Конфликт между французским банком Credit Agricole Indosouez (CAI) и Национальным резервным банком (НРБ) вырвался наружу. Стороны долго отказывались от комментариев, но списание $200 млн в пользу CAI изменило ситуацию. О том, что произошло между НРБ и CAI, корреспонденту Ъ ВЛАДИМИРУ Ъ-МИРОНЕНКО рассказал глава НРБ АЛЕКСАНДР ЛЕБЕДЕВ.
— У НРБ действительно списали $200 млн в пользу CAI?
— Сейчас мы разбираемся с тем, что произошло, и, я думаю, это займет какое-то время. Но в принципе мы не исключаем такой возможности. Однако нам необходимо получить официальное подтверждение.
— Когда начался конфликт между банками?
— Взаимные иски были поданы в 1999 году. Мы это сделали несколько раньше французов. Они подали в нью-йоркский арбитражный суд, мы — в московский. Мы получили решение московского суда о признании сделок незаключенными, а они в Нью-Йорке, что мы не выполняем контрактные обязательства. Французы настаивают, что мы должны оплатить им поставку валюты по рыночному курсу осени 1998 года по 20 рублей за доллар, что составляет сумму требований $108 млн, а с процентами — $119 млн.
Кстати, мы официально запросили в правительстве информацию о ситуации CAI с ГКО. Оказалось, что французы еще до кризиса сбросили пакет ГКО, а посреди кризиса его восстановили, когда он уже упал в цене. Соответственно, никаких убытков у них не было, и форвардные сделки для них чисто спекулятивная прибыль, возникшая из-за падения рубля. Мы выиграли иск на запрет превентивных арестов, но французский банк через свой суд по исполнительным листам все же арестовал практически все наши корсчета в европейских банках на сумму $500 млн. Тогда мы через московский суд арестовали их активы в России на сумму в $8 млн в счет компенсации понесенных убытков.
Например, в Бельгии в апреле 1999 года они арестовали активы НРБ в виде ценных бумаг на $500 млн по рыночной стоимости, что превышает сумму их искового требования более чем в четыре раза и равно половине наших активов. В течение восьми месяцев бельгийский суд под разными предлогами отказывал нам в пересмотре дела. Меня больше всего поражает юридическое неравенство сторон. Права российского банка в Европе оказываются ничтожными по сравнению с правами западноевропейского банка. По-моему, эта история вообще беспрецедентна. Никогда еще разбирательство между банками не заходило так далеко и такие большие суммы банки тоже по суду не арестовывали.
— Почему вы не хотите платить по обязательствам?
— Во-первых, мы не подписывали с французами генеральное соглашение, которое регламентирует форвардные сделки. Французы поставили свои подписи где-то в июне 1998 года, а мы нет. С тех пор мы провели в своем банке служебное расследование, и я до сих пор узнаю все новые и новые обстоятельства дела.
— Но какие-то ваши сотрудники, видимо, все же вели переговоры о сделке?
— Этот вопрос мне неоднократно МВД задавало. У меня нет доказательств, что кто-либо из сотрудников НРБ находился в сговоре с CAI. Я об этих сделках ничего не знал вообще, и никто из моих первых замов и главбух такие сделки с французами не подписывал. Все, что у них имеется, это 14 ксерокопий.
— И там есть подпись от НРБ?
— Да, только моего зама Владимира Чернова, который подписывал сотни финансовых документов в течение года с небольшими по объему сделками.
— Этой подписи было недостаточно для расчета?
— Конечно, нет. Мы рассчитались по всем сделкам с банками при наличии генерального соглашения и подписи главбуха, первого зама и моей. Поэтому у меня есть серьезные основания считать фьючерсные сделки с CAI несостоявшимися.
— Российский суд выносит решение в вашу пользу, суды Западной Европы и США — в пользу CAI. Чей суд главнее?
— В принципе эти решения равноценны, хотя по международному праву решение российского суда в третьей инстанции должно быть выше решения американского суда первой инстанции. У нас есть интересное определение американского суда, где сказано, что российские банки склонны к жульничеству, а российские суды — к коррупции. НРБ, дескать, не выполняет свои международные обязательства. Американский суд считает, что форвардная сделка — вещь элементарная, даже ребенку ясно, что русский банк просто не хочет платить.
И не важно, что по оспариваемым нами сделкам они нам заплатили около $40 тыс., а получить пытаются $20 млн. Кстати, НРБ рассчитался по всем своим обязательствам после кризиса. Поэтому суд и постановил арестовать счета НРБ за границей. Я показывал это определение с американской оценкой работы российского суда в Министерстве юстиции. Там понимают, что надо добиваться выполнения решения российского суда, но не знают, как это сделать на международной арене. Конечно, наши ведомства раньше не сталкивались с подобными вещами, многое происходит вообще впервые. Я спрашивал французских журналистов, так, между нами, что говорили им в CAI о причинах, по которым произведены избыточные аресты. Они отвечали, что руководство французского банка хочет поставить нас на колени и делать потом с нами что угодно. Мы для них дикари, слезшие с деревьев, поэтому цивилизованный подход, на их взгляд, к нам не нужен. Мы русские, мы мафия, судя по их газетам.
Скажем, приходим мы в Швейцарии с исполнительным листом российского суда для ареста активов CAI. Нет, говорят нам, этого делать нельзя, потому что это уважаемый всеми банк.— А наши активы по исполнительным листам в превентивном порядке можно арестовывать? — Да, можно, потому что вы непонятно кто и вообще идите отсюда.
Хорошо хоть в последние семь месяцев многие наши ведомства развернулись в нашу сторону и начали действовать достаточно эффективно. Есть поручение Касьянова, есть позиция МИДа, "Росавиакосмоса", Минпрома, Минторга и Госдумы. А в сентябре этого года мы получили решение бельгийского суда, по которому сумма арестованных активов НРБ была уменьшена с 500 до $200 млн, однако за все это время сумма убытков из-за непоставки клиентам в срок арестованных ценных бумаг из-за штрафных санкций уже превысила сумму иска к нам французов и сейчас близка к $250 млн.
Я вам скажу смешную вещь — в наших арестованных активах только 50 млн наличных, остальные в основном — евробонды Минфинов Украины и России. По неформальным каналам нам стало известно, что CAI может попытаться занизить рыночную стоимость евробондов и забрать у нас, скажем, не 120, а $250 млн.
— Каким вы видите выход из ситуации?
— Мы поедем с нашими исполнительными листами туда, где их признают, к примеру в Финляндию и Испанию или на Ближний Восток. У CAI активов по всему миру на $300 млрд, нам хватит. Вообще, деваться нам некуда, французы нас почти разорили, в сентябре нам уже объявили технический дефолт из-за невозможности в связи с арестами активов выплатить синдицированный заем группе иностранных банков. Так что если они с нас деньги спишут, нам ничего не останется, как возмещать убытки списанием денег уже с них. Мы будем подавать иски и об избыточных арестах, и о доведении нас до банкротства за рубежом. Мы попытаемся убедить МИД подписать Лозанскую конвенцию о взаимном признании исполнительных листов. Будут и другие шаги.
ВЛАДИМИР Ъ-МИРОНЕНКО