В концертном зале Мариинского театра с сольным концертом выступил скрипач Вадим Репин. В выражениях не стесняется ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ
Если Вадим Репин в последние годы и появлялся в Петербурге, то только в симфонических программах, полноценного рецитала не было уже давно. Декабрьский визит на "Площадь Искусств" с прокофьевским Вторым концертом выполнил функцию аперитива, в январе аппетит окончательно растравил забившийся в интернет-сетях бутлег выступления в Новосибирске (с местными аутентистами под управлением Теодора Курентзиса) — Концерт Чайковского звучал на нем с куда большими отточенностью и драйвом, чем на двух официальных записях этого сочинения разных лет. Концерт господина Репина на третьей мариинской сцене подтвердил самые лучшие ожидания, хотя не обошлось и без сюрприза.
Культурный шок случился с петербургской публикой еще до того, как зазвучала музыка. Трудно было избавиться от ощущения, что напечатанная в программке биография музыканта имеет мало отношения к неспешной походкой вышедшему на сцену вальяжному, почти седому господину средних лет. Образцово-показательный советский чудо-ребенок, чистокровнейший свой (в отличие от репинского погодка Евгения Кисина, всегда выглядевшего пришельцем из иных миров) сибиряк, одиннадцатилетний щекастый пионер с красным галстуком, которого Тихон Хренников за руку выводит на сцену Большого зала Московской консерватории, легендарный ученик Захара Брона и самый молодой в истории победитель конкурса Королевы Елизаветы — все эти свои обаятельные прошлые имиджи Вадим Репин с легкостью аннулировал бесспорным настоящим.
В сегодняшней игре скрипача не чувствуется ни груза вундеркиндства, ни усталости от восхождения к олимпу (обладатель эксклюзивного контракта с лейблом Deutsche Grammophon вполне может считаться небожителем). Искусство 38-летнего Репина — это пропорциональность, соразмерность и артистическая стать. В каждом художественном жесте музыканта царит победительное спокойствие, палладианские упорядоченность и гибкость. На мозаичном окружающем фоне он выделяется поразительной цельностью и прочностью натуры, обладающей свойствами вороненой стали — серебряное нутро скрывает защитная броня безусловной виртуозности.
У господина Репина есть все, чем должен обладать выдающийся скрипач. Мужественный, целеустремленный, энергетически наполненный звук неотделим от рассыпающей ожерелья флажолетов снайперской техники, контролируемой железной волей. Исключительно отсутствие какого-либо производственно-сценического усилия: интерпретация уже когда-то была высечена господином Репиным из цельного куска мрамора и во время концерта лишь предъявляется публике, которой приходится не наблюдать за процессом становления произведения исполнительского искусства, а присматриваться со всех сторон к уже свершившемуся шедевру. Ровно так на петербургском концерте получалось и с напомнившей о давнем пристрастии скрипача к французской музыке сонатой Клода Дебюсси, и с "Дивертисментом" Игоря Стравинского, и в особенности с бетховенской "Крейцеровой". Выступившему с Репиным пианисту Итамару Голану далеко до Марты Аргерич, с которой господин Репин три года назад изваял "Крейцерову" в студии, но солисту, по-хорошему, и не требовались помощники в созидании симфонического полотна — его скрипка способна стать центром мира единолично.
Подчеркнуто академичные интерпретации господина Репина казались еще более строгими в сравнении с привычным шоуменством коллег по цеху вроде Максима Венгерова, соученика по классу Захара Брона и соперника по негласному соревнованию за звание лучшего скрипача среди выходцев из экс-СССР. Это заочное соревнование господин Репин давно перерос — масштаб нынешнего музицирования заставляет говорить о нем в совсем других системах координат. Тоталитарная иерархия советского миропорядка всегда требовала выбирать главного и единственного, в том числе и в искусстве. После смерти Давида Ойстраха, последующего распада империи и обмеления музыкального процесса место отечественного скрипача номер один до сих пор оставалось вакантным. Сегодня Вадим Репин не оставляет конкурентам никаких шансов.