Культовый актер Удо Кир (Udo Kier) возглавил в этом году жюри фестиваля "Лики любви". Корреспондент "Коммерсанта" АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ встретился с УДО КИРОМ после очередного просмотра.
— Говорят, вы родились под обломками роддома, в который попала бомба? То есть столкнулись со злом и агрессией, едва появившись на свет?
— Подсознательно — да. Мать рассказала мне эту жуткую историю гораздо позднее. Представьте себе: Кельн, октябрь 1944 года. Британские и американские самолеты бомбят жилые кварталы вокруг знаменитого собора, его же стараются уберечь: памятник! Хорошо, конечно, что уничтожили Гитлера, но это было, прямо скажем, не лучшее время, чтобы войти в этот мир. И даже спустя годы я добирался в школу через руины. Я многое забыл, забыл намеренно, и все-таки иногда вспыхивают воспоминания. А в одиннадцать лет я с письменным разрешением матери уехал в Англию изучать английский язык. И там случайно стал актером.
— Но все-таки вы начинали как немецкий актер? Снимались у Фассбиндера и даже были частью его постоянной группы...
— Я ненавижу группы, считаю, что они опасны. Конечно, некоторые актеры в ту пору были тесно связаны со своими режиссерами: у Вернера Херцога был Клаус Кински, у Вима Вендерса — Бруно Ганц. Режиссеры соперничали, и считалось, что не следует сниматься у конкурента: таких называли шпионами. Но у Фассбиндера было много разных актеров. А познакомились мы с ним задолго то того, как связались с кино. Я встретил его в кельнском баре, где мы оба подрабатывали. Ему было 14 лет, мне 16. И хотя мы были очень разные...
— В чем это проявлялось?
— Фассбиндер всегда выглядел в жизни как на фотографиях, ну, вы знаете, а я был очень хорошенький и фотогеничный. Мы стали друзьями. Каждый обладал тем, чего не было у другого. Потом, уже в Лондоне, я прочел о нем в газете: "Гений-алкоголик". Когда он предложил первый раз сняться в его фильме, я отказался. Уже после смерти Фассбиндера я снялся у Вендерса в фильме "Макс Складановский", где играл одного из двух братьев--пионеров кинематографа. А только что закончил съемки у Херцога в фильме "Неуязвимый" — о польском еврее, знаменитом силаче, которого и евреи, и нацисты пытались использовать в политических целях.
— Чтобы возглавить жюри "Ликов любви", вам пришлось переиграть все лики зла, включая даже Гитлера...
— Это была комедия, снятая всего за одну ночь. Изображать зло интереснее, чем хороших парней. Добро имеет пределы, зло — нет. Хотя я уже сыграл не только самого дьявола, но даже его ребенка, его, так сказать, исчадие. Может, мне сыграть теперь Воланда, который так выразительно описан у Булгакова?
— Всех, кто пытался экранизировать этот роман, преследовал рок.
— Надо попробовать еще раз.
— Ларс фон Триер не испугался вашего имиджа и пригласил вас быть крестным отцом своей дочери...
— Да, первой дочери от первой жены. Ларс очень сильно пострадал от женщин. Зато он прекрасный кинематографист. Ценитель Дрейера и Хичкока. Никогда не сделает плохой фильм, при этом все его картины такие разные. "Эпидемия", "Европа", "Рассекая волны" не сходят с экранов. Потом он придумал Догму и раскрепостил молодых режиссеров во всем мире. И вот "Танцующая в темноте" — фильм, где сто камер и столько же сюрпризов. На нем встретились два сильных человека — Бьорк и фон Триер,— а это всегда трудно. Но Ларс доказал, что он несмотря ни на что хорошо относится к женщинам. Возможно, следующий фильм он посвятит мужчинам. Возможно, после ста камер он будет снимать со спутника. А может, сделает фильм в России, как он когда-то намеревался.
— Триер очень высоко ценит Тарковского...
— Конечно, вы можете сразу почувствовать это в его первом же фильме "Элемент преступления". Он так же любит снимать воду и то, что под водой. Когда-то, незадолго до его смерти, я встретил Тарковского на фестивале в Роттердаме. Я тоже в числе его поклонников.
— Вы общались с Уорхолом, работали со многими великими режиссерами. Вам везло или вы к этому сами стремились?
— Я никогда не бегу за вещами, и поэтому они сами находят меня. Если же ты навязчиво к кому-то клеишься, люди сразу чувствуют, и это их отталкивает. Пола Моррисси я встретил в самолете, более или менее случайно мы сошлись с Валерианом Боровчиком. С Триером познакомились на фестивале в Мангейме, с Гасом Ван Сентом — в Берлине, куда он привез свой первый фильм. Благодаря Гасу я получил в Америке страховку и право на работу.
— И поменяли гражданство?
— Хотя корни у меня немецкие, я не патриот. Люблю Америку со всем хорошим и плохим, что в ней есть.
— Помимо авангардных вы снимались и во множестве коммерческих фильмов. Как вам удается сочетать оба варианта кинематографа, не впадая в противоречие?
— Коммерческие фильмы пришли позднее. А начинал я с таких, как "Мета дьявола". Сегодня я не могу смотреть его без смеха, а когда-то его запрещали во многих странах за ужасы и насилие. На просмотрах зрителям выдавали на всякий пожарный случай рвотные пакеты. Теперь такой пакет киноманы покупают за $300. Жаль, что я не набрал тогда этих пакетиков в достаточном количестве.
— Вы не впервые в России?
— Первый раз я оказался здесь во времена Горбачева, в течение недели пел на Олимпийском стадионе с немецкой, шведской и советской группами. Вся сцена была завалена иностранными газетами, потом перед моим выходом включался огромный вентилятор, и они взлетали в воздух. Жил я в гостинице "Россия" на Красной площади, нормальной еды почти не было, зато навалом водки и икры.
— Это был романтический период, но он кончился...
— Теперь вы пьете кока-колу. А Москва похожа на "Макдоналдс". Если придут инопланетяне, они не поймут, находятся в Москве или Нью-Йорке.
— Не кажется ли вам, что романтический период кончился и в мировом кино? Что великие режиссеры в основном остались в прошлом?
— Да, современные технологии, спецэффекты, большие деньги... И все-таки интересные люди есть и среди молодых. В Германии Том Тиквер, например. Трудно хорошо говорить о людях, когда они живы. Пока они рядом, их не ценят. Фассбиндера тоже по-настоящему признали только после смерти.
— Ваш список ролей давно перевалил через сотню. Вы и сейчас продолжаете делать по пять фильмов в год. Как это возможно?
— Из последних своих работ выделил бы "Тень вампира" с Джоном Малковичем и Уилемом Дефо, "Откровение" с Теренсом Стампом, "Migido" с Майклом Йорком. Но бывает и всякая дребедень. Иногда это эпизодические роли, многих своих фильмов я вообще даже не видел. Зато мы упорно продолжаем снимать с Ларсом фон Триером по три минуты в год. Поскольку экспериментальный фильм "Измерение" будет закончен только в 2024 году, всегда могу похвастаться, что я на контракте.