Правительство не особенно преуспело в поиске сбежавших за границу капиталов. Но пару десятков миллионов все же вернуть удалось. Как всегда, для этого пришлось прибегнуть к нетривиальным методам. О них специальному корреспонденту Ъ Наталии Геворкян рассказывает Михаил Гуртовой.
Михаил Гуртовой в 1992 году был помощником премьер-министра России. До того работал заместителем Егора Гайдара в экономическом отделе газеты "Правда", обозревателем "Московских новостей". В правительстве занимался вопросами борьбы с коррупцией и предотвращения утечки капиталов за рубеж. Ныне содиректор Международного центра финансовых консультаций.
— Говорят, что, работая с Гайдаром, вы создали какую-то группу специального назначения, о которой никто ничего толком до сих пор не знает. Что было на самом деле?
— Гайдар пригласил меня стать его помощником, и я согласился. Решили, что надо создать небольшую группу для внутренней информации и для борьбы с коррупцией. Теперь я думаю, что, наверное, это было неконституционно.
— Кто входил в эту группу?
— Она состояла из пяти, иногда семи человек. Я взял людей из КГБ — это при моей-то аллергии к спецслужбам. Там были и профессиональные разведчики, и люди из райотделов. К нам пришли два лучших следователя бывшей Генпрокуратуры СССР — Володя Калиниченко и Коля Емельянов.
— Чем вы занимались?
— Иногда работали просто как пожарная команда. Гайдар, например, говорил: "Не знаю, куда деваются деньги в Министерстве образования". И мы начинали этим заниматься.
Оказывалось, что деньги распрыскивались по коммерческим структурам, которые создавали сами же чиновники. Наверное, мы применяли не очень хорошие методы, но никогда не унижались до прослушивания телефонов, слежки, что спецслужбы нам предлагали многократно.
— Но вы все-таки были этакой мини-спецслужбой. Это позволяло работать за рубежом?
— Заграница появилась как хобби. Мы заметили мощную утечку денег. Я сейчас не говорю о деньгах партии. Когда-то я попытался отыскать деньги партии. Нашли миллиард, что было неплохо по тем временам. Но это внутри страны. За границей эти попытки были бессмысленны.
Вы же видите, что даже нацистские счета, откровенно преступные, открыли только после вселенского скандала. А КПСС даже не была объявлена преступной...
— А как вы обнаружили утечку капиталов за рубеж?
— Прежде всего по агентурными донесениям. К тому же у меня были контакты за границей, в том числе и с коллегами. Они спрашивали: "Что у вас происходит? У нас банки наполняются вашими деньгами". Я съездил в Швейцарию, встречался с прокурорами нескольких кантонов. Встретился там же с итальянским судьей, которого впоследствии убили. И убедился, что правовыми методами вернуть деньги практически невозможно. Может быть, сейчас они появились, но тогда их не было.
— А почему вы не попробовали привлечь наши правоохранительные органы — прокуратуру, милицию?
— В тот период мы сталкивались с прямым непониманием и нежеланием нам помочь. И это было объяснимо. Мы являлись некоей параллельной структурой, а хорошо известно, что борьба спецслужб внутри страны — это куда более серьезно, чем борьба спецслужб разных стран между собой.
— В то время большие деньги делались на вывозе сырья...
— Мы тогда взялись за нефтяников, за экспорт нефти. Занимались в основном Тюменью. Поймали их на самой простой операции: они продавали нефть сами себе по заниженной цене, а потом перепродавали большой компании по нормальной. Разница оседала за границей. Нам казалось, что мы сделали открытие. Как мы собой гордились! Что-то попытались расследовать, что-то сделали. Денег, конечно, не вернули, если не считать нескольких чеков.
— Нефтяники сопротивлялись?
— Еще как! Мы, в силу своей некомпетентности, попались на массу провокаций. Моим людям, например, тюменцы подсунули абсолютную "утку", которую я, ничего в этом не понимая, потом растиражировал через западные газеты. Нам подсунули бумаги, что часть неучтенной нефти хранится в старых трубопроводах. На самом деле это технически невозможно.
— Но в это же время, насколько я понимаю, в России появился весьма компетентный человек — всемирно знаменитый Кролл, нашедший за границей миллионы Хусейна и Дювалье.
— Да, возник Кролл. Это тоже было следствием романтизма, который всем нам был тогда присущ. К власти пришли мальчики, которые читали английские книжки про Джеймса Бонда. Наш КГБ пах казармой и жалким распределителем низшего уровня, а там Международное детективное агентство! Наивно полагали, что вот дадим Кроллу два миллиона, а он вернет стране миллиарды.
— И дали?
— Дали. На каком-то этапе меня решили подключить к работе Кролла. Я поехал в Нью-Йорк, посмотрел, как они работают. Это большая фирма. Меня лично насторожило, что у него все замы из ЦРУ или Моссад.
— Но и у вас люди были не из аптеки...
— В общем, я пришел к выводу, что в наших условиях люди Кролла будут неэффективны. Не буду повторять слухи о том, что все успехи, которыми прославилась фирма Кролла, — это реализация разработок спецслужб. Я этого не знаю.
Но это очень похоже на правду, потому что в России они не сумели сделать ничего. Я, кстати, предложил тогда нашему правительству, чтобы агентство Кролла работало за проценты — вернул миллиард, возьми сто миллионов.
Но дело было сделано, Кроллу его миллионы заплатили. Вместе с ним мы не работали.
— А почему вы считаете, что невозможно подсчитать, сколько денег утекло за рубеж?
— А как? Мы не может узнать, например, сколько ушло туда денег только по спецоперациям КГБ. А из республик, когда начал сыпаться Союз? Недавно я прочел, что председатель совмина Казахстана получил задание прятать деньги за границей.
Может быть, можно экономическими методами подсчитать ущерб стране. Но я таких расчетов не видел.
— Но невозможно же искать то, не знаю что...
— Да, в какой-то момент мы стали дергаться, метаться. И неожиданно вышли на такую периферийную вроде бы тему — вывоз геологической информации. Начинались тендеры, шли разговоры о совместном освоении российских недр. А чтобы участвовать в тендере, недостаточно тех довольно скудных сведений, которые официально сообщаются. И иностранные компании стали покупать наших геологов.
— То есть носителей информации?
— Да. Едет, например, уважаемый профессор из Новосибирска в командировку за границу и прихватывает с собой образцы нефти. Таможенники пропускают — подумаешь, пробирка. Или захватил с собой папочку с контурными картами. Это попадало в какую-нибудь большую компанию, и она оказывалась в привилегированном положении, поскольку узнавала то, что не знали конкуренты.
Такая информация стоит больших денег. А ее получали от наших ученых долларов за триста, от силы пятьсот. Тогда это казалось ох какими деньгами!
— Ну и что вы могли поделать, кроме как обвинить ученых в шпионаже? Да и то с большой натяжкой...
— Действительно, сделать что-то было сложно. Не жалобы же писать. Но большие компании очень дорожат своей репутацией. И после того как мы опубликовали в нескольких крупных газетах, в частности в Financial Times, известную нам информацию и назвали компании, их представители пришли к нам сами: "Мы все заплатим российскому правительству. Мы просто не знали". И несколько десятков миллионов мы получили в бюджет. В 1992 году это были серьезные суммы.
— В общем, вы действовали нестандартными методами. А с нефтяниками почему же не повезло?
— В отличие от ученых, которые пугались бесед с нами, сдавали друг друга, у нефтяников были крепкие нервы.
— Вы пришли с Гайдаром и ушли с ним. Что, Черномырдину ваша группа была не нужна?
— Как раз Черномырдин не хотел нас отпускать. Не уверен, правда, что его окружение думало так же. Но Черномырдин не боялся, что мы наткнемся на его счета. Как не боялся этого и Гайдар. Их просто не было.
— А вы наткнулись на чьи-нибудь счета?
— Да, в том числе и действующих на тот момент людей. Но не Гайдара или Черномырдина, если вас это интересует. Я не буду называть фамилии. Один раз мы столкнулись со случаем, когда человека специально подставляли, открыв на его имя счет за границей. Это я выяснил, буквально вцепившись в глотку банку, поскольку речь шла об одном из самых высокопоставленных у нас людей.
— Но все-таки назовите хоть кого-то, кто оказался в поле вашего зрения...
— Вы же знаете, все валят на новых русских — на Петю Авена, на других... Но я не знаю, мы ими не занимались.
— Так почему вы не продолжили работу при Черномырдине?
— Я как-то пришел на работу, уже после освобождения Егора, и обнаружил указ Ельцина о том, что комиссия преобразовывается и возглавляет ее Руцкой. Может быть, на сегодняшний день Руцкой — самый честный человек в Курской области и Нечерноземье в придачу. Не знаю. Но тогда это было все равно, как если бы Мадонна возглавила институт скромности. Мы все ушли.
— Возможно ли создание группы, аналогичной вашей, сейчас?
— Нет, ведь она окажется вне правового пространства. Это было возможно только тогда, на волне первоначального романтизма.
— А куда делись результаты ваших поисков, бумаги, документы?
— Те, что с грифом "секретно", мы сдали в соответствующий специальный отдел правительства. Думаю, частично они оказались в тех самых 13 чемоданах, которыми так хвастался Руцкой. Во всяком случае, так можно было понять по некоторым его намекам.
А потом это вообще превратилось черт знает во что. В войну компроматов. Комиссию возглавил адвокат Макаров. А когда я узнал, что в ней участвует и Якубовский, то понял, что в эти игры я уже больше никогда играть не буду.