Первая в истории Чеховского фестиваля петербургская программа (об экспансии знаменитого московского театрального смотра "Коммерсант-СПб" писал 05.05.10) продолжилась спектаклем аргентинской Компании Даниэля Веронезе "Дядя Ваня" ("Следящий за женщиной, которая себя убивает"). Cмотрела ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Этого "Дядю Ваню" легко перевозить с фестиваля на фестиваль: декораций минимум. Две состыкованные под углом белые стены очерчивают малогабаритную площадку — метра четыре, как кухонька в хрущевке. Впрочем, никаких особых примет быта. Cкорее, это именно что пространство театрального этюда. Рассказывают, впрочем, что декорация перенесена из другого спектакля Даниэля Веронезе. И интригующий заголовок "Cледящий за женщиной..." — вторая часть фразы, которая служила названием другого чеховского спектакля аргентинского режиссера, "Три сестры". Откуда извлек эти слова господин Веронезе, доподлинно неизвестно. Но отсылку к особому, занимающемуся самоанализом типу искусства, они, конечно, дают.
В аргентинском "Дяде Ване" действительно пытаются разобраться в сущности театра. Даже Серебряков (Вильянуэва Коссэ) здесь не просто профессор искусствоведения, а именно что театровед. В изрядно сокращенный чеховский текст не без хулиганства вклиниваются беглые рассуждения о Станиславском и Островском. Неожиданно цитируются и строки другого, совсем не театрального Островского про "бесцельно прожитые годы". Играются отрывки из "Служанок" Жана Жене, а эту пьесу ставил и сам господин Веронезе. Словом, внутритеатральных намеков в этом спектакле больше, чем может угадать даже просвещенный зритель.
Удивительно, но сценический текст аргентинского "Дяди Вани" от этих странных, а с литературной точки зрения, и достаточно случайных вкраплений, вовсе не расползается. Чеховскую драму аргентинцы играют темпераментно, в одном полуторачасовом действии. Герои — современные космополиты — оказываются одновременно и архетипами чеховских характеров. Сыграны они точно, достоверно, хотя и без погружения в психологические подробности. Мужскую роль Телегина (и в одном лице старую няньку) играет актриса Сильвина Сабатер, ее поневоле эксцентричный Телегин — это некогда красивая, а теперь несколько заморенная женщина, всегда с похмелья. Экологические монологи усталого и потертого Астрова (Марчело Субиотто) звучат серьезно и современно. За образом сухонькой Марьи Васильевны (Марта Лубос) стоит целый ряд несчастных и никчемных пожилых интеллектуалок. Елена (Мара Бестелли) выглядит на редкость обычной, но просто очень милой. Рыдающая и подпрыгивающая Соня (Мария Фигерас) носит желтую астру в прическе и розовые резиновые перчатки. Именно она начинает спектакль с попытки убить отца, самодовольного знатока театра. Дядя Ваня (Осмар Нуньес) бегает за Cеребряковым с каким-то реквизиторским пистолетом и палит тому и в голову, и в зад, не забывая прицелиться в зрительный зал.
И хотя в пересказе вся эта эксцентрика выходит на первый план, в спектакле она лишь оттеняет жесткую правду о характерах чеховских героев и их отнюдь не выдуманных страданиях, сконцентрированную на крошечном пятачке сцены, в намеренно бедных декорациях голого театра.
Когда безнадежно плачущий Дядя Ваня говорит Соне, что правда не в мечтах, а вот "здесь", то и зрителю приходится одновременно поверить как минимум в две вещи. Во-первых, что и впрямь "пропала жизнь". А во-вторых, что суть театра кроется именно в умении любыми, пусть самыми окольными путями, добраться до самой безжалостной правды об этой самой жизни. Финальной точкой спектакля становится одинокий громкий стук — это оставшаяся в одиночестве Соня валится на стол, бьется лбом.