Премьера балет
В берлинской "Штаатсопер" состоялась мировая премьера "Пери" Фридриха Бургмюллера — романтического балета, который интендант и первый танцовщик театра Владимир Малахов сочинил заново на основе старинных гравюр. ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА отдала должное его вдохновенному исследованию.
Главный балетный хит берлинского сезона — двухактный романтический спектакль "Пери" — Владимир Малахов придумал сам от первого и до последнего па. В отличие от своих одноклассников, худруков Большого Алексея Ратманского и Юрия Бурлаки, реконструировавших старинные балеты в Москве, опираясь на сохранившиеся фрагменты, интендант берлинской труппы не располагал ни единой аутентичной вариацией. Балет "Пери" родился в Париже в 1843 году, в следующем сезоне переехал в Россию и, прожив там весь XIX век, исчез со сцены, не оставив хореографических следов,— сохранились лишь партитура, рецензии, гравюры и либретто.
Историю про то, как принц Ахмет, влюбившись в волшебную деву света, пренебрег своим гаремом и поплатился за это жизнью, придумал Теофиль Готье в ту прелестную эпоху, когда любовь к обычному человеческому существу считалась верхом пошлости. Как раз за два года до появления "Пери" он вместе с балетными соавторами сочинил либретто балета "Жизель". Вдохновленный новеллист решил развить успех, но в "Пери" не рассчитал специфики жанра: созерцательные картины, в ходе которых Ахмет сначала отвергает земных прелестниц, а затем в опиумном опьянении вкушает райское блаженство среди сонма волшебных дев, сменяются почти детективным галопом внезапных событий. Влюбленная Пери, дабы соединиться с человеком, вселяется в бездыханное тело рабыни некоего Паши (начальника Ахмета), убитой при попытке к бегству. Отвергнутая наложница Ахмета доносит Паше, что тот милуется с беглянкой, принца сажают в темницу, казнят, и вот тогда его дух воссоединяется с бесплотной девой.
Как ни парадоксально, именно драматургический перекос либретто оказался для Малахова-балетмейстера камнем преткновения, а вовсе не отсутствие хореографических останков "Пери". Как раз по части танцев его работа способна вызвать лишь уважение с примесью удивления — лексические и структурные особенности балета эпохи романтизма он воспроизвел верно по духу и сути. Оставаясь в границах хореографического словаря того времени, господин Малахов сочинил фантастическое количество женских и мужских вариаций, симпатичных и довольно своеобразных.
Есть, конечно, и анахронизмы: отвергнутая наложница позирует как Зобеида из фокинской "Шехеразады" и неистовствует как Зарема из захаровского "Бахчисарайского фонтана", наперсник Ахмета позволяет себе револьтады и жете ан турнан, не чурается балетмейстер и верхних поддержек. Но приметы ХХ века легко теряются в виньетках грациозных поз, в ажурной прихотливости кордебалетных танцев, в разворачивающихся по всем канонам (с непременным антре, адажио, вариациями всех участников и общей кодой) больших классических формах танца — всевозможных Pas d`action, Grand pas и прочих Pas, различающихся лишь количеством танцующих.
К середине спектакля хореографическая стихия становится настоящим половодьем. Построить спасительные островки драматической пантомимы господин Малахов то ли не решился, то ли не сумел. В результате хилые режиссерские опоры не выдерживают натиска танца, сюжет идет ко дну со всеми актерскими претензиями, и спектакль превращается в нескончаемую сюиту.
Не спасает действие и художник Йорди Роиг. Явно выложившись на прелестных костюмах земных и неземных женщин, он продемонстрировал в сценографии и светопартитуре полное отсутствие фантазии: оба акта сцена обрамлена худосочными арками гаремной веранды, сквозь которые посверкивает синее море и некий Стамбул в розово-голубых тонах. Опиумные грезы принца Ахмета заносят его недалеко: столбики и арки привычного гарема всего лишь обрастают ветвистыми лианами с диковинными цветами, наползающими из-за кулис и с колосников.
Надо отдать должное труппе: все — от идеально вымуштрованного, изящного женского кордебалета до самого Владимира Малахова — танцуют отлично. А Пери — японка Шоко Накамура — еще и поразительно проникновенно. Однако те зрители, кто не сможет оценить величественной прелести мелких рондов балерины, проделанных во время исполнения неторопливого большого тура на пуантах, кто не заметит особой сложности премьерских заносок dessus-dessous, исполненных с продвижением и поворотом вокруг своей оси, рискуют заскучать на этом испытании красотой. Шутка ли, чистых сто минут среди гурий рая.