Стандартный сценарий, демонстрирующий органическую неспособность Явлинского к заключению договоров (год назад — с Гайдаром, недавно — с Лебедем и Федоровым, сегодня — с Ельциным), теперь усугубляется тем, что даже теоретически не просматривается достойный выход из того безнадежного тупика, куда лидер "Яблока" так долго и целеустремленно себя загонял.
Коалиционный сюжет, испытанный Явлинским на Гайдаре в мае 1995 г. и на генерале с офтальмологом в марте--апреле с. г., включает в себя три фазы: а) широковещательные сообщения о грядущем сотрудничестве; б) указания на то, что о сотрудничестве и речи быть не может; в) уход в глухую депрессию, сопровождающуюся полным исчезновением с глаз публики. Теперь героем сюжета является Ельцин: а) первомайские переговоры о правительственном посте и глубоко оптимистическое интервью Явлинского "Итогам"; б) отрицание самого факта переговоров о портфеле, в качестве доказательства сопровождаемое объяснением того, что свои конкретные программные требования Явлинский изложил Ельцину отнюдь не в видах сотрудничества, а потому что он их излагает любому собеседнику; в) отключение мобильного телефона, полный уход от прессы и выражение недоверия всем своим соратникам — пресс-служба Явлинского обнародовала его призыв доверять лишь сообщениям, исходящим от него лично. Таким образом лидер "Яблока" на прошлые и на будущие времена дезавуировал мнения видных яблочников Лукина, Задорнова и Мизулиной, высказывающихся о коалиции с умеренным оптимизмом и не склонных полностью сжигать мосты.
Типология сюжета дополняется еще одним существенным элементом — обязательным грубым личным выпадом против партнера по переговорам. В случае с Гайдаром переговоры венчались крайне грязной (редакция впоследствии усердно извинялась) антигайдаровской статьей одного из "яблочных" журналистов в "МК". В случае с Лебедем и Федоровым предложение провести праймериз для определения лидера коалиции было отвергнуто Явлинским, заявившим, что опасается жульничества при подсчете голосов. В случае с Ельциным параллельно с переговорами была организована акция по рассылке гражданам шарады, где предлагается угадать имя "президента без вредных для страны привычек" (т. е. Явлинского), причем листок с заполненной шарадой гражданам рекомендовалось отсылать по адресу "Москва. Кремль".
Обзором типологии можно было бы и ограничиться: главное требование опытной науки — стандартная воспроизводимость результатов эксперимента — тут вполне достигнуто. Ненавидеть контрагента за те неприятности, которые ты ему причинил, а затем, совершив некрасивые поступки, глухо замыкаться в себе — это непохвальный, но, к сожалению, довольно распространенный неврастенический комплекс. Однако очередная истерика несет в себе и нечто новое, ибо в известном смысле она более рациональна, чем прежние. Те объяснялись главным образом смесью больного честолюбия с тяжелыми личными комплексами — теперь к списку причин добавляются и объективно крайне тяжелые политические обстоятельства, в которых находится Явлинский.
В преддверии президентских выборов им была избрана максималистская тактика, напоминающая поведение Наполеона в 1813 г., когда тот демонстративно срывал все переговоры о мире (хотя условия, предлагавшиеся ему, были в высшей степени выгодны), руководствуясь принципом "большая победа все решит". Поставив все на одну карту — "есть у меня рейтинг", — лидер "Яблока" не предусмотрел страховки на случай большого поражения. Между тем страховой случай наступил. Рейтинг неуклонно пошел вниз. Теперь политик, перезаложившийся на неминуемую победу, выясняет, что достойных отходов у него просто нету.
Идти на выборы в одиночку при стремительно тающем электорате — значит после сильного заявления "я буду президентом" получить свои 5, а то и 3%, никак не гарантирующие даже относительно почетного третьего места, с которым еще можно было бы рассчитывать в будущем на занятие какой-то политической ниши. Провальный эффект будет усугубляться тем, что достигнут он будет несмотря на два фактора, которые в принципе должны были бы облегчать победу (и кроме которых, кстати, у Явлинского нет вообще ничего за душой). Во-первых, длительность пребывания на политической арене и известность публике, во-вторых, подчеркивание своей абсолютной непричастности к преобразованиям последнего пятилетия. Если политик, имея столь колоссальную фору, т. е. в течение пяти лет тяжелых реформ всех критикуя и ни за что не отвечая, получает в итоге столь жалкие проценты, то без форы он — просто нуль. Если игрок, получивший ферзя вперед, тем не менее получает мат на десятом ходу, он не то что не гроссмейстер, но даже не третьеразрядник. Это не говоря о том, что когда столь искусный игрок своими гроссмейстерскими амбициями объективно усиливает опасность возвращения коммунистов, общественная оценка совокупного качества игры может только усугубиться.
Казалось бы, тогда следует руками и ногами хвататься за правительственный пост, соглашаясь даже и на вице-премьера — все лучше, чем претерпеть позор публичного разоблачения. Но проблема в том, что Явлинский как политическая сила вырос на той ненависти, которую прогрессивная (т. е. пока что не готовая открыто прийти к Зюганову) общественность испытывает к нынешнему режиму. Всякий сговор с режимом означает немедленное разочарование передовых кругов в бывшем лидере "демократической альтернативы". Отказавшись от обязанностей канализатора несбыточных желаний и глухой ненависти, он тут же делается полным политическим нулем, а прогрессивная общественность тут же прозревает, начинает видеть в нем доселе упорно незамечаемые отталкивающие качества и упорно клеймит львовского Исава, продавшего демократическую альтернативу за чечевичную похлебку.
Еще одна деталь: покупаясь на чечевичную похлебку, Явлинский лишается депутатского мандата, после чего держащаяся на фюрер-принципе фракция "Яблоко" стремительно распадается — благо лидер личным примером показал, как надо действовать: "Спасайся кто может!". Но вице-премьерство (и даже премьерство) не вечно. С одной стороны, обещая повысить зарплаты и пособия в два, три, четыре и т. д. раза, известный экономист может исполнить обещание только через гиперинфляцию, чего ему могут не позволить, вместо того предложив удалиться. С другой стороны, экстраполируя чрезвычайно плодотворный опыт переговоров Явлинского с партийными лидерами, можно себе представить, сколь конструктивным будет общение (вице-)премьера Явлинского с губернаторами, банкирами, директоратом etc. Все это говорит в пользу предположения, что новое правительственное служение известного экономиста будет весьма кратковременным. Таким образом, и при баллотировке, и при отказе от нее эффект получается весьма сходный — не оставляющая места для иллюзий демонстрация личных и деловых качеств претендента. "Вот, почтеннейшая публика, один из случаев разоблачения, которого так настойчиво добивался Григорий Алексеевич". Ужас перспективы усугубляется тем, что через такую пустыню — ни кресла, ни партии, ни трибуны, ни внимания прессы — Явлинский уже прошел в 1992 году, и снова вернуться туда для человека, ощутившего весь смысл и сладость бытия в публичной демагогии, невыносимо.
Отсюда и разгадка неслыханно щедрых предвыборных обещаний, на фоне которых Зюганов выглядит ответственным и реалистическим политиком — "с ноября 1996 года по апрель 1997 года провести поэтапное повышение минимальной зарплаты в три раза, средней зарплаты в бюджетных отраслях — в два раза, средних пенсий и стипендий — в два раза, пособий на детей — в пять раз". Такой рог изобилия имеет не экономический (о какой экономике при таких раздачах можно говорить?), а чисто психологический смысл: преодолеть внутреннее безысходное отчаяние фантастичностью посулов. Еще по опыту Мавроди известно, что чем ближе пирамида к краху, чем страшнее наступающее похмелье, тем горячечнее обещания — "Коня, коня, полцарства за коня!".
...17 мая 1606 года был низложен также отличавшийся крайней щедростью в социальных выплатах борец с царем Борисом Лжедимитрий I. Спустя ровно 390 лет в сходно затруднительном положении оказывается другой Григорий. Но сегодняшнее похмелье наступило еще прежде вступления царевича на трон, что вселяет надежду на минимизацию совокупного вреда.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ