Продолжается Х Международный фестиваль балета "Мариинский". Мариинские артисты впервые станцевали знаменитейшую "Кармен-сюиту", поставленную некогда для Майи Плисецкой. За попытками народной артистки России Ульяны Лопаткиной преобразиться в женщину сложной судьбы следила ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Знаменитый спектакль конца 1960-х годов в хореографии Альберто Алонсо стал хрестоматийным воплощением духа танцевального бунтарства, проповедуемого и воплощаемого Майей Плисецкой. Госпожа Лопаткина к категории бунтарок не относится. Она — идеально реализованная в академическом репертуаре балерина, счастливая мать и обожаемая жена (на каждый спектакль супруг госпожи Лопаткиной преподносит своей половине букет из 150 алых роз). Великая танцовщица современности, ставшая (говорю это без какой-либо иронии) олицетворенным символом понятия "русский балет", в последние годы активно пытается хоть немного отойти от своего образа воплощенной танцевальной духовности. В числе наиболее запоминающихся попыток — сотрудничество с хореографом Франческо Вентрильей, в номерах которого она, в дерзко коротком платьице, с мальчишеской растрепанной стрижкой, решительно и задорно перекусывала красные гвоздики.
На сей раз красный цветок венчал прическу госпожи Лопаткиной. Но даже вызывающе пылающая роза в волосах Кармен казалась тяжелой бриллиантовой короной на голове балерины, которую надо было бережно пронести через весь спектакль. Воображаемому весу соответствовала пластика и энергетика движений танцовщицы — расчетливая, сдержанная, выверенная, просчитанная. Госпожа Лопаткина с невероятным чувством собственного достоинства исполнила партию чувственной цыганки. Ни одной непристойно-волнующей мысли не могло возникнуть, глядя на совершенные танцевальные фразы в ее исполнении. Лаконизму жестов позавидовал бы любой оратор в Государственной думе — настолько они точно выражали все эмоциональные настроения. Царственная стать госпожи Лопаткиной сквозила во всех поворотах корпуса, максимально корректно были сглажены нахальные развороты бедер и зазывные движения плеч. Даже вульгарная походка "с пятки" не воспринималась таковой, а была облагорожена высоким искусством: поступь госпожи Лопаткиной воздушна и словно бы нематериальна — легкой тенью скользит она в черном кругу обыденности, тривиальности и человеческой примитивности.
Идеальной гармонии не разрушали и резкие знаменитые "плисецкие" взмахи ног в жестких волевых батманах: они были пронизаны мягкостью и едва ли не нежностью чарующей женственности. Самый страстный эпизод балета — полувоздушный поцелуй, посланный Кармен растерянному Хозе (Данила Корсунцев) во время их первого адажио: сколько в нем было венценосной небрежности, величественности и побежденной разумом страсти. После таких поцелуев надо год не мыть щеку.
Идеальную героиню идеально оттеняли партнеры. Хозе Данилы Корсунцева казался чуть обескураженным столь нетривиальной трактовкой, но не позволил смущению овладеть собой и партнерскую часть балета провел выше всяких похвал. Евгений Иванченко в партии Тореро выгодно заявил тему бездуховности мира шоу-бизнеса: его герой, самовлюбленный грубый самец, завсегдатай клубов и разнузданных вечеринок, не способен понять душу цельной и тонкой Кармен Ульяны Лопаткиной. Превосходен был мужской кордебалет, ни на мгновение не сбившийся в сложнейшем ритмическо-пластическом рисунке.
В общем, своим выступлением в балете "Кармен-сюита" госпожа Лопаткина наконец-то вернула балет к вегетарианству советских 1960-х. Как будто бы услышала министершу культуры Екатерину Фурцеву, которая после генеральной репетиции возмущенно выговаривала Майе Плисецкой: "Вы из героини испанского народа сделали женщину легкого поведения!". Кармен Ульяны Лопаткиной такого повода публике не дала.