Российские СМИ переживают передел собственности. Он начался как раз к тому моменту, когда в прочих отраслях собственность в основном уже поделена. А между тем изменением отношений собственности в России первыми озаботились именно газеты и журналы.
Передел собственности в российских СМИ происходит так поздно и воспринимается так драматично потому, что это уже второй передел. Первый — когда газеты и журналы выходили из коммунистической собственности — был половинчатым и полноценного рынка создать не мог. Капитализация изданий началась по причинам, не имевшим прямого отношения к собственности, и проходила по схемам, не имевшим никакого отношения к рыночным.
В конце 80-х издания уходили от государства, желая освободиться не столько от материальной, сколько от идеологической зависимости — под государственной собственностью понимался партийный контроль. Добивались права быть газетой "всех коммунистов (комсомольцев), а не аппарата". То есть газетой КПСС (ВЛКСМ), а не ЦК КПСС (ЦК ВЛКСМ). При этом руководить газетой мог только съезд партии (комсомола). То есть никто. По той же схеме двигались и "Известия", бывшие органом президиума Верховного совета СССР и стремившиеся стать газетой народных депутатов СССР.
Все решил августовский путч 1991 года. ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ были ликвидированы, и борьба прессы за независимость завершилась полной победой. Это уже потом волна суверенизации прокатилась по бывшим советским республикам и российским автономиям. А сначала свой суверенитет провозгласили практически все российские издания. Учредителями стали трудовые коллективы (или же совет учредителей из авторитетных и известных стране и миру людей). Настала пора пьянящей, почти абсолютной свободы.
Но свобода слова имела и экономическое измерение: печатники и связисты повышали цены — управы на них уже не было; надо было где-то добывать бумагу, а никто из журналистов никогда этим не занимался; нужно было платить зарплату сотрудникам, отправлять их в командировки, содержать корпункты... Какое-то время редакции надеялись обойтись полумерами: тогда казалось, что надо только в соответствии с духом времени создать "коммерческую службу", а уж она-то решит все проблемы. Но должность "коммерческий директор" задумывалась как подчиненная: твоя задача, парень, находить для нас деньги и обеспечивать выход газеты, а редакционная политика — не твое дело. Словом, модель была изначально неработающей, она и не сработала. Отказавшимся от государственной опеки изданиям предстояло вступить в полноценные рыночные отношения.
Прессе казалось, что к рыночным отношениям она готова больше, чем кто-либо другой: она располагала первосортным товаром, гигантским рынком и надежным спросом.
Действительно, с падением цензуры именно информация стала первым рыночным товаром в новой России. И первым удовлетворенным дефицитом был как раз информационный. Еще были пусты прилавки продуктовых и промтоварных магазинов, первые челноки только-только торили маршруты в Польшу, Турцию и Китай, а газетные киоски и лотки ломились от изобилия.
Конец 80-х — начало 90-х годов, вне всякого сомнения, были звездным часом российской журналистики. Ни до ни после этого российская пресса не достигала столь высокой степени самостоятельности и могущества. С одной стороны, многомиллионные тиражи, вводившие зарубежных коллег в состояние шока. В те годы два российских издания попали в Книгу рекордов Гиннеса: "Комсомольская правда" как самая многотиражная ежедневная газета (22 млн) и еженедельник "Аргументы и факты" (30 млн). С другой — низкие цены на печатную продукцию и бешеный спрос на нее.
Но самое интересное и увлекательное было впереди. В условиях формирующихся рыночных отношениях нужно было определяться с формой собственности. И после того как в *** году был принят закон "О****** ", трудовые коллективы приступили к дележу "общенародного достояния". Журналисты и здесь оказались впереди всей страны. Чубайс еще только разрабатывал программу ваучерной приватизации, а в редакциях акции уже делили. И именно журналисты первыми столкнулись с горькой истиной капитализма: справедливый и бесконфликтный раздел имущества невозможен.
Форма собственности была выбрана почти во всех изданиях одна и та же — акционерное общество закрытого типа. Только-только избавившиеся от партийного диктата редакции искали механизм, который гарантировал бы их от внешней зависимости. АОЗТ казалось именно таким механизмом: продать акции можно было только самому АО. Все наиболее важные решения принимались большинством на акционерном собрании. А акции распределялись исключительно внутри трудового коллектива. Вот с распределением-то и возникли первые проблемы.
Формально распределение происходило "по вкладу". Поскольку вклад каждого представлял собой исключительно интеллектуальную собственность (доставшаяся в наследство госсобственность автоматически обобществлялась), мало кто представлял себе, что, собственно, делят, что такое акция и может ли она приносить доход. Журналисты расценивали акции как оценку своего творчества — а тут уж конфликты неизбежны. В свое время я входил в комиссию по распределению акций в "Комсомольской правде", и, признаюсь, это был один из самых тяжелых периодов в моей жизни.
Но главная ценность акции заключалась не в "оценке творчества" и будущих дивидендах, а прежде всего в том, что она давала право голоса на общем собрании. Чем больше у тебя акций, тем больше и голосов, а значит, и влияния на редакционную политику. Возникли и оформились соперничающие группировки, вступившие в борьбу за власть в редакции.
Первый скандал по "имущественному вопросу" случился в "Огоньке". Завершился он уходом из журнала полутора десятков сотрудников. Второй громкий скандал разразился в "Комсомольской правде". На первом же акционерном собрании столкнулись две группировки, и проигравшая часть редакции тоже ушла, создав через некоторое время свою "Новую ежедневную газету". Впрочем, это не избавило "Комсомольскую правду" от "акционерных войн". Уже через полтора года возник новый конфликт внутри оставшейся части. Раз в год на ежегодном акционерном собрании начиналась очередная "охота на главного редактора".
Напуганные скандалами коллеги в других изданиях решили избежать печального опыта "Огонька" и "Комсомольской правды". Интеллигентные "Московские новости" сочли неприличным обсуждать "денежный вопрос" и дружно проголосовали за тот вариант распределения акций, который предложило руководство. Аналогично поступил и коллектив "Московского комсомольца", единогласно отдавший подавляющую часть собственности в руки главного редактора. Наиболее же осторожные, вроде "Труда", вообще отложили вопрос о собственности до лучших времен.
Так или иначе, большая часть известных изданий превратилась в АОЗТ. Но дальше судьбы каждого из них стали складываться по-разному. Одни процветали, другие постепенно увядали. При этом выявилась закономерность: неплохо шли дела, как правило, в тех изданиях, где собственность и (или) акции были сосредоточены преимущественно в одних руках. Хуже всего — там, где возобладала коллективная собственность: коллектив имеет обыкновение выбирать не лучшего, а удобного для себя руководителя.
И через некоторое время выяснилось, что АОЗТ в данном случае не форма собственности, а диагноз: последняя болезнь советской журналистики с летальным исходом. Новую для себя профессию — собственник издания — журналисты так и не смогли освоить. А освоившие новую профессию, перестав быть журналистами, превратились в издателей и газетно-журнальных магнатов, как, например, группа "Сегодня" в "Комсомольской правде".
Первыми вступив на рыночную тропу, журналисты сильно задержались в пути. Но итог оказывается для всех одинаковым: на рынке и "Норильский никель", и тюменские нефтедобывающие управления, и крупные газеты — не более чем предприятия, производящие товар. Если на товар есть спрос, а предприятие не приносит прибыли, то через некоторое время его скупает более удачливый и умелый бизнесмен.
Между тем закрытость журналистских АО не стала гарантией от проникновения извне: соперничающие группировки внутри АОЗТ в борьбе друг с другом стали искать союзников на стороне. Иными словами, в большинстве случаев независимые АОЗТ сами добровольно уступили контрольные пакеты своих акций профессионалам рынка — банкам и компаниям.
Поначалу их называли инвесторами. Но вскоре выяснилось, что они хозяева.
АЗЕР МУРСАЛИЕВ