Режиссер Виктор Крамер поставил в Театре имени Комиссаржевской спектакль по пьесе Мартина Макдонаха "Сиротливый запад". С подробностями — ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Пьесы ирландца Мартина Макдонаха в последние годы в России ставят часто. "Сиротливый запад", пожалуй, даже чаще других — соблазн действительно велик. Братья Коннор живут во взаимной ненависти, в ирландском захолустье, в нищете материальной, а главное — духовной. Cтарший убил отца. Младший за часть наследства обещал молчание (в пьесах Макдонаха всегда обнаруживаются современные слепки библейских сюжетов). Пьющий пастор Уэлш, отчаявшись в своей пастве, идет на грех самоубийства и в предсмертном письме завещает Коннорам примириться. Они пытаются. Вот в этой попытке драматург их и оставляет.
А режиссер Виктор Крамер ставит на ней крест. И к братьям добавляет сестер. На спектакль зрителей пускают в зал под вой сирен. На сцене уже идет пантомима; монахини c непроницаемыми, выбеленными, мертвенно белыми лицами в клубах какой-то белой пыли, рвут газетные листы и лепят из них какие-то маленькие сверточки, прихлопывают их как пирожки и опускают в огромные молочные фляги. Быстро становится понятно — эти сестры не из монастыря.
В клубах театрального тумана, библейским речитативом, в микрофон пастор Уэлш начинает рассказ о Коннорах как притчу из Книги бытия. "Сиротливый запад" в Комиссаржевке по форме оказывается чем-то вроде абсурдной, немного фарсовой комедии, соединенный с мрачной, мистериальной и очень красивой балладой. Довольно, заметим, длинной — идет почти четыре часа. Сценография, визуальные образы и объекты — совместная работа режиссера Виктора Крамера и художника Максима Исаева из Русского инженерного театра АХЕ.
Конноры, как в ящиках для игрушек, обитают в двух больших подвижных коробах, собранных из маленьких ящичков и ячеек, набитых всяким хламом, вроде cтарых меховых зверушек. На борту одного очерчен мелом силуэт убитого отца. Другой украшен забавным мемориалом погибшей собаки. Братья жестоко, как подростки, ругаются из-за пакетика чипсов или взятого без спросу журнала. Все эти перепалки довольно комичны, но, учитывая сюжет и лексику, далеки от черного юмора.
Роль старшего брата, Коулмена, отдана Александру Баргману, младшего, Валена, играет Сергей Бызгу — актерам удается сделать своих героев не жестокими инфантильными взрослыми, а именно что великовозрастными, заброшенными детьми, даже в отцеубийстве не ведающими, что творят. И как-то в этом спектакле очень четко, пронзительно и совершенно не сентиментально звучит мысль, что сиротами их оставил не отец, а Бог. И не только их одних, но и одетую как гот, c нарисованными черными слезами оторву Герлин (Марина Даминева). И самого отца Уэлша (Денис Пьянов), возящего с собой нелепую тележку c бидоном, микрофоном, пьющего самогон из консервной банки и бьющегося головой о картонную стену. В полном бессилии, хоть как-то смягчить нравы своих идиотских прихожан, он обваривает себе руки в массе расплавленных Коулменом назло брату фигурок святых и обматывает их бинтами, как боксерскими перчатками, превращая свою боль в оружие.
В одном из эпизодов на озере самоубийц монахини вливают в свои бидоны ведра воды, и как-то понятно, что собирают они слезы. Они достают из этой воды мокрые белые рубахи и хлещут ими героев. Звучит Lacrimosa. Что не удивительно — музыкальный строй вообще собран главным образом из реквиемов. Разного рода визуализаций в спектакле много, и не все они поддаются расшифровке, а точнее, в ней и не нуждаются. С помощью этих образов и объектов Крамеру и Исаеву самыми подручными средствами удается нарастить таинственный, мистериальный пласт "Сиротливого Запада".
Обаятельная, c азартом сыгранная попытка Конноров примириться и покаяться — они даже извлекают откуда-то свою детскую двухэтажную кровать, вывешивают белую простыню, устраивают театр теней — оканчивается полной невозможностью что-либо исправить.
В финальной пантомиме монахини обливают водой, отмывают и одевают в белое Герлин (у драматурга она не умирала), сооружают крест из досок, каких-то газет и справочников. Вместе с Коннорами скрепляют их коробки в одну конструкцию, цепляют за трос и поднимают. Нелепое, карикатурное жилище, муравейник из коробочек превращается в стену колумбария. Герои замирают в ее ячейках, засоренных осиротившими стульями, фенами и прочим хламом. "Сиротливый запад" Виктора Крамера оказывается нежнее, но беспросветнее пьесы Мартина Макдонаха.