На прошлой неделе Конституционный суд (КС) подтвердил правомерность запрета на рассмотрение судами присяжных дел о терроризме. Это постановление отражает новую тенденцию в отношениях КС с другими ветвями власти.
19 апреля КС признал конституционными принятые в 2008 году поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, согласно которым из компетенции суда присяжных были выведены дела о терроризме и ряде других тяжких преступлений. Как пояснил суд, право обвиняемого на рассмотрение его дела присяжными в отличие от права на независимый и беспристрастный суд "не относится к числу основных прав, принадлежащих каждому от рождения". Поэтому суд присяжных является лишь "одной из процессуальных форм осуществления уголовного судопроизводства", а не "обязательным условием обеспечения судебной защиты прав и свобод человека и гражданина".
КС также напомнил, что Конституция гарантирует право на суд присяжных в одном случае: если обвиняемому грозит смертная казнь. Но в России сейчас "происходит необратимый процесс", направленный на ее полную отмену. А следовательно, "на федерального законодателя более не возлагается обязанность обеспечивать обвиняемому в качестве гарантии судебной защиты права на жизнь возможность быть судимым судом с участием присяжных заседателей".
Наконец, как подчеркнул суд, "средством для достижения конечной цели террористов служит устрашение населения", что "может отрицательно влиять на способность входящих в состав суда лиц к принятию адекватных решений". И добиться в таких условиях беспристрастности, по мнению КС, присяжным гораздо труднее, чем профессиональным судьям, у которых, по выражению главы суда Валерия Зорькина, "чувство опасности атрофируется".
В том, что КС признал поправки конституционными, нет ничего странного, даже в 1990-х годах наши судьи в отличие от западных (см. справку) по самым принципиальным вопросам чаще принимали сторону власти. А в последние десять лет снизилась и доля решений о неконституционности от общего числа постановлений КС (см. таблицу) — исключая 2008 год, когда на судей, видимо, повлиял стресс, вызванный их переездом в Санкт-Петербург.
Однако дело о присяжных вписывается и в другую тенденцию, наметившуюся в КС в последние полтора-два года. Признавая нормативный акт конституционным, суд теперь, как правило, одновременно дает развернутые указания о правильном применении его на практике, особо подчеркивая, что "конституционно-правовой смысл, выявленный в настоящем постановлении, является общеобязательным и исключает любое иное истолкование в правоприменительной практике".
В постановлении от 19 апреля эти разъяснения слегка завуалированы, но для специалистов все равно очевидны. Например, судья КС Гадис Гаджиев в своем "особом мнении" выразил опасение, что законодатель, опираясь на аргумент о необязательности присяжных в условиях моратория на смертную казнь, сможет и далее ограничивать компетенцию таких судов.
В других постановлениях указания КС были более отчетливыми и порой требовали кардинального пересмотра сложившейся правоприменительной практики. Так, в июне 2009 года суд дал толкование норм об административном задержании, предписав применять их во взаимосвязи с Конвенцией о защите прав человека, содержащей исчерпывающий перечень "объективно обоснованных" причин для задержания (см. "Власть" N 24 от 22 июня 2009 года). А в январе 2010 года КС, признав конституционной практику применения прецедентов в работе Высшего арбитражного суда (ВАС), установил для нее жесткие рамки, вписаться в которые ВАС сможет, лишь существенно скорректировав принятые ранее правила рассмотрения дел.
То, что новый подход является сознательным выбором КС, подтвердил недавно Валерий Зорькин. Выступая 15 апреля на конференции "Право и правоприменение в России", он назвал его порождением нашей практики: "Чтобы не создавать правовой вакуум, порой надо не сам по себе закон менять, а указать грань, за которой происходит нарушение Конституции".
Однако возможны и другие объяснения того, что же на самом деле движет судьями, вплоть до самых банальных. Скажем, право на возмещение судебных издержек (которые с переездом суда в Петербург еще более возросли) появляется у заявителя, согласно ст. 100 закона "О Конституционном суде", лишь в случае признания оспоренного акта неконституционным. И стало быть, подтверждая соответствие этих норм Основному закону, суд экономит государственные деньги. Хотя, учитывая небольшое число рассматриваемых в КС дел, эту экономию вряд ли следует признать существенной.
Один из членов КС на условиях анонимности признался «Власти», что каждый судья «принимает решения с учетом принципа самосохранения»
Более обоснованной выглядит версия о том, что новый подход отражает, мягко выражаясь, стремление КС к политкорректности. Как говорят в частных разговорах сами судьи, они стараются не запускать в отношения с властью "вирус недоброжелательства". А один из членов КС на условиях анонимности признался "Власти", что в условиях вертикали власти каждый судья "принимает решения с учетом принципа самосохранения", имея в виду как минимум одну из трех его составляющих — "сохранение государственной системы и политического строя, сохранение самого КС и собственного кресла".
Правда, есть мнение, что таким образом КС снижает собственную эффективность. "Суд принимает такие решения из нежелания ссориться, а в итоге получается хуже: он не защищает в полной мере заявителя, а законодатель при этом свободен от обязательств",— заявил "Власти" близкий к КС эксперт по конституционному праву, пожелавший остаться неназванным. Он пояснил, что обязанность пересмотра ранее принятых решений возникает у судов лишь в случае признания нормативных актов неконституционными, а "мягкие" решения КС Верховный суд (ВС) и ВАС нередко попросту игнорируют. Как, кстати, и милиция, продолжающая, невзирая на разъяснения КС, практику повального задержания граждан, оказавшихся в месте проведения несанкционированных уличных акций.
Впрочем, в переходе КС к новой тактике можно усмотреть и еще один мотив, который для самого суда, возможно, наиболее важен. Это борьба за расширение или хотя бы сохранение нынешних полномочий КС, разворачивающаяся в условиях жесткой конкуренции между тремя высшими судами. По словам вышеупомянутого судьи, в Госдуме ранее уже появлялись законопроекты, запрещавшие КС разъяснять смысл отдельных правовых норм, а "сейчас те же мысли очень активно проводят председатели Верховного и Высшего арбитражного судов". Валерий Зорькин, со своей стороны, не раз говорил, что Конституционный суд должен так или иначе контролировать правоприменительную практику, поскольку "если КС будет проверять только закон без его толкования, на практике он будет применяться иначе, чем предписал законодатель".
Но эта практика во многом определяется решениями пленумов ВС и ВАС, проверять конституционность которых КС не вправе, тогда как сами эти суды, по мнению членов КС, нередко вторгаются в его компетенцию, позволяя себе весьма вольное толкование законодательства. И в этих условиях подробное разъяснение "конституционно-правового смысла" отдельных норм остается для КС едва ли не единственным способом хоть как-то воздействовать на правоприменительную практику. Или на худой конец создавать видимость такого воздействия.
Конституционный КПД
"Власть" изучила 167 постановлений, которые вынес Конституционный суд России за последние десять лет.
|