Петербургские актеры заговорили на языке Мольера. Заставил их сделать это режиссер Александр Баргман, объединивший в спектакле "Смешные поневоле" две одноактные пьесы французского комедиографа — "Брак поневоле" и "Смешных жеманниц". Премьеру театра "Приют комедианта" смотрела ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Год России во Франции и Франции в России едва начался, а в "Приюте комедианта" к нему готовы с первой же премьеры. Пролог "Смешных поневоле" играют на школьном французском. Франкофонов в зале, понятно, мало. Русскоязычная публика успевает разволноваться и успокоиться: эти лингвистические шалости в переводе не нуждаются. Просто бедная актерская труппа Маскариля (Роман Агеев) собирается пропустить по стаканчику в собственную честь, тем более имеется (и даже зачитывается) рецензия из самой Figaro. Маскариль был одной из коронных ролей самого Мольера, но в данном случае знать это столь же приятно, сколь и необязательно.
Как сказано в программке, действие происходит в XX веке, в послевоенной Франции. Из того же источника можно узнать, что постановщики используют "блестящие комические зарисовки" Мольера "как повод для более серьезной театральной игры". Это очень условная послевоенная Франция. Относительно игры посерьезнее Мольера — это то еще утверждение. Но именно игра составляет единственное содержание этого спектакля.
В первом действии играют по мотивам "Брака поневоле". Сганарель (Геннадий Алимпиев) — карикатурный парижанин в берете и костюме в полосочку — появляется на сцене под "медленный французский танец "Изабель"". Спектакль переходит на русский язык: переводы Мольера здесь смешаны с текстами "от себя". Сганарель, напомним, собирается жениться на молодой девушке, но опасается стать рогоносцем. В "Приюте комедианта" за советом он обращается даже к железной корабельной трубе. Сценограф Эмиль Капелюш перекинул через сцену подвесной мост, поставил на заднем плане лопасти водного колеса, по стенам повесил изъеденные ржавчиной металлические листы.
Актеры играют по нескольку ролей и откровенно "выглядывают" из-за своих криво надетых бород, а заодно и персонажей. Чемпион здесь актер Александринского театра ("Смешных" играет сборная команда актеров из разных театров) Виталий Коваленко, играющий полдюжины ролей плюс успевающий покричать чайкой. Фарсовые, цирковые ноты подчеркиваются присутствием на сцене актеров-близнецов Григория и Павла Татаренко. Они играют молодых цыган, братьев Изабель в "Браке поневоле" и неудавшихся женихов в "Смешных жеманницах".
Перед антрактом, в финале "Брака" Маскариль довольно неожиданно кидается в монолог, содержащий рефлексию по поводу актерского творчества, который, видимо, должен заставить зрителей устыдиться своей черствости. Но никакого сочувствия фарсовые герои "Смешных" все же не вызывают. В них нет боли. Но они и впрямь довольно смешны. Причем и в рассуждении обличения общественной морали тоже.
"Смешные жеманницы" начинаются с пластического этюда под томный шансон французского востока "Элиза". Мадлон (Марина Солопченко) двигается как марионетка, Като (Анна Вартаньян) томно плывет в тягучей восточной пластике. Они хлещут какие-то успокоительные капли и абсент. Абсентом же глушат бдительность своего отца и дяди Горжибюса (Геннадий Алимпиев). Истинные мотивы их нежелания выходить замуж начинают обретать какие-то запретные черты. Нескоро "Жеманницы" из тумана смутных намеков возвращаются к четкости мольеровского сюжета.
Зацепкой для комического этюда здесь может стать любое слово. Фантазия постановщиков оказывается безгранична. Как ни печально, в этом-то и состоит главная проблема: каждый трюк сам по себе неплох, но закон соединения этих трюков в спектакле не определен. Поставлены "Смешные поневоле" при этом с оперным размахом — идут почти четыре часа. На такой дистанции буффонные скорости прямо скажем, успевают надоесть. Актер Александр Баргман, в последние годы сделавший немало удачных режиссерских работ, в этом спектакле, попросту говоря, соткал затейливую театральную ткань, но костюма из нее не сшил.