Взрывы в Армавире и Пятигорске на отношения Москвы и Грозного никакого влияния не оказали. Российские власти не реагируют на теракты. Как показали последние три года, это лучший вариант российской политики.
Происшедшие на прошлой неделе теракты наглядно проявили конфликт, существующий в российском руководстве по поводу отношения к Чечне. После хасавюртских соглашений и вывода федеральных войск этот конфликт протекал скрыто, но события прошлой недели вывели его на поверхность и отчетливо обозначили наличие двух группировок и их позиции.
Одна из группировок намерена использовать теракты как повод для прекращения переговоров и нового обострения отношений с Чечней. Другая стремится сделать чеченское происхождение терактов как можно менее очевидным, чтобы вывести из-под угрозы переговорный процесс.
Мнение первой озвучено генералом Куликовым: "Я думаю, что после случившегося уже всем в России очевидно, что партия войны никогда не была в Москве, она была среди чеченского руководства. И вообще, ситуация на юге страны накаляется, и я боюсь чеченских погромов".
Куликов также предложил Масхадову избавиться от преступного окружения (в противном случае, по Куликову, преступным будет считаться сам масхадовский режим) и объявил о задержании двух чеченок, подозреваемых в совершении теракта.
Чеченское руководство тут же обвинило Куликова в дестабилизации обстановки вокруг Чечни. И призвало Москву "объединить усилия в борьбе против партии войны и не допустить сползания ситуации к опасной для обеих сторон черте".
Заявление от лица второй российской группировки сделал Иван Рыбкин: "Тот, кто призван определять борьбу с организованной преступностью, бандитизмом, терроризмом, этим и должен заниматься. Не должно растаскивать переговорный процесс здесь, в Чеченской республике, на части — кто бы он ни был, сколько бы звезд не имел на погонах, пока не имеет на это поручение президента".
Рыбкин вместе с Березовским вылетел в Грозный 30 апреля, через день после пятигорского взрыва, для переговоров с Масхадовым. По окончании переговоров было сделано совместное заявление и сообщено о начале подготовки встречи Масхадова и Ельцина.
Как слова, так и действия обеих групп показывают, что противостояние сознательно переведено в открытую форму. "Я считаю, что позиция, которую сегодня занял министр МВД, чрезвычайно опасна для общества. Во власти есть сегодня люди, которые будут жестко противостоять попыткам безответственных действий", — сказал в интервью Ъ Борис Березовский, до сих пор не делавший таких резких заявлений. Куликов же добился приема у Ельцина в Сочи и после этого, отвечая на обвинения Рыбкина, предложил ему впредь все спорные вопросы решать по телефону.
Понятно, что ни одна из партий не собирается (во всяком случае, в ближайшее время) идти на попятный, и теперь весь вопрос в том, кого из них поддержит высшее руководство.
Премьер Черномырдин на пресс-конференции в Братиславе, проходившей уже после терактов, подтвердил, что российское правительство не изменило своего намерения заключить договор с Чечней.
Президент Ельцин, по словам Ястржембского, заявил, что если правоохранительные органы подтвердят наличие так называемого "чеченского следа" в террористических актах в Армавире и Пятигорске, то Грозный вряд ли может рассчитывать на сотрудничество с федеральными органами власти. "Если", содержащееся в этой достаточно грозной фразе, представляется очень существенным. По существу, президент открыто не поддержал ни одну из группировок.
Но, как стало известно Ъ, Совет безопасности готовит на первую половину мая встречу Масхадова с Ельциным. Едва ли без согласия Ельцина.
"Наша поездка в Чечню была согласована с президентом. Рыбкин имел полномочия на все, что там было сделано, в том числе и на заявление о совместном расследовании терактов и продолжении переговоров. Он имел мандат на это от президента", — сказал Ъ на следующий день после возвращения из Грозного Борис Березовский.
Так, поддержанная президентом позиция СБ состоит в том, чтобы продолжать переговоры с Чечней, а чеченские теракты расследовать совместно.
Масхадовский ответ: "Это не Чечня, это Радуев, но он шизофреник", — признается удовлетворительным. Москва не решается напомнить Масхадову, что он теперь и отвечает за Радуева. Более того, после каждого нового теракта неизменно откуда-то возникают свидетельства, что взрывал совсем и не Радуев. Эти свидетельства охотно поддерживаются чеченским руководством, подхватываются российскими СМИ, и дальше обсуждается уже не сам теракт, а признал его Радуев своим или нет. Россия согласна не замечать и числящегося в розыске террориста Басаева на посту первого вице-премьера, и радуевских обещаний мстить России, и похищений людей, и взрывов. Она согласна обсуждать все по эпизодам, но не видеть картину в целом.
После мирных соглашений Лебедя делается все возможное, чтобы вывести из поля зрения явную для всех реальность: вся Чечня целиком, с Радуевым или без него, — огромное бандформирование. Ни один журналист, строитель, врач, общественный или политический деятель, ни Рыбкин с Березовским, уезжая туда, не могут быть уверены, что вернутся. Любого из них могут похитить — за пять миллионов, за автомобиль "Нива" или в обмен на политическое решение. Чеченские лидеры, отрицая свою причастность к терактам, одновременно шантажируют ими. Басаев сказал Ъ после последних событий: "Даже если эти теракты совершили чеченцы, мы как руководители не имеем морального права их осудить, потому как мирный договор с Россией не подписан, значит, война не закончена. Вот после подписания мирного договора у нас будут развязаны руки, чтобы препятствовать терроризму".
Чеченский терроризм стал стабильным явлением российской действительности, и Россия согласна оставлять его безнаказанным.
Такое положение дел вполне устраивает Запад. Международные организации немедленно после вывода федеральных войск перестали замечать происходящее в Чечне. Новый представитель ОБСЕ сказал, что намерен ограничиться наблюдательными функциями, потому что в посредничестве отношения России и Чечни больше не нуждаются — эти отношения развиваются правильно.
Любой теракт западные СМИ рассматривают как угрозу мировой стабильности. Но все сообщения о чеченских терактах даются без комментариев и никак не соотносятся с активной антитеррористической деятельностью западных правительств. Только один раз международное сообщество потребовало от России решительных действий в связи с терактом — когда в декабре 1996 года в Чечне были убиты служащие Красного Креста. Но и об этом требовании быстро забыли, понимая: никакие российские решительные действия невозможны. Как и Россия, Запад готов мириться с расползающимся из Чечни террором, если он не ведет к открытому российско-чеченскому противостоянию.
Эта позиция противоречит международной практике, здравому смыслу и нравственному сознанию. Она соответствует только одному: сегодняшним российским реалиям. Сегодня поддерживающий отношения Москвы и Грозного Совет безопасности боится только одного — "разрушить с трудом выстраиваемый мирный процесс в Чечне, который дался такой дорогой ценой", как говорит Борис Березовский.
Россия платит капитуляцией перед чеченским терроризмом за сохранение мира с Чечней, за то, что эффективно бороться с терроризмом она не умеет, а воевать не способна.
После взрывов в Армавире и Пятигорске Ъ удалось поговорить со многими сотрудниками и ветеранами российских спецслужб. Все они признают, что в России сейчас нет полноценной системы борьбы с терроризмом. Существующие группы не способны широкомасштабно бороться с террористами какого бы то ни было происхождения.
Сергей Гончаров, президент ассоциации ветеранов "Альфа": "Антитеррористический центр или та же 'Альфа' — это всего лишь хирургический инструмент. Это всего лишь возможности для проведения точечных операций".
Хотя в Буденновске и Кизляре, где были нужны именно точечные операции, не было и этой возможности.
О полном бессилии перед террористами говорит и Березовский: "В СБ не существует сегодня системы, которая позволяет выстроить борьбу с террористами. Мы — самая неподготовленная в этом отношении страна в мире".
Последние три года показали: когда не умеющая бороться с терроризмом страна пытается вести себя достойно и оказывает сопротивление террору, это заканчивается катастрофой. Когда эта страна уступает террору, остается возможность для пусть постыдного, но разрешения кризиса.
Чеченская война началась после серии захватов автобусов с заложниками в Ставропольском крае. И замышлялась совсем не как война, а как полицейская операция по "восстановлению конституционного порядка в субъекте федерации и предотвращения расползания терроризма". Желание властей навести порядок было совершенно естественным. Если бы удалось сделать это быстро и решительно, мир аплодировал бы им так же, как сейчас перуанскому президенту. Но операция обернулась страшной войной, в которой Россия безнадежно завязла.
Переговоры Черномырдина с захватившим несколько сотен заложников Басаевым нанесли удар по престижу и России, и ее правительства. Но именно эти переговоры были первым знаком того, что примирение возможно.
Единственная российская надежда справиться с чеченским кризисом сегодня заключается в том, чтобы хоть как-то договориться. Заплатить, обмануть, перехитрить, уступить, отдать, но сформировать в Чечне какой-то корпус лидеров, заинтересованных в военных и экономических соглашениях с Москвой, а следовательно, и в наведении порядка. Этот путь далеко не триумфальный, но другой никто в России пока что выбрать не может.
В ходе переговорного процесса российские лидеры начали осваивать новую тональность — она показала себя наиболее успешной. Несколько раз Москва разговаривала с Грозным на понятном ему языке: как террорист с террористом. Наиболее показательным случаем было заложничество Яндарбиева на время визита Ельцина в Чечню прошлой весной. Последний пример — реакция Черномырдина на заявление Масхадова, что Радуев болен и за себя не отвечает.
— Болен? Пусть лечат, — сказал российский премьер. В контексте конкретных событий это были слова конкретного человека.
ОЛЕГ ТРУБЕЦКОЙ
Куликов предложил Масхадову избавиться от преступного окружения. В противном случае, по Куликову, преступным будет считаться сам масхадовский режим.
Масхадовский ответ: "Это не Чечня, это Радуев, но он шизофреник," — признается удовлетворительным. Москва не решается напомнить Масхадову, что он теперь и отвечает за Радуева.
Когда не умеющая бороться с терроризмом страна пытается вести себя достойно и оказывает сопротивление террору, это заканчивается катастрофой.