В основе петербургского спектакля "Ольга. Запретный дневник" — открытые недавно архивные документы: дневники, письма, черновики. Идея постановки в театре "Балтийский дом" пришла из издательства "Азбука-классика", их опубликовавшего. Поставил спектакль Игорь Коняев, главную роль сыграла Эра Зиганшина. Премьеру показали вслед за выходом книги, она посвящена 100-летию со дня рождения Ольги Берггольц. Рассказывает ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Дневники 1939-1949 годов при жизни, конечно, прятали. КГБ конфисковал записи уже в 1975 году, после смерти Ольги Берггольц. Как писала она сама, "в них все-таки слишком много правды". Редактор издательской группы "Азбука-классика" Наталья Соколовская эту правду собрала. Помимо дневников в книгу вошли материалы второй части "Дневных звезд", записи, воспоминания, письма, архив следственного дела, доступ к которому ФСБ открыла в 2009 году.
Спектакль "Ольга. Запретный дневник" выпущен к юбилею Берггольц и к 65-летию Победы. Но это не про парад. Кстати, откровенную Берггольц никогда и не приглашали на трибуны парадов. Она еще в 42-м сомневалась, а настанет ли вообще время правды. В блокаду негодовала, "как же до такого можно было допустить", и "сволочи, бездарные сволочи" писала в дневнике cовсем не о немцах. Cпектакль, конечно, всей блокадной правды не открывает, но он ведь и не войне, а о женщине, "заваленной трагическим пеплом эпохи".
Программка "Запретного дневника" оформлена как пожелтевшее следственное дело, на обложке фотографии анфас и в профиль. Внутри — фотографии и биографии близких. Пьесу на документальном материале написала режиссер Елена Черная. Все начинается с радиотрансляции голоса Берггольц и залпов победного салюта. Сценограф Алексей Порай-Кощиц на сцене построил двор-колодец, но не поставил его, а "положил". Получился выразительный, тревожный, уходящий далеко в глубину сцены тоннель c множеством окон, да и небо вышло опрокинутым. Вдали плывут облака и идет кинохроника (отличную световую партитуру сочинил художник по свету Денис Солнцев).
Ольгу Берггольц замечательно играет Эра Зиганшина. Актриса даже внешне кажется удивительно похожей на свою героиню. Ей удается не просто рассказать о судьбе женщины и поэта. Ольга Берггольц откликнулась на "зов революции", поверила в идеалы коммунизма и тяжело переживала крах этой веры. Была необычайно одарена и смела в любви. Схоронила детей. Ее били на допросах, а она снова подавала заявления в партию. И начала видеть, что происходит в стране. Пила. И была трезвым и неподкупным свидетелем времени.
У Эры Зиганшиной Ольга Берггольц выходит яркой, сильной, ироничной, очень живой. Но в сцене у блокадного микрофона она вдруг как-то особенно концентрируется и добавляет сил, со сцены идет напор энергии, актриса читает "Разорвано проклятое кольцо" c такой особой уверенностью и высокой трагической мощью, что становится понятно, почему Ленинград так ждал выcтуплений Берггольц. Зиганшина делает практически невозможное — передает талант другого человека.
Роль сестры, "Машеньки, москвички", отдана Ирине Соколовой. Она с чуть горьким юмором оттеняет партию Ольги. Ее трогательная героиня пытается понять, уточнить, приласкать и урезонить, иногда укорить сестру и вспоминает очень азартно, но менее страстно, с какой-то ироничной мудростью. Cобственно, этот актерский дуэт и вытягивает на себе весь "Запретный дневник". Прочие персонажи или выходят на сцену как живые иллюстрации воспоминаний — будь то второй муж Ольги Николай Молчанов (Валерий Соловьев) или следователь Мусатов (Андрей Тенетко). Или появляются только в разговорах о них — как Борис Корнилов, первый муж Берггольц, расстрелянный автор "Песни о встречном". Его "По улице Перовской иду я с папироской" замечательно читает Ирина Соколова.
Ближе к финалу воспоминания и тревожные письма матери (лиричная работа Натальи Поповой) дают спектаклю очень личный камертон. Но главным содержанием "Запретного дневника" оказывается все-таки не судьба поэта, а попытка возвращения имени Ольге Берггольц. Это тем более важно, что идея памяти и миссии художника как свидетеля времени для нее самой была несомненной. "Я не забыла" — это финальные слова Ольги Берггольц в спектакле. Знаменитые строки Пискаревского мемориала "Никто не забыт и ничто не забыто" тоже принадлежат ей, и после "Запретного дневника" воспринимаешь их совсем иначе — свободными от гранитного официоза и очень драматичными.