Душа согласно прейскуранту

150 лет назад, в 1860 году, в Российской империи полным ходом шла подготовка крестьянской реформы, которая предусматривала прежде всего освобождение крепостных. Именно поэтому процветавший всего годом ранее выкуп крестьян на волю практически прекратился — и тем самым в России фактически завершилась торговля людьми. Правила купли-продажи крепостных и их цена менялись много раз. В 1782 году, например, годовалая девочка оценивалась в 50 коп., что было дороже свиньи, но дешевле старой лошади. Дороже всего стоили повара, парикмахеры и иные мастера своего дела, а также те, кого продавали в рекруты. Так что торговля будущими солдатами превратилась в отдельный и самый доходный сегмент человеческого рынка.

Бессменные жильцы и тяглецы

Хотя торговля людьми в России к началу XIX века была делом обычным и обыденным, она вызывала у людей просвещенных чувство некоторой неловкости. Отказаться от крепостных, которые составляли главную движущую силу любого дворянского хозяйства, было решительно невозможно. Ведь не только состояние, но и вес человека в обществе оценивался не столько по чину и доходам от службы, сколько по десятинам земли и ревизским душам, которыми он владел. С другой стороны, владение христианами как скотом в глазах европейцев было архаической дикостью. И чтобы оправдать отечественные порядки, русские ученые мужи придумывали способы оправдания порядков крепостных.

К примеру, М. Грибовский, доктор обоих прав, как он подписывал свои сочинения, в трактате, посвященном любимцу императора Александра I, графу А. Аракчееву, предложил концепцию, позволяющую русскому благородному сословию избежать обвинений в дикости и работорговле. Он писал, что в Российской империи продаются не души и не люди. Предметом торга является обязанность крепостного человека служить своему господину, а его бессмертная христианская душа не имеет к этому решительно никакого отношения.

Кроме того, тот же Грибовский предложил еще одно объяснение для оправдания крепостного права. Он уподоблял крестьян малым детям, которым мудрый родитель до достижения расцвета сил и ума не дает воли совершать поступки по своему разумению. Так что в освобождении крестьян из их природного крепостного состояния не находилось решительно никакого смысла.

И в этой исконности и старости права на владение людьми и заключалась главная идея доктора обоих прав. Ведь то, что шло с дедовских времен, проверено и прочно, а любые попытки перемен могут привести к самым печальным последствиям. Грибовский исследовал летописи и рукописные источники русского права и обнаружил, что с древнейших времен на Руси велась торговля рабами, в число которых входили главным образом пленники и несостоятельные должники. В число последних, кстати, входили воры, которые не могли возместить стоимость украденного, а также вольнонаемные работники, которые бежали от хозяина и не могли компенсировать нанесенный побегом ущерб.

Если пленных превращали в рабов по праву победителей, то у банкротов существовал выбор, каким способом рассчитываться за невозвращенный долг. Можно было выговорить рабство на определенный срок, а можно было и трудиться на своего хозяина до тех пор, пока тот не решит, что долг полностью выплачен. Однако нередко несостоятельные должники пытались сторговаться и отдать в вечное рабство кого-то из членов семьи, чаще всего детей.

Число рабов в хозяйстве рачительных русичей умножалось как за счет их естественного размножения, так и путем правильного применения действующего законодательства. Так, любой человек, женившийся на рабыне без дозволения и выкупа ее у хозяина, сам превращался в раба.

Однако правила, распространявшиеся на рабов, которые стали именоваться холопами, не имели никакого отношения к крестьянству, закабаление которого произошло значительно позже. Еще много веков земледельцы могли сначала свободно, а затем и с ограничениями менять место жительства и тем самым землевладельца, на пашне которого они работали. Прикрепление крестьян к земле произошло лишь в царствование последнего Рюриковича — сына Ивана Грозного Федора Иоанновича.

"Прикрепление крестьян к земле,— писал профессор Московского университета И. Беляев,— последовало около 1591 г.: оно было принято как средство против излишнего отягощения крестьян казенными податями, но, в свою очередь, породило новую болезнь в русском обществе — крепостное состояние между крестьянами. Крестьяне, прикрепленные к земле, еще оставались самостоятельными членами русского общества, полноправными гражданскими лицами, и все различие их тогдашнего положения от прежнего состояло в том, что они потеряли право перехода с одной земли на другую и, как они сами выражались тогда, сделались бессменными жильцами и тяглецами раз занятой ими земли. Но это первоначальное, по-видимому, незначительное изменение в быте крестьян открыло путь к новым изменениям, которые и не замедлили развиться в продолжение XVII столетия к явному стеснению прежних крестьянских прав и распространению прав землевладельческих. Землевладельцы в течение этого времени мало-помалу приобрели сперва право переводить крестьян с одной своей земли на другую свою же землю, потом получили право переселять крестьян своей земли на земли других землевладельцев по договорам с ними, далее — право обращать крестьян в дворовые и, наконец, важнейшее право продавать крестьян без земли. Тем не менее закон еще резко отличал крестьян от холопов, и крестьяне, живя на владельческой земле, пользовались по закону правами личности и собственности".

Безгранично зависимые

Полное закабаление крестьян произошло лишь в конце царствия Петра I, во время первой переписи населения — первой ревизии 1718-1727 годов.

"Болезнь крепостного состояния,— писал профессор Беляев,— медленно развивавшаяся с прикреплением крестьян к земле, наконец с первой ревизией быстро пошла вперед. Первою ревизией Петр Великий за один раз поравнял крестьян, членов русского общества, с полными холопами, составлявшими частную собственность своих господ. Нет сомнения, что Петр Великий этою важною решительною мерою не думал развивать рабство в России, а, напротив того, желал и бывших уже рабов из безгласной частной собственности поднять в финансовом отношении до значения членов русского общества: он повелел занести в ревизию в одни списки и холопов, и крестьян и обложил их одинаковою подушною податью и рекрутскою повинностью и, таким образом, составил один нераздельный класс податных членов русского общества. Но эта важная мера, в основании своем способная впоследствии излечить русское общество от болезни развивавшегося крепостного состояния, породила совсем противоположный результат: самый платеж подушной подати перенесен был на помещиков, так как с полных холопов, по закону не имевших собственности, и взять было нечего".

Процесс продолжила дочь Петра I — императрица Елизавета Петровна:

"Вследствие этого по второй ревизии при Елизавете Петровне положено было правилом, чтобы всех вольных людей, не имевших возможности записаться в цех или гильдию, записывать за кого-либо в крепость единственно из платежа подушной подати,— продолжает профессор Беляев.— Таким образом, крепостное состояние развилось в огромных размерах и не ограничивалось припискою к одним землевладельцам, а напротив, каждый дворянин, хотя бы вовсе не имел собственной земли, мог иметь крепостных людей, только бы принимал платеж за них подушной подати. Впрочем, и в царствование Елизаветы Петровны крепостное состояние было еще не в полном развитии, ибо владение крепостными людьми и землею тогда еще условливалось службою владельцев государству и владелец-дворянин, уклоняющийся от службы, терял право на владение: его имение отбиралось в казну".

Елизавета Петровна внесла и другие новшества в законодательство о владении и торговле людьми. Так, с давних времен русским оружейникам, числившимся за Оружейной канцелярией, разрешалось покупать до пяти крепостных каждому. Эта мера помогала решить проблему кадров на оборонном производстве. Оружейных заводов в современном смысле этого слова не существовало, и каждый мастер, к примеру, в Туле изготовлял свои части пистолетов или ружей в своей домашней мастерской. Крепостных им разрешалось покупать потому, что иного способа снабдить их дармовыми подмастерьями не существовало. Мастера же использовали ситуацию в свою пользу. Подготовив из купленного юноши себе замену, они сдавали его для дальнейшей работы вместо себя в оружейное ведомство, а сами, получив освобождение от казенных работ, могли записаться в купцы. В 1760 году подобные вольности были запрещены. Но настоящий человеческий рынок в Российской империи сложился лишь после кончины дщери Петровой. Профессор Беляев констатировал:

"Полное развитие крепостного права и совершенное обращение крестьян и вообще крепостных людей в безграничную, безгласную частную собственность последовало при Петре III-м и Екатерине II-й вследствие манифеста от 18-го февраля 1762 года и жалованной дворянству грамоты от 21-го апреля 1785 года, по которым дворяне освобождены от непременной службы государству и с тем вместе получили подтверждение права приобретать недвижимые населенные имения и крепостных людей на праве полной собственности. К тому же некоторыми указами Екатерининского времени крепостные люди поставлены были в такую полную и безграничную зависимость от помещиков, что даже потеряли право приносить жалобы на владельческие притеснения: закон как бы вовсе отступился от крепостных людей и предоставил их совершенному и безграничному произволу владельцев".

Сколько же стоили в ту пору люди?

"В царствование Екатерины,— писал академик В. Ключевский,— еще больше прежнего развилась торговля крепостными душами с землей и без земли; установились цены на них — указные, или казенные, и вольные, или дворянские. В начале царствования Екатерины при покупке целыми деревнями крестьянская душа с землей обыкновенно ценилась в 30 руб., с учреждением заемного банка в 1786 г. цена души возвысилась до 80 руб., хотя банк принимал дворянские имения в залог только по 40 руб. за душу. В конце царствования Екатерины вообще трудно было купить имение дешевле 100 руб. за душу. При розничной продаже здоровый работник, покупавшийся в рекруты, ценился в 120 руб. в начале царствования и в 400 руб.— в конце его".

Эти приблизительные оценки сделаны Ключевским веком позже — по всей видимости, на основе газетных объявлений и мемуаров. Однако сохранились и точные сведения о цене крестьян в екатерининскую эпоху. В 1782 году по требованию капитана второго ранга Петра Андреевича Борноволокова была произведена опись имущества его несостоятельного должника — капитана Ивана Ивановича Зиновьева. Чиновники скрупулезно записали и оценили все — от ветхого помещичьего дома до утвари, живности и крестьян.

"В Чухломской округе в волости Великой Пустыне в половине усадьбы Мальцовой...

В оном дворе скота: мерин рыжий, летами взрослый, по оценке 2 рубля, мерин пегий 12 лет, по оц. 1 руб. 80 коп., мерин чалый 9 лет — 2 руб. 25 коп., мерин рыжий 5 лет — 3 руб. 50 коп., кобыла вороная, летами взрослая — 75 копеек; кобыла чалая, летами взрослая — 95 копеек. Рогатого: 6 коров, каждая корова по 2 рубля 10 коп., по оценке на 12 руб. 60 к., 7 подтелков, каждый по 25 копеек, по оценке 1 руб. 75 коп.; 10 овец, каждая по 40 к., по оценке на 4 руб.; 9 свиней, каждая по 20 коп., на 1 руб. 80 к. Птиц: гусей 3, по оценке 75 коп.; кур индейских 2, петух 1, по цене 75 коп., уток 2, селезень 1, каждая по 7 копеек; кур русских 15, петухов два, каждые по 2 коп. с половиною, на 45,5 коп.

На том дворе амбар хлебный, крыт по бересту драницами, по оценке 1 руб. 50 коп.; в нем разных родов хлеба: ржи 5 четвертей, по оценке 4 руб. 80 коп., пшеницы 1 четверть — 2 руб., овса 6 четвертей — 4 руб. 80 коп.".

Подробнейше оценили и всех крепостных капитана Зиновьева:

"Во оном дворе дворовых людей: Леонтий Никитин 40 лет, по оценке 30 р. У него жена Марина Степанова 25 лет, по оценке 10 рублей. Ефим Осипов 23 лет, по оценке 40 р. У него жена Марина Дементьева 30 лет, по оценке 8 рублей. У них дети — сын Гурьян 4 лет, 5 рублей, дочери девки Василиса 9 лет, по оценке 3 р., Матрена одного году, по оценке 50 к. Федор 20 лет по оценке 45 руб. Кузьма, холост, 17 лет, по оценке 36 рублей. Дементьевы дети. У Федора жена Ксенья Фомина 20 лет, по оценке 11 рублей, у них дочь девка Катерина двух лет, по оценке 1 руб. 10 к. Да перевезенный из Вологодского уезда из усадьбы Ерофейкова Иван Фомин, холост, 20 лет, по оценке 48 рублей. Девка Прасковья Афанасьева 17 лет, по оценке 9 рублей.

Во оной усадьбе Мальцове крестьян: во дворе Июда Матвеев 34 лет, по оценке 24 руб. 50 коп. У него жена Авдотья Иванова 40 лет, по оценке 4 руб. 25 коп. У них сын Лаврентий 4 лет, 1 руб. 60 коп. Дочери: девка Дарья 13 лет, по оценке 4 рубля, Татьяна 9 лет, 3 руб. 70 коп. Да перевезенный из Белозерского уезда из деревни монастырской, во дворе, Василий Степанов 25 лет, крив, по оценке 18 руб. 40 коп. У него жена Наталья Матвеева 40 лет, по оценке 3 руб. 50 коп. У них дети, сыновья: Григорий 9 лет, по оценке 11 руб. 80 коп., Федор 7 лет, по оценке 7 руб. 90 коп. Да оставшийся после умершего крестьянина Никиты Никифорова сын Григорий 13 лет, по оценке 12 руб. 25 коп.".

Столь низкие цены, возможно, объяснялись тем, что волость была захолустной, а деревня — захудалой. Но очевидно, что такой порядок цен существовал во всей российской глубинке. В столицах и крупных городах, где оборачивались крупные капиталы, цены на крепостные души стояли гораздо выше. Причем цена крепостного зависела от рыночной ситуации и потребительских качеств товара.

Так, очень дорого, в несколько тысяч рублей, ценились искусные повара. За опытного куафера, парикмахера, запрашивали не менее тысячи. Особой статьей были крепостные, склонные к торговле. Владельцы обкладывали их значительным оброком, и некоторые из этих торговых мужиков приносили дохода не меньше, чем большое поместье. Один из таких молодцев вспоминал, что крепостное состояние его не только не тяготило, но и помогало в делах. Знатный барин с большими связями служил неплохим прикрытием от набегов мелкого чиновничества. Но когда оброк стал непомерно отягощать его, отнимая оборотные средства и разрушая торговлю, он решил выкупиться и предложил за свою свободу 5 тыс. руб. На что получил ответ: "И думать забудь".

История отечественной коммерции знала случаи, когда крепостные торговцы выкупали себя с семьями за умопомрачительные суммы — 25 тыс. руб. и выше. За эти деньги можно было купить весьма значительное по количеству душ имение. Так, крепостной С. Пурлевский в воспоминаниях писал, что в конце царствования Екатерины II испытывавший нужду в деньгах владелец его родного села князь Репнин предложил крестьянам отпустить всех на волю с землей, если они соберут по 25 руб. за каждого живущего в селе человека. Крестьяне подумали и отказались. А потом горько сожалели об этом. Четверть века спустя один из следующих владельцев запросил с крестьян разом в обмен на отмену податей на десять лет 200 тыс. руб. Таких денег у крестьян не было уже точно, и барин получил деньги в Дворянской опеке, заложив село. Как оказалось, душу оценили в 250 руб., а после полного расчета вышло, что каждый крестьянин в погашение долга должен за те же десять лет помимо податей выплатить по 350 руб. А еще через три десятилетия Пурлевскому за выкуп на свободу сына пришлось заплатить 2,5 тыс. руб.

Мемуаристы вспоминали, что способы продажи людей разделялись на домашние и ярмарочные. В первом случае покупатель сам приезжал в дом или имение продавца и на месте решал все вопросы купли-продажи, которая затем регистрировалась в соответствующих государственных канцеляриях с выплатой пошлины в несколько рублей за каждого проданного. Если же продажа осуществлялась оптом или покупателей по объявлению не находилось, приглашался специальный маклер, отправлявшийся с товаром на рынок или, если хотел получить больший барыш, на ярмарку, нередко на Нижегородскую.

Только с воцарением Александра I на торговлю людьми начали накладывать некоторые ограничения. Так, в 1801 году император запретил публиковать в газетах объявления о продаже людей. Но рекламоносители и рекламодатели тут же нашли выход: в объявлениях стали писать о сдаче крепостных в аренду. А в 1808 году прекратились продажи людей на ярмарках.

Дальнейшие ограничения пришлись на эпоху Николая I. В 1833 году было запрещено разлучать при продаже семьи. Затем покупку крестьян запретили безземельным дворянам. А в 1847 году крестьяне получили право покупать себе волю, если их владелец обанкротился.

Покупные служилые

Однако, как бы ни менялась ситуация и какие бы ни происходили изменения цен и законодательства о продаже людей, в одном сегменте русского человеческого рынка наблюдался неизменный и высокий спрос на живой товар. Причем периоды всплеска спроса совпадали с очередным рекрутским набором новобранцев в армию. Русский военный теоретик и историк генерал А. Свечин так описывал этот процесс:

"В годы мира набор рекрут достигал в среднем 80 тыс. человек. Возраст рекрут должен был быть между 21 и 30 годами. Из семи крестьян, достигавших призывного возраста, на военную службу в среднем попадал один; так как срок военной службы достигал 25 лет, то одна седьмая мужского крестьянского населения безвозвратно пропадала для мирного труда и гражданской жизни. Чтобы реже беспокоить население глубоко волновавшими его рекрутскими наборами, Россия была разделена на восточную и западную половины, поставлявшие, чередуясь, всю годовую потребность в рекрутах. Набор рекрут происходил в устрашающей обстановке и сопровождался злоупотреблениями. Принятым рекрутам для затруднения побега брились лбы или затылки, как каторжникам; на каждого взятого рекрута брался еще один подставной, т. е. заместитель на случай побега рекрута или браковки его военным начальством; рекруты и подставные отправлялись с таким же конвоем, как арестанты".

При этом все подпадавшие под рекрутский набор, несмотря на уровень состоятельности, пытались откупиться от него — купить вскладчину рекрутский билет, освобождавший от воинской повинности, или человека, готового идти на службу вместо тех, кому предстояло тянуть жребий. И то и другое обходилось весьма недешево. И некоторые полководцы и вельможи предлагали разнообразные проекты для изменения ситуации.

"В 1732 году,— писал историк С. Соловьев,— подано было в Кабинет мнение, как видно от Миниха, о порядке сбора рекрут. Автор записки говорит, что в настоящее время набор делается таким образом: велено, например, набрать 16 000 человек; эти 16 000 разделяются на провинции и губернии по пропорции душ мужского пола, и приходится на 320 душ поставить одного рекрута; 320 человек крестьян соглашаются кого-нибудь покупать в рекруты, чтоб никому из них своего брата или сына не поставить; собирается для этого с каждого двора по три или по четыре гривны, и на каждого рекрута придется от 100 до 120 рублей, а с другими подмогами — от 170 до 180 рублей, и, взявши среднее число — 150 рублей, со всех крестьян, обязанных ставить рекрут, придется от двух до трех миллионов. Такими великими деньгами (каких не дается во всей Европе, где крестьяне побогаче русских) нанимается бобыль, ни к чему не годный, часто пьяница, больной или увечный; если же такого нет, то крестьяне ищут какого-нибудь беглого мужика или бурлака. Таким образом деньги отнимаются у лучших крестьян и отдаются негодным бурлакам, армия, флот и артиллерия снабжаются самыми дурными рекрутами; в других европейских государствах годному и добровольному человеку дают задатку по 3, 4 или по 5 рублей, а в России от 150 до 200 дают негодяям, которыми безопасность империи и спокойствие народа охранены быть не могут".

Однако на протяжении десятилетий ситуация оставалась неизменной.

"Несмотря на то что рекрутская повинность охватывала только беднейшие податные классы населения,— писал генерал Свечин,— ввиду ее тяжести до 15% рекрут откупалось от воинской повинности путем выставления заместителей или покупки рекрутских квитанций; цена такой квитанции была довольно значительна (в 1869 г. рекрутская квитанция расценивалась в 570 рублей). В большинстве случаев от поставки рекрут откупалось мещанское или крепостное общество в целом. В зажиточной Московской губернии число заместителей доходило до 40% набора".

Дело было настолько выгодным, что находились ловкие дворяне, покупавшие захудалое поместье, где было хотя бы несколько мужиков, пригодных в рекруты, вслед за чем все эти годные сдавались в армию, а полученные рекрутские билеты с выгодой продавались. Как после этого могла жить деревня, где не осталось взрослых мужиков, оборотистых ребят не волновало, ведь убыток от последующей продажи деревни с лихвой покрывался выручкой от рекрутских билетов. Те же, кто не мог позволить себе подобных трюков, осваивали особую профессию — отдатчик рекрутов.

"В прежнее время,— вспоминал московский сыщик М. Максимов,— торг рекрутами приносил отдатчикам значительное обогащение: это был торг свободный и самый выгодный. Отдатчики держали рекрутов у себя безбоязненно по нескольку человек, показывали их каждому нуждающемуся и сами брали на себя поставку рекрута и доставление квитанции. В настоящее время действия их строго преследуются, и они теперь делают все скрытно: охотников держат на квартирах у своих знакомых, а не у себя, под видом нахлебников".

В команде отдатчиков существовало строгое разделение труда:

"Отдатчики,— писал Максимов,— имеют у себя агентов, которые называются у них дядьками. Обязанность дядек заключается, во-первых, в наблюдении за целостностью охотника; во-вторых, дядька должен неотлучно находиться при охотнике, ходить с ним по разным заведениям и оберегать его от таких действий, которые могут вовлечь его в ответственность. На дядек возлагается и поиск охотников, для чего они и бродят по разным торговым заведениям, высматривая промотавшихся гуляк или доведенных бильярдными и картежными играми до крайности. Гуляку они тотчас напоят пьяным, выспросят у него о его семействе и потом, если найдут подходящего для себя человека, уговорят и обольстят деньгами, так что тот охотно поступит в рекруты за какое-нибудь семейство. С другим же они улаживают через любовниц, но во всяком случае пьянство играет у них главную роль. А потому они всех охотников всегда держат в беспрестанном опьянении, для того чтобы они не передумали. На всякий случай имеются у них старухи, называющиеся матерями охотников, которые и подписывают согласие. Главное в торговле рекрутами зависит от искусства дядек, которых вознаграждают большим жалованьем. Хозяева же квартир, где проживают охотники, получают от отдатчиков за пищу по рублю и по два рубля в сутки, а за одежду и обувь охотнику им платится особо".

Бизнес отдатчиков не умер даже после отмены крепостного права, поставившей крест на торговле людьми. Они продолжали торговать рекрутами вплоть до введения всеобщей воинской повинности в 1874 году.