческих фирмах, но в Фонде все всегда было чисто. Что произошло за эти полгода, куда делись деньги? То есть я за все взять на себя ответственность не могу.
— А какие, на поверхностный взгляд, "узкие места"?
— Надо завершить дела по ряду компенсаций. Последний год мы работали не по льготам. С 13 марта мы работали по порядку компенсаций, подписанному пятью структурами: вице-премьер, Минфин, ГТК, Интурбанк и Тарпищев.
— Это компенсации организациям от потери льгот?
— Да, то есть образование убытка. Так давайте черту подведем. Так была образована цифра в 2,3 трлн, а на самом деле пришло 700 млрд. Остальные-то ушли. Куда ушли? Фирмы не отдали арбитражные нам, кто-то там скрылся, что-то по дороге пропало, все должно быть сактировано определенным образом, подведен итог всему льготному процессу. Это для меня обеляющий документ, и для тех же всех государственных структур тоже документ, которым они должны закрыть это дело, а иначе вопрос по Нацфонду будет подниматься каждый раз. Дальше, провести взаиморасчеты с коммерческими структурами, определить сумму их задолженности и реальные сроки отдачи в зависимости от их доходности. Перевести все на "НФС-Россо" и от этого сформировать бюджет НФС, тогда никто не будет задавать вопросы: "А сколько ты зарабатываешь?" Ясно, НФС дает в зависимости от ведения своей коммерческой деятельности сумму от 1,5 до 2 млн долларов в месяц. Ну, сегодня лучше продавалось, завтра хуже. Сегодня банки так, завтра так, доходность ГКО упала.
— Вот сейчас в принципе у вас есть возможности, чтобы как-то нормализовать ситуацию?
— Чисто технологически трудно. Люди же не обращают ни на что внимания. Они сидят там, оккупировались в офисе Интурбанка и не выезжают. С милицией приходить — надо иметь официальный документ. Легко было получить с Сидорова отказ — приехали, запугали ночью человека: семья, пятое, десятое, а он человек, он подписал.
— Вы уже не боитесь таких вариантов?
— Я не то что не боюсь, я и сейчас боюсь, просто тут две причины... Тогда я был голый и сверху — со стороны своих структур, и снизу — со стороны структур определенного толка. Дальше произошли два изменения. Во-первых, меня не оставили в покое. Значит, я понял, что меня будут травить до того момента, пока не доведут до полного истощения. А второе — изменилась силовая ситуация наверху, и мне было хоть к кому-то апеллировать. И вот в этот момент я принял решение.
-------------------------------------------------------
Если бы ситуация не изменилась наверху, я бы, конечно, это решение не принял. Я не камикадзе, и это надо понимать. То есть никто бы тогда не воспринял иск Сидорова, и он, наверное, и до суда бы не дошел живой, понимаешь?
-------------------------------------------------------
— Вам не кажется, что криминальный налет, которым уже достаточно долго покрыт НФС, помешает его восстановлению?
— Это понятно — один человек убит, было нападение на меня. Я сказал: Фонд криминализован, на этом все держится, потому что все идет на силовом давлении. Раньше это было милицейское давление... Я уверен, что это связано определенными преступными интересами.
Поэтому тем более надо подвести черту, отчитаться — то, что мы и планировали сделать. Подвести черту льготной теме, обозначиться на новой коммерческой структуре, произвести изменения в руководстве. Чтобы устранить нелегитимность, допустим, поставить меня президентом и тут же прямо на этой конференции переизбрать, ввести ревизионную комиссию и еще решить целый ряд проблем.
А самое главное — уйти от растаскивания. Остановить растаскивание Фонда, которое все еще идет.