В петербургской галерее Matiss Club открылась выставка Константина Симуна "Шум времени". Эта скромная подвальная экспозиция стоит всех официальных культурных мероприятий к 65-летию Победы в Петербурге, полагает АННА ТОЛСТОВА.
Константин Симун создал, вероятно, лучший в нашей стране военный памятник: мемориал "Разорванное кольцо" на Вагановском спуске Ладожского озера, открытый в 1966 году по явному недосмотру властей. Десятью годами ранее Симуна выгнали с последнего курса Академии художеств за формализм — и на тебе, столь ответственное задание. Формалист, конечно, своего шанса не упустил. Мемориал выглядит так, как будто в застойный СССР пригласили какого-то западного минималиста-радикала и он соорудил на берегу Ладоги нечто такое, что легче представить на берегу Гудзона. Композицию удивительной простоты и сложности: две стремящиеся навстречу друг другу бетонные дуги образуют разорванную триумфальную арку, ведущую в метафизическое никуда озерной глади, — символ прорыва блокады, доходчивый, как дорожный знак, и трагический, как христианский крест. Никакого пафоса, ложной героики и игры мускулов на обнаженных торсах воинов-освободителей, никаких штампов тогдашней соцреалистической монументальной пропаганды. Эта скульптура пульсировала в одном ритме с мировым искусством и вместе с тем выражала ужас, горе и стойкость блокадного города куда сильнее всех официозных лозунгов и плакатных образов. Больше такого безобразия в Ленинграде-Петербурге не допускали: Симун регулярно участвовал в конкурсах на памятники — Ломоносову, Ахматовой, академику Сахарову, Иосифу Бродскому, — но никогда не выигрывал.
Все они — раздувающийся замысловатым барочным пузырем Ломоносов, вырастающая из книжной полки ложноклассическая Ахматова, Сахаров — человек-колокол, Бродский верхом на чемодане и Шостакович, частично порубленный в отбивную, но в целом сохраняющий приличный, подобающий советскому человеку вид, — собрались в тесном подвальчике Matiss Club. Из нереализованных проектов, родившихся из них камерных скульптур и полных горькой самоиронии объектов составлен своего рода мемориал таланту монументалиста, которому не дают реализоваться должным образом. Лейтмотивом здесь звучит тема разорванной арки: она зависает разведенным мостом над петербургским силуэтом, вздымается взорванной железнодорожной колеей, изгибается нимбом над "Пискаревской мадонной", служит мерилом для весов, на одной чаше которых лежит гранитная буханка, и венчает этакого Медного всадника без головы — "Памятник, посвященный переименованию Ленинграда в Санкт-Петербург".
В искусстве Симуна удивительно органично сочетаются пластическое чувство и чувство знака-символа, кажется, во всем окружающем — в извороте набережной и фактуре камня — он видит семантически наполненную скульптурную форму. Отсюда его гранитные хлебы и стеклянные стаканы-колонны. Или вот — последняя инсталляция "Музыка войны", с грампластинками из обыкновенных режущих кругов, в центр которых вместо наклеек вставлены кадры военной фотохроники. Лишенный больших заказов, монументалист от природы стал концептуалистом поневоле: вот уже много лет подряд он делает скульптуры из найденных объектов — пластиковых канистр, старых стульев и самоваров, которые, попав в его руки, обнаруживают свою человекообразную сущность.
Выставка называется "Шум времени", как и один объект: старинные часы, вместо маятника у которых — по-магриттовски расколотая надвое гипсовая голова, а вместо стрелок — обыкновенные канцелярские ножницы (впрочем, возможно, это ножницы, принадлежащие паркам). Однако в контексте победных торжеств, в Петербурге отличавшихся какой-то особенно вдохновенной чиновничьей казенщиной, название приобретает злободневный смысл. Шум нашего времени — это тот фальшивый пафос, который не имеет никакого отношения ни к Константину Симуну, хотя его искусство знает толк в патетике классицизма и высокопарности барокко, ни к его героям — Ахматовой, Шостаковичу, Сахарову. И победа, 65-летие которой так бурно празднуют, это их победа, пусть в жизни они терпели поражение за поражением.