В Зимнем дворце открыта выставка "Французский плакат и декоративная графика конца XIX века". Плакаты, рекламные объявления, декоративные панно призваны на замену уехавшим в Амстердам на временную выставку вещам из постоянной экспозиции. Из скромности про эту выставку даже не объявили. КИРА ДОЛИНИНА считает, что скромность оказалась ложной.
Есть выставки как выставки: долго готовящиеся, с шикарными каталогами, многоречивыми в них статьями, помпезным вернисажем, громкими именами гостей и хвалебными статьями в прессе. А есть выставки как повседневная работа: одни вещи уезжают на гастроли, а их место занимают другие. Иногда это всего несколько залатанных дыр в экспозиции и на них никто надежд и не возлагает. Но иногда из музейных фондов вынимают коллекцию, способную рассказать свою, совершенно особенную историю.
Нынешняя история — на редкость внятная, она про расцвет французского плаката. Про то время, когда плакату в нашем понимании было от роду всего пара десятков лет. Отцом его считается Жюль Шере — в конце 1860-х он наводнил Париж плакатами (по-русски их скорее назвали бы "афишами"), рекламирующими спектакли, выставки, театры, кабаре, антрепризы и различные товары. Его работы были настолько своеобразны и узнаваемы, что довольно скоро в глазах зрителя приобрели черты нового жанра. Легко считывалась и его формула: на плакате a la Шере должен был быть яркий, но не заглушающий основное действие фон, крупная женская фигура на первом плане, пляшущие буквы самых немыслимых шрифтов и какая-то общая повышенная двигательная активность всего изображения. При этом предмет рекламы был не так уж и важен: сообщая городу и миру о новом спектакле, новом ресторане, новом мыле или очередных скачках, на плакатах Шере в обязательном порядке дамы двигали ручкой, ножкой, попой, вздымались юбки, трепетали собачки и веера, развевались шарфы и перья на шляпах, крутились колеса велосипедов и били копытом лошади.
Исследователи считают, что главным козырем Шере был переход от принятой до него лубочно-карикатурной стилистики рекламных листовок к ироничному пассеизму, отсылающему в век рококо, который и оправдал принадлежность плаката к высокому искусству. И восхождение это было стремительным. Мало того, что в этом жанре отметились действительно великие (одного Тулуз-Лотрека хватило бы), но чрезвычайно быстро плакат сам стал объектом экспонирования, коллекционирования и даже охоты.
Основная масса работ на выставке относится к 1890-м годам. Заветы Шере живы, но значительно переработаны. Анри Тулуз-Лотрек позволяет своим моделям сидеть истуканами, Альфонс Муха упражняется с фоном, порой затмевающим изысками основную фигуру, Анри-Габриэль Ибель путает зрителей, выводя на первый план афиши выставки актеров Комедии дель Арте, а Теофиль-Александр Стейнлен, о ужас, всем манерным дамам на своих плакатах предпочитает кошек. Здесь же иные изводы "функционального" эстампа — манерные декоративные панно Эжена Грассе, предназначенные для прикрывания оскорбляющих глаз пустых стен, обложки и фронтисписы книг и журналов. Пуристы, глядя на это пиршество красок и оборок, начнут ворчать про не всегда идеальный вкус. Но это правила игры — рекламе излишний эстетизм почти что противопоказан. Зато и самому плакату, и выставке про него строго показана публика.