Как режиссер Вернер Херцог собирается руководить жюри Берлинского кинофестиваля
В мире кино Вернер Херцог — наряду с Вимом Вендерсом и Фолькером Шлендорффом — принадлежит к числу самых известных режиссеров Германии. По странному стечению обстоятельств все трое предпочитают жить и работать за рубежом. Поэтому их возвращение на родину всегда отмечено каким-либо знаменательным событием, на этот раз — 60-летним юбилеем Международного Берлинского кинофестиваля (11-21 февраля) По этому случаю Херцог не только приехал в Берлин, но и возглавил фестивальное жюри
— Господин Херцог, с возвращением на родину!
— Действительно, я редкий гость в Германии. Снимаю по всему миру, а родиной уже давно считаю Америку.
— Как это понимать?
— Дело не в том, где ты родился, а в том, что ты подразумеваешь под этим понятием. Для меня родина связана с домом и семьей. А они у меня вот уже десять лет как в Америке.
— Когда вы работали с Николасом Кейджем над "Плохим лейтенантом", он рассказал, что съемки были "замечательным и преприятным времяпровождением из-за размеренного темпа работы". И это несмотря на то, что Кейдж — в очередной раз — играет слабовольного и буйного персонажа, стоившего ему трудоемкой подготовки.
— Он так говорил? Похоже, что не только Кейдж нашел моего "Лейтенанта" "приятным" проектом. Продюсеры картины были тоже в полном восторге. Особенно когда при подсчете расходов на фильм обнаружили, что я потратил на два миллиона меньше, чем полагалось. Теперь они бегают за мной по пятам и лезут целоваться, изъявляя свою любовь и готовность работать.
— А вы им не верите?
— Я никому не верю. Меня нелегко одурачить или соблазнить каким-либо проектом. Более того, я никогда их сам не ищу. Они находят меня, водворяются на моей кухне, оседают на столах и подоконниках, мусорят на мой пол. Но пока я все сам не проверю — никогда не соглашаюсь на работу, даже не двинусь с места.
— Не слишком ли тяжело жить с такой установкой?
— Наоборот, гораздо легче. Мне ведь не нужно все знать. Меня заботит лишь то, что интересует. В отличие от многих моих коллег я не живу сомнениями и тревогами. А кто не сомневается и умеет быстро принимать решения, тот живет, на мой взгляд, легче. Какова, например, формула успеха известного режиссера?.. Он должен быть атлетом! Выносливым и сильным! Все, что кинокритики называют "психоанализом" и "работой мозга", я бы назвал ненужными разглагольствованиями их возбужденных мозгов. Настоящий режиссер не знает сомнений. Обратите свой взор хотя бы на Голливуд. Тарантино, Спилберг, братья Коэн — да разве смогли бы они быть успешными, если бы у них не было железных нервов? Многие мировые режиссеры были "атлетами", в нашей среде их встретишь гораздо чаще, чем среди художников, музыкантов или писателей.
— Теперь припоминаю, откуда ваш спортивный лексикон. В юности вы занимались профессиональным спортом?
— Горными лыжами и всегда мечтал быть чемпионом мира! Однако моим максимальным успехом могло лишь стать вступление в национальную сборную, но до этого не дошло. Несчастный случай близкого друга остановил мои спортивные амбиции, и с тех пор я близко не подхожу к лыжам. А вот для режиссерского ремесла моей спортивной подготовки хватило вполне.
— То есть когда ваша спортивная карьера не состоялась, вы уже знали, что будете снимать фильмы?
— Абсолютно верно! Уже в 14 лет я жил в полной уверенности, что стану режиссером. В школьные годы я по ночам работал сварщиком на сталелитейном заводе, чтобы заработать деньги на свои первые фильмы. В институтах и киношколах я никогда не обучался. На мой взгляд, они только портят талант и ослабляют здоровый организм. После них выходят неуверенные в себе и сомневающиеся типы. Я же предпочел 10 лет проработать ассистентом режиссера, где и научился основам киноремесла.
— Похоже, что судья из вас выйдет тоже "атлетичный". Стоит ли вашим коллегам готовиться к долгим марафонам?
— Думаю, что к марафонам придется готовиться мне. Я ведь по своему складу практик и не привычен к обсуждению работ своих коллег. Мои будни состоят из съемок, а не из просмотра чужих фильмов. В кино я, наверное, хожу два-три раза в год. А во время работы над "Плохим лейтенантом" я и вовсе туда не заглядывал.
— Как же вы осилите просмотр более 20 лент за 10 фестивальных дней?
— Я утешаю себя мыслью, что режиссер учится не только из жизни, но и из плохих работ своих коллег. Таким образом, думаю о своей работе в жюри как о периоде самообучения и самопознания, на которые не хватает времени в будни.
— Ваш первый фильм "Знаки жизни" вы показали именно на Берлинале и получили высшую награду. С тех пор прошло почти 38 лет.
— К наградам, почестям и ковровым дорожкам я равнодушен. Они нужны для вас, журналистов, для зрителей и для продюсеров. Берлин является для меня современным центром немецкого и мирового кинобизнеса. На фестивале заключаются сделки, которые по объему бюджета и прибыли могут лишь сравниться с Каннским, хотя не в буквальном смысле. Ведь в Канне климат и атмосфера такие, что люди там практически отдыхают. В Берлине им приходится тяжело работать.
— Но как же вы будете присуждать награды, если сами равнодушно к ним относитесь?
— Так ведь не я один буду их присуждать. У меня будут отличные и талантливые коллеги, многие из которых гораздо привычнее к подобным процедурам, чем я. Да и к тому же представление о председателе-диктаторе, в полномочия которого входит сказать последнее слово во время обсуждения претендентов на награды, я считаю заблуждением. Все происходит значительно прозаичнее. Сначала выдвигают одни фильмы, потом спорят о других, а приз получает тот, которого сначала даже серьезно не принимали. У меня ведь сейчас такое же состояние, как у вас! Я нахожусь в неведении и ожидании. Но в отличие от вас, журналистов, я и не занимаюсь гаданиями. Я просто наблюдаю и говорю: "Кто придет первым к финишу, покажут гонки!"