Николай Рыжков, член Совета федерации, в 1985-1991 годах — председатель Совета министров СССР:
— Старая сберкнижка у меня сохранилась, но денег на ней не особо много. А сейчас, даже с учетом компенсации, их реальная стоимость еще меньше. Но для нуждающихся получить даже по два-три рубля за один советский тоже неплохо. Большего государство сегодня не может себе позволить.
Валерий Драганов, первый зампред комитета Госдумы по промышленности, в 1998-1999 годах — глава Государственного таможенного комитета:
— Она у меня лежит в нужном месте. Заведена в декабре 1973 года на китайско-корейской границе, где я служил начальником таможенной службы. Первый взнос был пять рублей. Правда, потом не пополнял. Теперь обязательно пойду получать. Хочу посмотреть, какие проценты набежали и как работает принятый нами закон.
Вячеслав Фетисов, председатель комиссии Совета федерации по физкультуре и спорту:
— Моя сберкнижка с вкладом с большими нулями, наверное, где-то у отца валяется. Коэффициент компенсации два или три к одному — для кого-то нормальный, для кого-то нет. В любом случае хоть что-то — лучше, чем ничего.
Владимир Кашин, заместитель председателя президиума ЦК КПРФ:
— Тысячи по три у меня и у жены на сберкнижках было. Я работал тогда директором Московской селекционной станции и получал 910 рублей, а первый секретарь райкома получал 350. Наверное, будем получать, хотя те и нынешние деньги — большая разница. На те 6 тыс. руб. мы могли бы купить "Жигули", а сейчас даже проиндексированных и на колеса не хватит.
Николай Петраков, директор Института рынка РАН:
— У жены на сберкнижке было 10 тыс.руб. С тех пор цены выросли примерно в 800 раз. От этого и нужно отталкиваться. А менять за те коврижки, которые предлагали до сих пор, нет смысла, лучше эти деньги оставить на совести государства. Проблема в другом — в недоверии власти. Даже Сталин, проводя реформу 1947 года, за три старых рубля давал один новый, а не десять к дному. Он показывал, что государству можно верить и что тот, кто доверил деньги государству, обладает большими возможностями, чем тот, кто хранил в кубышке.
Виктор Кресс, губернатор Томской области:
— У меня оставались какие-то копейки — две или три тысячи. Но сейчас это такая незначительная сумма, что я и менять ничего не буду — оставлю в подарок казне. А если говорить о справедливом курсе обмена, то мне кажется адекватным соотношение 840 современных рублей за один советский.
Николай Кондратенко, член Совета федерации, экс-губернатор Краснодарского края:
— Была небольшая сумма, но она не эквивалентна сегодняшней покупательной способности, поэтому про нее можно забыть. Если власть хочет компенсировать обманутому народу потерянные деньги, ориентироваться нужно на бедноту. То есть корректировать курс, глядя на стоимость продуктов питания. В советское время колбаса стоила 2 руб. 80 коп., сахар — 7 коп., хлеб — 14. Посчитайте, сколько сейчас стоят эти продукты, и верните народу, причем с процентами. При этом возвращать нужно в первую очередь тем, для кого это вопрос выживания.
Станислав Говорухин, режиссер:
— Ни у меня, ни у моих родных на сберкнижках ничего не было, и мы ничего не потеряли. Высчитать справедливый курс обмена несложно: в России всегда ориентировались по хлебу. В советское время буханка стоила 10 коп., а сейчас — 20 руб. Стало быть, и компенсации должны превышать потерянные деньги в 200 раз. При этом двухсоткратная разница — это минимум, потому что больше ста рублей тогда мало у кого лежало. Так что денег должно хватить на всех, и с процентами.
Аркадий Арканов, писатель-сатирик:
— Это было так давно, что я даже не помню, сколько у меня было на сберкнижке. И вспоминать не хочу — мне эти деньги не нужны. Но тем, кто лишился крупных сумм, необходимо компенсировать потери исходя из нынешних цен и инфляции. Но на дополнительные компенсации из разряда "моральный ущерб" я бы не стал рассчитывать. Хорошо, если вернут то, что было.