Три дня подряд в Кремлевском дворце съездов наблюдался аншлаг. Давали известного артиста из США Дэвида Копперфильда. Из Кремля передает ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН.
— Мама, мне страшно, что он будет летать, — маленький мальчик в буфете запихивает в рот шестое подряд пирожное.
— Не бойся, — мама лет двадцати пяти с мобильным телефоном на поясе мини-юбки снова тянет малыша к буфетной стойке и говорит: — Ему еще два пирожных, а мне сто пятьдесят коньяку.
Сейчас начнется шоу Дэвида Копперфильда "Сны и кошмары" в Кремлевском дворце съездов.
Мама, дедушка и девушка-друг
Они сентиментальные люди, эти американцы. На сцене КДС — маленький киноэкран, на киноэкране — снег. В смысле Россия, Рождество, чудеса... Когда великий маг и волшебник Дэвид Копперфильд был маленьким мальчиком, на зиму его всегда увозили к тетке во Флориду. И поэтому он не видал снега. Однажды Дэвиду удалось уговорить маму и папу и остаться зимой на Севере. Но снега в том году, как назло, не было. Каждый день, сидя на подоконнике и глядя на грустную улицу, мальчик молился о снеге. И чудо случилось. Под самое Рождество ночью мама разбудила Дэвида и сказала шепотом:
— Сыночек, вставай... Снег...
А еще у Дэвида был дедушка, как-то раз показавший внуку карточный фокус с четырьмя тузами.
Нет, вы представьте себе: Дэвид Копперфильд! Великий маг и волшебник, проходивший сквозь Китайскую стену и разрушавший до основания Статую свободы, стоит на сцене Кремлевского дворца съездов и говорит:
— Сейчас я покажу вам дедушкин фокус. Простой. Детский. Дедушкин.
И люди аплодируют больше, чем только что аплодировали наглядному распиливанию трюкача циркулярной пилой. Потому что в фокусах появляется смысл. Каждый вспоминает, как в детстве хотел иметь волшебную палочку. Ностальгия действует на нас сильнее любых спецэффектов.
Дэвид Копперфильд — великий фокусник не потому, что у него самые богатые спецэффекты, а потому, что он невероятно сентиментален. И на сцене с этими своими рассказами про дедушку. И в жизни с этой своей кукольной любовью к Клаудии Шиффер. Сентиментален, как ребенок.
Метаморфозы
На самом деле ни один его фокус, кроме "метаморфоз", не убедителен в достаточной мере. Когда выкатывают на сцену огромный железный вентилятор и Дэвид Копперфильд обещает пройти сквозь его вращающиеся лопасти, превратившись в дым, огорчает тот факт, что перед самой кульминацией трюка вентилятор поворачивают к зрителю боком. От этого непонятно, продолжает ли вентилятор вращаться, и все время кажется, будто можно спрятаться в деревянной его раме так, чтобы оставаться незамеченным, пока по другую сторону будут пускать изображающий развоплотившегося фокусника дым. А еще вентилятор закрывают ширмами, так что мы видим, как сквозь лопасти проходит тень, а не человек. Тень, как известно, может идти на любом расстоянии от ширмы, сквозь которую мы ее видим, и создать иллюзию исчезновения тени — это вопрос светотехники. Все равно, конечно, ни черта не понятно, как это делается, но ведь точно так же, наверное, и сам Копперфильд не понимает, как устроен, например, телефон, которым он каждый день пользуется.
Когда Копперфильд висит на горящих веревках связанный и веревки лопаются одна за одной, сердце мое не трепещет и я не боюсь, что великий маг упадет на торчащие из пола пики. Понятно же, что веревки лопаются не потому, что действительно сгорают, а по команде какого-нибудь пульта дистанционного управления. Так что пока Копперфильд не развяжется, последняя веревка не лопнет.
Но вот "метаморфозы" — это на самом деле Бог знает что такое. Копперфильд входит в люльку. Ассистентка зашнуровывает его в ней. И остается стоять на сцене. Потом люльку поднимают на высоту метров семь, а ассистентка внизу накрывается плащом. Трах-бах! И вот уже в люльке наверху оказывается ассистентка, а внизу под плащом — Копперфильд. Как они поменялись местами, я не знаю, но выглядит это убедительно.
Как было бы хорошо, если...
Очень часто я готов простить Копперфильду неизбежную аляповатость трюков за те невероятные возможности, что открываются, если только на мгновение предположить "как-было-бы-хорошо-если"...
Вот он, например, распиливает себя лазерным лучом. Верхнюю половину туловища снимает с нижней и спускается по лесенке на просцениум. Конечно, ноги при этом шагают неестественно, а торс цепляется за бывшие свои коленки не так, как действительно цеплялся бы обрубок.
Но как же хорошо было бы по желанию отцеплять ноги от торса... Чтобы торс оставался на рабочем месте, а ноги отправлялись в гости к приятелю забирать, например, долг.
— Алло, — звонит торс. — Петя? Сейчас придут к тебе мои ноги. Так ты положи им, пожалуйста, деньги в задний карман и отправь обратно.
Интересно бывает еще думать о том, сколько стоил бы жетончик в метро для половины тела. Половину цены?
Еще раз о безопасности полетов
Копперфильд складывает из салфетки розочку, поджигает ее простой зажигалкой "Крикет", и — о чудо! — бумажная розочка становится живой розой.
— Покажите! — голос с галерки звучит так громко, что перекрывает музыку. — Покажите фокус, как девушки проходят сквозь вас!
— What?
— Как девушки проходят сквозь вас!!! — все-таки народ у нас горластый на удивление.
— Нет, — говорит Копперфильд. — Я лучше полетаю.
И долго потом рассказывает, как всю жизнь человечество мечтало подняться в небо. Ассистенты тем временем выносят огромный стеклянный ящик. А задник сцены завешивается блестящим переливчатым занавесом.
— Мне, — говорит Копперфильд, — нужна девушка из зала. Вас как зовут? Раиса? А где ваш Михаил? Проверьте, Раиса, вот этот стеклянный ящик. Прочный? Сплошной? А теперь сядьте вот здесь на табуреточку и смотрите.
Свет гаснет. Копперфильд уходит в глубь сцены. Вытягивает руки, как если бы хотел взлететь. И взлетает. Парит на фоне сверкающего занавеса, как не умеют парить даже голубь и ворона, а умеют только ястреб и альбатрос. Он кувыркается в воздухе, как и я кувыркался бы, если б неведомая сила оторвала меня вдруг от земли и зашвырнула в невозможную невесомость. Так, чтобы звезды были под ногами и время не текло бы из прошлого в будущее, а разбегалось от меня в разные стороны.
Иногда мне кажется, будто на фоне бликующего занавеса я все же замечаю выходящие из живота и спины Копперфильда тоненькие нити, похожие на солнечные лучи. Но вот выходит ассистент с обручем, и Копперфильд пролетает в обруч. Потом Копперфильда сажают в стеклянный ящик, закрывают со всех сторон толстыми крышками, и волшебник продолжает там, внутри ящика, летать.
Летать! Летать! Как во сне! Как в сказке!
— На нем, — говорит слева от меня серьезный сосед, — железная одежда. И летает он в магнитных полях.
— Это, — отвечает соседу сидящая рядом с ним, видимо, жена, — очень вредно для здоровья.
— Конечно, — усмехается муж, — вредно. Так зато бабки какие...
— Бросьте, — вмешиваюсь я в разговор. — А магнитные поля что? Разве не чудо? Просто вам завидно. Признайтесь.
Копперфильд подлетает к девушке Раисе из зала, берет ее, как принц эльфов Дюймовочку, на руки, и они летят вместе.
Я вскакиваю и бегу со своей галерки вниз — только бы успеть. Одна лестница, другая, третья. Я уже в партере. Копперфильд бережно опускает Раису на землю, дарит ей неизвестно как сгустившийся из воздуха цветок и провожает на место. Аплодисменты.
Я буквально иду по головам:
— Раиса, — это самое захватывающее интервью в моей жизни. — Вы действительно летали?
— Да.
— Вы не видели никаких веревок, стекловолоконных ниток, магнитных полей?
— Нет.
— Вы летали как птица?
— Летала... — девушка улыбается.
А я говорю:
— Как же вы теперь будете жить-то?