В понедельник в Большом зале консерватории состоится церемония вручения премии имени Шостаковича и праздничный концерт. Самую внушительную из музыкальных премий ($25 тыс.), учрежденную Фондом Башмета, получит меццо-сопрано Ольга Бородина. Корреспондент Ъ ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ попросила ЮРИЯ БАШМЕТА прокомментировать это событие.
— Ваша премия выглядит какой-то двуглавой: Фонд имени Башмета вручает премию имени Шостаковича. Как это понимать?
— А вот сопоставьте два имени — Башмет и Шостакович. Я же не могу давать премию своего имени. Задача в том, чтобы признанный наконец-то на Западе Шостакович стал бы актуален здесь как безусловный знак международного качества. Знаете, это ведь здесь у нас Шостакович — Шостакович. А там он, скажем, 20 лет назад был мало кому известен. Западные менеджеры довольно долго сопротивлялись моим программам с Шостаковичем. А потом прошло 10 лет, и тогда, наоборот, стали просить каждый раз, чтобы я играл Шостаковича, чуть ли не одного Шостаковича — тут уже я сопротивлялся.
Так вот, мне кажется, что для премии Шостакович — это самая высокая планка. При чем тут фонд? Ну я же не мог бы вот просто так брать и отчислять деньги из собственного кармана. Я бы даже и делать этого не стал. Фонд мой. Ну и что? А премия — Шостаковича. Согласитесь, было бы гораздо хуже, если бы и фонд был мой, и премия была бы моего имени при жизни. Это как-то неэтично. Правда ведь?
— Чем продиктован выбор нынешнего лауреата?
— Вы знаете, я просто дрался с теми, с кем мне приходится на эту тему драться. Есть люди, которые дают деньги и тоже имеют какие-то свои привязанности. С ними мне пришлось очень серьезно бороться за Ольгу Бородину. Потому что я очень верю — пока! — самому себе. Могу объяснить.
Я считаю, что когда профессионал перестает любить музыку по-дилетантски, он замыкается сам на себе. И с этого момента ему музыкой можно не заниматься. Ну он мертв, что ли.
Когда я недавно во Владикавказе, куда мы летели много часов, а внизу шла война, услышал арию Далилы и у меня потекли слезы, я понял, что я — живой. И, конечно, понял, что Оля... что этот человек заслуживает очень многого.
Поверьте, ей еще много чего не дали. У Ольги изумительный голос, у нее отличная школа и замечательная душа. Оля — прелесть. К, сожалению, на Западе про нее поняли, как всегда, гораздо раньше, чем у нас. Оля сегодня абсолютная чемпионка, абсолютное меццо-сопрано в мире, но не в Москве. Она поет с Паваротти, с Доминго, но у нее пока еще нет их популярности. В Питере ее, конечно, обожают, а в Москве практически не знают.
— Были ли конкуренты у Бородиной среди номинантов на премию?
— Были, и немало. Это и вокалисты, и инструменталисты. Но их имен, наверное, сейчас уже называть не стоит. Я — за Ольгу, потому что если ей удалось, грубо говоря, вышибить из меня слезу, значит, это всерьез. И я рад, что все получилось. Что Оля приезжает. Поверьте, Москва услышит самый обворожительный голос из ныне поющих.
— Все предыдущие лауреаты премии Шостаковича — Кремер, Гергиев, Квастхофф, Третьяков, Анн-Софи Муттер, это, так сказать, люди активного возраста. Старых и мудрых вы не любите, что ли?
— Как это не любим? Светланов, например, гениальный дирижер. Просто гениальный. Но мы ведь должны думать: вот был дирижер, скрипачи, теперь — вокалистка.
— С каждым из лауреатов премии вы как-то взаимодействовали на сцене. Планируется ли совместная программа персонально с Бородиной?
— Мы еще ни разу вместе не выступали — все-таки у меня камерный оркестр и я играю на альте, а она — оперная певица. Пока мы ничего не делали. Но в этом концерте мы первый раз попробуем выступить вместе.
— Да? А по слухам, она целиком повторит камерную программу позапрошлогоднего выступления в рамках фестиваля "Золотые голоса России".
— На первое отделение у нее абсолютный карт-бланш. А вот во втором я хочу исполнить изумительное произведение Романа Леденева, затем обязательно Шостаковича — прелюдию и скерцо. А потом я опять попрошу Ольгу выйти на сцену — для нас специально сделана транскрипция той самой арии Далилы, только я уже буду дирижировать, а Оля — петь.