Пост министра обороны останется за Игорем Родионовым вместе с полнотой ответственности за "катастрофическое" состояние армии.
Игорь Родионов пошел на совершенно несвойственный ему шаг: рассказал главным редакторам ведущих изданий о "катастрофическом", по его мнению, положении в армии. Приглашенные позднее отмечали, что он не настаивал на конфиденциальности, поэтому появившуюся после встречи информацию в СМИ даже нельзя назвать утечкой.
Это произошло 6 февраля. А уже на следующий день он вышел на совместную пресс-конференцию с Юрием Батуриным, что, на первый взгляд, должно свидетельствовать о единстве рядов радетелей за будущее российской армии. Непривычное поведение министра наталкивало на мысль, что за всем этим кроется какая-то тонкая интрига. Ею-то все и занялись вплотную, отодвинув на второй план содержательный пафос министра.
Родионов сделал все, что не мог
Менее всего Родионов склонен в публичным откровениям, даже тогда, когда они уже вполне уместны. Что заставляет его до сих пор молчать об истинных заказчиках тбилисских событий 1989 года? Возможно, профессиональные представления о военной этике. Почему он пренебрег ею на этот раз?
По сведениям из источников, близких к Совету обороны, Родионову и Батурину передали устное указание президента провести совместную пресс-конференцию за три дня до того, как она состоялась. Если это так, то Родионов назначил встречу с главными редакторами, уже зная о предстоящей пресс-конференции. Можно было бы предположить, что специально — в связи с совсем несекретными разногласиями между ним и секретарем Совета обороны по поводу концепции реформы.
Но на вопросы о разногласиях с Батуриным он отвечал, что "будет с ним соглашаться". Публичным выяснением отношений Родионов не занимался и на предписанной сверху пресс-конференции. Но при этом, даже сидя за одним столом с Батуриным, повторил те же устрашающие опасения, которыми несанкционированно поделился накануне. Версия аппаратной интриги опять же не проходит.
В Кремле не скрывают, что действительно некоторое время назад Родионов прислал личное письмо президенту. C грифом "секретно" или даже "совершенно секретно". По сведениям из источников, близких к Родионову, такое послание было отправлено в начале января. Это совпадает с информацией из Кремля: документ был получен "кажется, в начале января" и через четыре дня после получения передан Ельцину. Президент работал с ним неделю. А прошел почти месяц. Почему же президент так долго не давал никакого ответа? Ответ наших источников был лаконичен: "Значит, у него были основания молчать".
Возможно, в содержании документа кроется ответ на вопрос, какие основания были у Родионова, чтобы начать говорить. В какой-то степени оно озвучено на встрече с редакторами, что еще может быть вменено ему в вину в связи с "совершенно секретным" характером записки. Но как раз содержание того, о чем говорил Родионов и справедливость его оценок состояния в ВС менее всего и обсуждаются.
Секретные сведения
Между тем агентство "Интерфакс" буквально в тот же день дало довольно подробный пересказ выступления Родинова.
Министр признался, что хотел предупредить президента об "ужасающем состоянии вооруженных сил страны". Его прежде всего беспокоит снижение надежности и устойчивости системы управления стратегическими ядерными силами и даже самой страной в целом в так называемый "особый период".
Он напомнил, что система управления вооруженными силами, в том числе и ядерными, создавалась десятилетиями. Под Москвой и в ряде других районов страны расположены целые города со своей транспортной сетью, включающей поезда и автомобили. Но на поддержание нормальной работоспособности этих центров в России за последние годы не выделялись средства вообще. "Некоторые узлы отработали по 2-3 эксплуатационных срока. Никто сегодня не может дать гарантию надежности отечественных систем управления... Как бы через некоторое время Россия не подошла к порогу, за которым ракеты и ядерные системы станут неуправляемыми".
Родионов сослался на оценки разведывательных служб западных стран, по мнению которых, "мощь и боевая готовность российских вооруженных сил после 1990 года постоянно снижается".
По поводу проблем финансирования Родионов подчеркнул, что "не просит больше, чем это необходимо для нормального функционирования вооруженных сил". Он привел в связи с этим официальные данные о финансировании армии, вернее о ее недофинансировании, опираясь только на заложенные в бюджет цифры. При этом, напомнил министр, поставок новой техники практически не было.
Родионов считает, что в таких условиях вместо реформированной армии к 2003 году "мы можем ее потерять как боеспособную единицу, а это значит, что страна полностью потеряет обороноспособность".
Родионов считает, что к 2003 году "мы можем потерять армию как боеспособную единицу, а это значит, что страна полностью потеряет обороноспособность"
"Мы пишем письма и встречаемся с ответственными политиками..., но не чувствуем их... обеспокоенности нынешним состоянием российской армии". По мнению Родионова, сегодняшняя морально-психологическая и материальная ситуация опасна не только для России, но и для других стран, возможны "неуправляемые процессы как в технике, так и среди военнослужащих". И "весь ужас в том, что я как министр обороны России становлюсь сторонним наблюдателем разрушительных процессов в армии и ничего не могу с этим поделать".
В кругах близких к Совету обороны считают, что Родионов нагнетает истерику, чтобы выбить финансирование. И тем не менее признают, что финансирование недостаточно. Никто из тех, с кем я говорила в Кремле, не опровергает сказанного министром, не уличает его во лжи. Кто лучше министра обороны знает о реальном положении в армии? Со мной были вынуждены согласиться — никто.
Судя по тому, что я знаю от коллег, военных и по собственным наблюдениям, Родионов мог бы дополнить эту мрачную картинку.
Он мог бы еще рассказать, какие шифровки ложатся на стол начальнику Генштаба. Например, в Забайкальском военном округе запасов продовольствия хватит на три дня. И такие шифровки, как рассказывают, с мест идут постоянно.
К этому стоит добавить массу бытовых проблем, число которых увеличивается. Например, с выводом нашего контингента (вместе с последней ядерной ракетой) из Белоруссии. Куда? Где разместить людей, живших в более или менее приличных условиях? Загнать с семьями в казармы? Очевидцы прощального "прохода" наших военных рассказывают, что у Родионова в глазах стояли слезы.
Армия даже в годы Великой Отечественной не проедала "неприкосновенный запас", а теперь, по данным МО, от него осталось 37 процентов.
Во многих подразделениях офицеры отказываются от ужина и приносят его домой — женам и детям, как когда-то в войну приносили сахар.
Реформа тоже головная боль. Родионов считает, что без проблем ее можно провести только по следующей схеме: приехал в бригаду, забрал флаг и отпустил народ — свободны, братва. Но тогда, уверен он, никаких денег не хватит на борьбу с преступностью. Цивилизованный же вариант (обеспечение жильем и прочее) предполагает огромные затраты. По мнению военных специалистов, расформирование армейских подразделений обойдется в 3,5 раза дороже, нежели просто так платить людям зарплату ни за что. Оппоненты Родионова делают упор на сокращение непомерно раздутого генералитета, утверждая, что сокращение 500 генералов вместе с аппаратом — это уже 300 тыс. человек, о которых и идет речь (нормальному человеку, правда, 600-членный аппарат при генерале представляется чем-то абсурдным).
Бытовые проблемы в армии подчас напрямую связаны с профессиональными. Мне рассказывали, что из военных летных училищ сейчас выпускаются ребята, ни разу не поднявшиеся в воздух — нет горючего. Их обучение ограничилось тренажерами.
Тайное становится вредным
Конечно, сегодня любой министр мог бы написать апокалиптическую "совсекретную" записку президенту по поводу руководимой им структуры. Но ни под одним другим министром нет такого количества вооруженного, в том числе и ядерным оружием, персонала.
Как это ни парадоксально, совершенно не бунтовщик Родионов повторил путь своего недавнего покровителя Александра Лебедя, обратившегося к прессе за неимением иных возможностей достучаться до президента, не реагировавшего на его письма и докладные. Как и Лебедь, он достаточно неуклюж на политической сцене и интриги явно не его стихия. Поэтому более целесообразно искать причины демарша не в его форме, а в содержании.
Разглашение "секретной" информации было, на мой взгляд, попыткой если не снять с себя, то хотя бы разделить ответственность за возможные последствия нынешнего положения в вооруженных силах. По наблюдениям главного редактора "Известий" Игоря Голимбиовского, он был похож на человека, припертого к стене и не видящего иного выхода из ситуации. Одному из моих коллег Родионов сказал: "Я не имею права своим бездействием поставить страну перед фактом взбунтовавшейся армии".
Сначала он попытался разделить эту ответственность с главнокомандующим и написал ему свою секретную записку. Не получив ответа и не имея возможности встретиться с президентом, Родионов оказывается в тисках — зажатым "сверху" и "снизу".
"Снизу" подпирает голодная, нередко бездомная и уставшая ждать денег армия. Неразрешимость проблем бьет по престижу Родионова в глазах подчиненных — он выглядит мягкотелым министром, проявляющим беспомощность в жесткой ситуации. К тому же у Родионова не так много доброжелателей и внутри самого МО, где серьезных кадровых перестановок в руководящем составе не произошло. Зависшая реакция на его обращения к руководству страны работает также против него. Как признается сам Родионов, он не в состоянии объяснять всем и каждому, что разговаривал с премьером и писал письма президенту, а толку нет. Да и вряд ли это может послужить оправданием министру обороны. Не исключено, что публичные объяснения Родионова в равной степени были рассчитаны и на "верхи", и на "низы".
В какой-то момент возникло ощущение, что слухи о возможной отставке Родионова — не пустое. На пресс-конференции он вел себя как человек, уже обреченный на уход, но решивший быть последовательным до конца. Многие наблюдатели решили, что вопрос с его увольнением уже решен и пресс-конференция, собственно, призвана была наглядно продемонстрировать контраст между новым мышлением в лице сдержанного Батурина и ретроградом Родионовым, впавшим в неожиданную истерику. В какой-то степени это удалось.
Но эффект от откровений министра оказался иным. Как бы ни оценивать его поступок с точки зрения офицерской этики, он оказался результативным. Молчание было прервано. Уже назначена на ближайшее время его встреча с президентом. Уже заявлено, что президент внимательно изучил секретный доклад. Уже им подписано поручение Родионову и Черномырдину в связи с поднятыми в нем проблемами. Да и спикер президента дал понять, что слухи об отставке Родионова преждевременны.
Сейчас можно с достаточной степенью уверенности говорить, что отставки Родионова не последует. Ответственность, которую он предлагает разделить, слишком велика, и никому на себя ее взваливать не хочется. Возможно, действует и вполне прагматичное соображение, что в сложной внутриармейской и внутриполитической ситуации армию все же проще сдерживать боевому генералу с авторитетом, нежели штатскому новому министру. Особенно в преддверии реформы.
Кстати, смена высших армейских чинов, как показали последние месяцы, — едва ли не единственный инструмент военной реформы, имеющийся в арсенале президента. Но эту "военную тайну" он пока раскрывать не намерен.
НАТАЛИЯ ГЕВОРКЯН