На Малой сцене Александринского театра режиссер Олег Еремин поставил спектакль под лабораторным названием "Вампилов. Пьесы". За попыткой сообщить классике XX века актуальный формат следила ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Экспериментальные работы молодых режиссеров Александринка, как и прежде, показывает в историческом здании, на уровне пятого яруса. Предписанная им современная сцена во дворах Фонтанки до сих пор не построена. "Вампилов. Пьесы" — второй спектакль режиссера Олега Еремина, сделанный над уровнем императорской сцены. Он дебютировал здесь постановкой "Муха" по одноименному стихотворению Бродского и "Мухе-цокотухе" Чуковского. На этот раз под объединение попали сам Александр Вампилов и его недописанный герой из пьесы "Несравненный Наконечников", найденной на столе драматурга после его гибели.
Когда публику партиями привозят на лифте на Малую сцену, автор Наконечников уже в зале. Сцена отсечена белым экраном. На него транслируется цитата из "Исповеди начинающего", довольно сатирического вампиловского психологического этюда: "Человек, раз напечатавший где-нибудь рассказ или стихотворение, уже никогда не остановится писать. Это невозможно, так же как невозможно дураку перестать валять дурака". Этот текст действительно мог бы стать исповедью Наконечникова, парикмахера, случайно решившего стать драматургом. Там есть и слова про ненависть к тем, кто толкнул его на это дело, и определение писательства как болезни. А в театре эту болезнь даже не обязательно трактовать как графоманию.
Постановка Олега Еремина, начинающаяся как клинический анализ проблем авторства — не в юридическом, а в психологическом, понятно, смысле, — в итоге никаких ответов не дает. И что еще хуже, тему не развивает. А как-то исключительно запутывает. Аутичный парикмахер, чуть не впервые услышавший от заезжего певца, что есть такое дело — пьесы сочинять, в спектакле c ходу становится автором двух вампиловских текстов. В истории литературы нечто подобное, предположим, было бы возможно. Только для театра это имеет мало смысла.
Впрочем, "Вампилов. Пьесы" — постановка, не лишенная доли обаяния. В ней есть и доведенная до фантасмагории нота трагизма, и нелепости обыденной жизни. И концентрированный до притчевости быт. Красивые метафоры. Автор Наконечников заливает в стеклянные объемы какие-то реактивы, погружает в прозрачный раствор бумагу, и на белых чистых листах проявляются четкие портреты конкретных людей, актеров, занятых в спектакле. Все герои постоянно просят пить, им не хватает жизни. Но концы с концами в "Вампилове" все же не сходятся. Вместо заявленного анализа — нарастание симптомов.
Спектакль состоит из трех частей. Первая — "Наконечников". Белое, клиническое пространство парикмахерской (сценография Александра Мохова). Замечательно аутичный парикмахер Наконечников (Андрей Матюков) и врывающийся сюда безумный мир. Пришедший побриться Лохов (Виктор Смирнов) со складной табуреточкой на шее и бумажным пакетом на голове. Роль Виктора Смирнова — отдельная удача, из скопления абсолютно бытовых, даже грубых деталей у этого актера получается собрать даже не гротескный, а какой-то сюрреалистический образ. Певец Эдуардов (Владимир Колганов), c фарсовым задором скрывающийся от поклонницы (Елена Зимина). В окружении этих людей парикмахер Наконечников становится драматургом не из-за желания славы или денег, а потому что не то чтобы понимает, а именно вдруг узнает, что мир можно не только наблюдать, лучше сочинять свой (то есть вампиловский).
Часть вторая — "Дом". Сцена распахивается вглубь. Елена Немзер и Семен Сытник играют "Дом окнами в поле" на покачивающемся и хлюпающем в воде помосте. Деревенский хор за окном оказывается ансамблем вурдалаков из парикмахерской, лешими в бигуди.
Часть третья — "Роща". Сцена раскрывается еще больше. "Воронью рощу" играют в черном, беспросветном пространстве. Где за крошечным окном-бойницей открывается тьма и надрываются вороны. В центре сцены — кровать. Под ней груда булыжников. Понятно, Баохин (Аркадий Волгин) будет здесь не просто выяснять отношения с родственниками, для него в абсолютной безжизненной пустоте пришло время собирать камни. Сцена с Лоховым (Виктор Смирнов) сделана психологически очень убедительно. Но отличная актерская игра сослужила здесь постановщику — начинавшему свой спектакль не о героях, а об авторе — недобрую службу. И слишком наглядно показала, что просто переместить героя в другую среду, подчеркнуть с помощью сценографии философию пьесы — мало. Как мало в театре сказать про героя, что он автор. На сцене интересно увидеть, что его к этому привело. В спектакле господина Еремина получается, что привел к этому просто открывшийся факт существования такой профессии.
Финалов у спектакля, как водится, два. На последних репликах "Рощи" сцена раскрывается на предельную глубину — автор Наконечников теперь сидит визави с залом. Но после полного затемнения мы опять возвращаемся к началу. На фоне белого экрана, в белой простыне сидит недобритый, c одной намыленной щекой Лохов. Наконечников бросает его и с криком "Я драматург" и опасной бритвой в руке уходит в литературу. По- хорошему, надо было бы и по горлу клиента полоснуть. Одним махом можно было бы и с прошлым порвать, и определить свои отношения с реальностью.