Специальный корреспондент Ъ провел неделю в элитных частях НАТО в Боснии. И убедился в их полной боевой готовности, высоком моральном духе и хорошем материальном положении.
Блаженны миротворцы
Зона контроля войск НАТО в Сараево начинается на границе. Вместе с сараевскими таможенниками к трапу самолета подошел офицер в шортах. Пока таможенники проверяли мои документы, по различным шевронам и значкам на куртке я смекнул, что передо мной офицер из иностранного легиона французской армии старший лейтенант Булуа. Лейтенанту быстро надоела роль контролера, и через пару минут он вышел из тени самолета на солнце — погреться.
Встречавший меня американский офицер отличался от француза формой, но выражение беспечности на лице у него было такое же. По черной пантере на левом плече куртки и нашивкам я распознал в нем капитана военной разведки. О чем незамедлительно ему и сообщил. Капитан Хартер был удивлен, что русский журналист так хорошо разбирается в знаках различия американской армии, и проникся ко мне симпатией. Мы разговорились, оказалось, что Хартер резервист, родом из Атланты. Его служба состоит в контактах с журналистами. В Сараево приехал исключительно из-за денег. В горячих точках служащие американской армии получают в полтора раза больше. Выглядел американец крайне безобидно. Очки, винтовка М-16 без обоймы, болтающаяся где-то ниже пояса.
Затем мы отправились в пресс-центр войск SFOR (войска по стабилизации дейтонских соглашений) за аккредитацией. В пресс-центре нас встретили улыбающиеся американские, немецкие, канадские офицеры. Тут я уж решил проверить их радушие на деле. Мне приглянулась висевшая на стене военная карта Боснии и Герцеговины с данными о расположении всех частей союзной группировки. Шпионская акция по захвату карты оказалось совсем не опасной. Я немного поныл, что для написания правдивой заметки мне просто необходима вот именно такая карта с пометками расположения войск. Когда я им надоел, они сняли мне со стены секретную натовскую карту. Капитан Хартер, наблюдавший эту сцену, только вздохнул.
Из пресс-центра мы поехали в лагерь сил SFOR под Сараево. У шлагбаума стояли два солдата норвежского батальона. Помимо других задач батальон осуществляет охрану сараевской базы многонациональных сил. Лица солдатиков были опять беспечны, но появление русского журналиста их озаботило. Они сразу связались со своим штабом, нам велели приехать туда.
Вышедший навстречу норвежский поджарый капитан не удовлетворился моей аккредитацией и позвал Хартера для разбирательств в помещение. Чертыхаясь, Хартер вылез из микроавтобуса, на котором мы приехали в лагерь. И вот тут я окончательно убедился в том, что натовцы утратили бдительность. На сиденье рядом со мной капитан военной разведки американской армии оставил винтовку, магазин с боевыми патронами и сумку со всеми документами. Иначе говоря, я получал полную свободу боевых действий, которой, правда, не воспользовался. Но в отсутствии капитана поиграл автоматической винтовкой. Хартер, застав меня за щелканьем курком М-16, даже не обиделся. А я после этого случая серьезно озаботился проблемой боеготовности американской армии.
Форменная элита
Но ненадолго. Вскоре я убедился, что беспечность боеготовности не помеха.
Согласно плану поездки из Сараево в Углевик, а затем в Тузлу, где находится штаб по руководству всеми войсками НАТО на территории Боснии, я должен был лететь на вертолете. Ожидая "апачи", мы стояли с капитаном Хартером на лужайке возле склада продовольствия сараевской базы. Болтали.
И вдруг я почувствовал себя на съемках фильма "Взвод". Два абсолютно черных вертолета вынырнули откуда-то из-за холма, заходя на посадку с крутого виража. Кепку Хартера сдуло, я невольно зажмурился. С небес по-фронтовому зашипела рация. Я открыл глаза. Из еще не приземлившегося вертолета выпрыгнул поджарый сержант, в шлеме с солнцезащитным забралом и с ножом мачете на правой ноге. Он направился к Хартеру. Капитан первый подал руку вертолетчику, не дожидаясь положенного отдания чести. После этого стал быстро объяснять сержанту, кто я такой. Вертолет не глушили, и вряд ли сержант понял хоть что-нибудь. Сержант смачно сморкнулся в землю и подошел ко мне.
— К вертолету будешь подходить, наклонись. А это для ушей. — И он протянул мне маленькую картонную упаковку, в которой лежали похожие на жвачку беруши.
— Понял? — переспросил меня сержант. Я, не расслышав практически ничего, немедля отрапортовал: "Yes, sir".
В американской армии еще со времен Вьетнама боевых вертолетчиков вместе с машинами называют чоперами. Экипаж нашего чопера все делал красиво и четко. Им было все равно, что делать в воздухе — везти гражданского русского салагу или обстреливать колонну противника. Эти парни выполняли боевое задание и выполняли его с нескрываемым удовольствием. К бою они были готовы.
Еще больше доверия вызвала у меня боеготовность НАТО в Тузле. Уже на подлете видны черные ровные ряды ударных вертолетов "апачи". От военного аэродрома идут бесконечные колонны "хаммеров" и бронетехники. По периметру военного лагеря пулеметные вышки и бесконечные спирали колючей проволоки. Внутри американская армия во всем ее многообразии.
Приказом командующего американскими натовскими силами в Боснии военнослужащие обязаны на территории базы в Тузле носить каску при любых обстоятельствах, даже когда совершают утреннюю пробежку или идут в туалет. За нарушение правила — штраф в размере четверти месячного оклада. Каска весит килограмма полтора. Носят.
Вообще главная особенность жизни натовцев на базе — это постоянные кампании. На прошлой неделе была кампания против употребления спиртного. Когда я приехал, началась кампания за правильное отдание чести среди военнослужащих. Зато никто не имеет права придраться к состоянию ботинок. По традиции американские военные не чистят сами обувь, как, впрочем, и камуфляж — для этого существует специальное подразделение.
На базе в Тузле я встретил абсолютно киношного полковника — точь-в-точь из "Апокалипсиса". В фильме он руководил вертолетной атакой под музыку Вагнера, а в Тузле подошел и коротко представился: "Вуд". Вуд оказался начальником штаба 1-ой американской бронетанковой дивизии. Эта дивизия на протяжении двух десятков лет находилась в первом эшелоне элитных войск НАТО, готовых в случае необходимости отразить наступление войск Варшавского договора. Назначение в эту дивизию считается в американской армии престижным. Вуд 25 лет на службе. Во время войны в Персидском заливе командовал крупным соединением. На мои вопросы Вуд отвечал строго и чрезвычайно внятно: "Никаких проблем с личным составом у меня нет". Киношный полковник ответил и на мой вопрос о расширении НАТО на Восток: "Мои подчиненные готовы выполнить любой приказ".
Затем Вуд согласился показать мне штаб дивизии. Мы зашли в огромную палатку, в которой сидели человек 50. На нас никто не обратил ни малейшего внимания. Каждый работал как минимум за двумя компьютерами одновременно. На связи находились все соединения НАТО, выполняющие задачу вне территории мест своей постоянной дислокации. Курс одного вертолетного отряда, который находился от этого места за несколько сот километров, корректировался из штаба с помощью специальной программы. На одном столе зашипела рация: "Орел вызывает, орел вызывает". Меня попросили удалиться.
Варшавский разговор
Следующий пункт инспекции Ъ — участие в совместном патрулировании натовских и российских подразделений, которые входят в состав войск SFOR.
"Хаммер" — многофункциональная машина американских вооруженных сил — оказалась не такой уж удобной. Сиденье без подголовников, кондовые приборы и трудно проворачиваемая ручка скоростей. Я залез в машину американского патруля, когда мы с капитаном Хартером оказались на контрольно-пропускном пункте российской бригады. На КПП натовские и российские солдаты умирают от скуки. Одни сутками смотрят телевизор, другие качают бицепсы. Делать на постах, расположенных на границе между республиками, нечего. А проезжающие машины из одной республики в другую проверять за полтора года надоело. Других событий на КПП не происходит.
— Эй, ты кто? — толкнул меня за рулем "Хаммера" американский офицер.
— Журналист из Москвы. Здесь по приглашению НАТО пишу статью об американской армии.
Лейтенант в бронежилете и щегольских очках ответил неожиданно на ломаном русском:
— А меня зовут Билл. Я офицер взаимодействия с русской бригадой.
Вместе с Биллом мы перебазировались в русский БТР. Колонна совместного патрулирования двинулась. Мы разговорились. Билл Ханон родился на Аляске, служил по контракту солдатом, затем закончил военное училище. В 82-й воздушно-десантной дивизии, которая расквартирована в Техасе, был начальником разведроты, затем в преддверии операции НАТО в Боснии был направлен в Тверь для изучения русского языка. В Боснию попал уже в составе 1-й бронетанковой дивизии.
Мы вылезли проветриться на крышу едущего БТРа.
— Мне здесь нравится. Платят много (как я позже выяснил, более $5 тыс. без налога. --Ъ). Мы здесь выполняем реальные задачи, а не тренируемся на искусственных рвах, как в Штатах. С русскими очень люблю общаться. Хотя наши ребята, которые служили еще во времена Варшавского договора, не разделяют моей любви к русским. Я их понимаю. Им долго вдалбливали, что российская армия — их основной противник. Они от этого уже не уйдут.
Наш разговор прервал русский лейтенант.
— Билл, водички хочешь? С похмелья помогает.
Десантники, парящиеся в БТРе, дружно заржали.
— Дурак! — засмеялся Билл. Но бутылку все же взял.
На то оно и НАТО
К исходу третьего дня моего пребывания в Боснии я влюбился в натовскую армию. У капитана Хартера, который сопровождал меня всюду, я выяснил все армейские словечки. Уговорил купить для меня солдатский камуфляж в армейском магазине на базе в Тузле и даже попросил в подарок шеврон рядового военнослужащего. Я научился заряжать М-16, пользоваться рацией, шнуровать ботинки, а также прыгать с еще не приземлившегося вертолета и залезать в него не нагибаясь. Самым трудным оказалось другое — правильно по-американски закатывать рукава. Но я этому так и не научился. Наверное, с этим нужно родиться.
До самого отлета из Сараево я так и не почувствовал мира в Боснии. И я понял, почему и натовцы, и русские отказывались отвечать на мой простой вопрос: "А как вы относитесь к расширению НАТО на Восток?". Противостояние не закончилось. И Босния тому пример. Хотя противоборствующие на протяжении нескольких лет сербская, боснийская, хорватская армии разведены по разные стороны границ республик и практически разоружены. Но изувеченные тяжелой артиллерией районы Сараево очень напоминали мне кварталы послевоенного Грозного. А от обилия армейских "джипов", броневиков с расчехленными пулеметами, прогуливающихся по улицам Сараево патрулей в голове возникает слово "оккупация". На мир все это не похоже.
ДМИТРИЙ СОЛОПОВ