В минувший четверг на третьей сцене Мариинского театра с первым за последние годы полноценным сольным концертом выступил Николай Луганский. На одного из главных отечественных пианистов среднего поколения любовался ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
Николай Луганский вышел на сцену в начале очень непростых для российской академической музыки девяностых, когда столпы советского искусства друг за другом уходили с концертной эстрады и из жизни, а среднее поколение исполнителей бросилось обустраивать карьеры и судьбы на Западе. Публике срочно требовалась равноценная замена — и только-только заявившей о себе молодой генерации музыкантов приходилось работать за троих. В понесшем особенно тяжкие потери фортепианном отряде главные надежды возлагались как раз на Николая Луганского. Среди рожденных в начале 1970-х и вправду не было пианиста более одаренного. Но на статусных конкурсе имени Рахманинова в 1990 году и конкурсе имени Чайковского в 1994-м его дважды удостаивали серебра. Достоинства и потенциал были налицо, но в представления о том, каким должен быть официально признанный пианист номер один, интроверт Луганский не вписывался.
Тяжело перенеся конкурсные баталии и потянув не свою лямку вплоть до конца десятилетия, господин Луганский получил свободу после того, как в 1998 году на конкурсе Чайковского взошла поп-звезда Дениса Мацуева, тут же коронованного пианистом всея Руси. Как только господина Луганского избавили от социальной нагрузки на родине, на качественно новый уровень вышла его европейская карьера: он в считаные годы сделался любимцем западной публики и стал резидентом фортепианной Мекки, фестиваля La Roque d`Antheron. Петербуржцы были долгое время лишены возможности проверить доносившиеся из Москвы и из-за границы сообщения о том, что господин Луганский из наследного принца превратился в царствующего, но не правящего, — составить адекватное впечатление об игре пианиста по редким симфоническим ангажементам на филармонической "Площади искусств" было затруднительно. Неудивительно, что на сольном выступлении господина Луганского в Мариинке-3 случился полный sold out.
Который господин Луганский, к слову, полностью оправдал, дав самый бесспорный фортепианный рецитал нынешнего петербургского сезона, наконец позволивший утвердить за 38-летним музыкантом статус одного из главных сегодняшних российских пианистов. Начав с "Бергамасской сюиты" Дебюсси и продолжив "Гойесками" Гранадоса и фрагментами "Иберии" Альбениса, в первом отделении господин Луганский предъявил столь высокую и тонкую культуру фортепианного звука, что сразу снял с повестки дня звучавшие в девяностые годы упреки в известной сухости трактовок и дефиците красок в музыкальной палитре. Эмоциональная холодность уступила место аристократической уравновешенности, упорядоченному совершенству и строгой стильности.
Даже в Четвертой прокофьевской сонате, где, казалось бы, сам автор велел подбавить скифства и азиатчины, господин Луганский оставался невозмутим, уходя в сферу логически выверенной мускульной упругости и инструментальной пружинистости. На протяжении всего вечера музыкант словно бы держался от нотного текста и от слушателей на расстоянии вытянутой руки, закавычивая и остраняя что разлапистые испанизмы Гранадоса и Альбениса, что неприкрытую романтическую приподнятость рахманиновских концертных обработок Баха и Крейслера. При этом интерпретаторская объемность и стать концепций позволяют пианисту оставаться на территории большого концертного стиля. Но в отличие от коллег из прошлого, большой стиль господина Луганского не стремится подавить: при всей масштабности он лишен тоталитарности и, что называется, очень user-friendly, дружелюбен к пользователю. Идеальное сочетание, которого так не хватало в последние годы отечественным музыкантам и их аудитории.