История обретения Китаем ядерного оружия подтверждает тот факт, что если руководство того или иного государства вдруг решит, что не может жить без атомной бомбы, то рано или поздно оно ее получит.
До весны 1956 года Китай не поднимал вопроса о собственном атомном оружии. От внешней угрозы Пекин был прикрыт советским ядерным зонтиком, а отношения с Москвой казались дружескими навечно, ведь после смерти Сталина СССР и КНР руководили лагерем социализма коллегиально. Как свидетельствуют документы секретариата ЦК КПСС, между 1953-м и 1956 годами все решения по странам Азии принимались только после того, как советский посол в Пекине согласовывал их с "китайскими друзьями".
Событие, которое подтолкнуло Мао Цзэдуна к решению о пересмотре безъядерного статуса Китая, произошло в феврале 1956 года, когда состоялся XX съезд КПСС. Позднее советская пропаганда уверяла, что тогда две партии диаметрально разошлись в оценке культа личности Сталина. Однако это было не так.
5 апреля 1956 года китайский официоз — газета "Жэньминь жибао" приветствовала успехи КПСС в разоблачении ошибок Сталина (великий кормчий не забыл, как семь лет назад, во время его первого приезда в Москву, Сталин унижал его). Но на самом деле Мао насторожил тот факт, что выступление Хрущева не было согласовано с руководителями братских партий. Получалось, что новые воззрения Кремля (о мирном сосуществовании двух систем и переходе от капитализма к социализму мирным путем) соратники КПСС по коммунистическому движению должны были просто принять к исполнению. Такой подход китайцы позже стали называть социал-империализмом.
Председатель КПК понял, насколько иллюзорно равноправие Пекина и Москвы. При этом Мао не без оснований полагал, что Китаю не удастся вернуть статус великой державы, если у него не будет ядерного оружия. И уже 25 апреля 1956 года в докладе "О десяти великих взаимоотношениях" Мао Цзэдун заявил, что "в течение непродолжительного периода мы не только будем иметь много самолетов и много пушек, но и сможем иметь собственную атомную бомбу".
В Москве сделали вид, что не заметили этих слов. Экономическая и техническая отсталость не позволяла Китаю создать желанную бомбу самостоятельно, а растить у себя под боком ядерную державу Союз не собирался. Маршал Гречко в беседах с военными из соцстран выражал эту мысль просто и ясно: "Мы имеем ракеты с ядерным оружием и никого из других стран к ним не допускали и не допустим".
Как Никита обманул Мао
Приблизиться к заветной цели китайцам помогло изменение политической ситуации. После кризисов в Польше и Венгрии 1956 года, после свары в советском руководстве, закончившейся разоблачением "антипартийной группы" летом 1957 года, Хрущеву накануне 40-летия Октября отчаянно необходимо было продемонстрировать советской стране и миру сплоченность коммунистического движения и единство стран социализма. Гвоздь программы — совещание коммунистических и рабочих партий,— безусловно, не могло обойтись без лидера крупнейшей компартии мира Мао Цзэдуна.
Как рассказывал заведовавший в то время международным отделом ЦК КПСС Борис Пономарев, Хрущев потребовал во что бы то ни стало обеспечить приезд Мао в Москву. И у великого кормчего появилась возможность диктовать свои условия Москве.
В результате в октябре 1957 года в Москве прошло совещание по новым оборонным технологиям. 15 октября было подписано соглашение, по которому советская сторона обязалась передать китайским партнерам образец атомной бомбы и технологию ее производства. От немедленного исполнения обязательств Москве удалось отбиться, но в качестве компенсации китайцы получили весьма приятную для себя вещь — как рассказывали специалисты по Китаю из первого главного управления КГБ СССР, была достигнута договоренность о передаче Пекину списков советской агентуры в КНР.
С лица Мао, приехавшего в Москву 3 ноября, все время пребывания в СССР не сходила довольная улыбка. Из 64 лидеров компартий он единственный жил в Кремле, где, как большой вельможа, давал аудиенции "младшим товарищам". Но радовался Мао преждевременно. Хрущев умел морочить голову. Месяц проходил за месяцем, а бомбы у Китая все не было.
Не помогло и новое совещание по новым оборонным технологиям, прошедшее спустя полгода в Пекине.
Как Мао обманул Никиту
Возможность поговорить с Хрущевым начистоту Мао предоставилась летом 1958 года. Тогда в очередной раз обострилась обстановка вокруг Тайваня, последнего оплота изгнанного китайскими коммунистами в 1949 году с материка правительства Чан Кайши. И Москва прекрасно понимала, к чему могут привести воздушные бои и обстрелы островов береговой артиллерией армии Китая.
Американцы, как сообщал в докладе Хрущеву министр обороны СССР маршал Малиновский, перебросили к Тайваню в дополнение к четырем авианосцам еще два, увеличили группировку ВВС до 715 боевых самолетов. На Окинаве были готовы к переброске на Тайвань три дивизии — 24 тысячи морских пехотинцев. Но ничто не могло сдержать боевого пыла Мао. Он упорно готовился к массированным обстрелам острова.
31 июля 1958 года Хрущев прилетел в Пекин. По свидетельству присутствовавшего на встрече двух лидеров заместителя министра иностранных дел СССР Николая Федоренко, Мао после пространной и косноязычной речи Хрущева о мире перешел к теме атомного оружия. "Если не склонны поделиться с нами этим оружием,— сказал он Хрущеву,— то помогите нам технологией создания ядерной бомбы". Московский гость выкручивался как мог, объясняя, что создание бомбы — дело дорогое и энергоемкое. Тогда Мао решительно заявил, что справится с американцами своими силами.
После отъезда Хрущева китайцы продолжили давление. Как вспоминает работавший в то время в Пекине корреспондент "Известий" Иван Лобода, в августе по китайской столице поползли слухи о невиданных успехах китайских ученых в деле создания атомной бомбы. Комитет по атомной энергии, созданный в 1955 году и объединивший тогда около 500 ученых, к 1958 году вырос вдесятеро. Район Синьцзян, где находились полигон и исследовательские лаборатории, объявили запретной зоной.
Как рассказывал один из сотрудников представительства КГБ в Китае, достоверность не только этих, но и любых других сведений по ядерной тематике проверить было уже невозможно, ведь КГБ лишился всех своих информаторов. Выданных Москвой китайских агентов вызвали для бесед в местную госбезопасность, и больше о них никто ничего не слышал. А новых желающих помогать СССР уже не находилось.
23 августа китайцы начали обстрелы Тайваня. Прекратились они лишь после угрозы США применить ядерное оружие. По большому счету эта угроза оказалась на руку Пекину — она окончательно склонила задерганного Хрущева к решению пойти на уступки китайскому руководству.
Как русские обманули китайцев
Нельзя сказать, что до этого момента Москва совсем уж ничем не делилась с Китаем. Например, был пущен в эксплуатацию исследовательский реактор на тяжелой воде в исследовательском институте около Пекина. Но это было совсем не то, чего хотели китайцы. С его помощью можно было получать пригодные для бомбы расщепляющиеся материалы, но в явно недостаточном количестве. Кроме того, был создан проектный институт для строительства объектов атомной промышленности. И сами объекты потихоньку начали строить.
При всем при этом работа шла в обстановке глубокого взаимного недоверия. Как рассказывал бывший советник при китайском атомном министерстве Юрий Аверьянов, китайцы потихоньку копировали всю документацию, приходившую из Союза. На вопрос о том, почему чертежи лежат не в том порядке, в каком их оставляли, китайские сотрудники, неизменно улыбаясь, отвечали: "Пыль вытирали".
Пекинскую гостиницу "Дружба", где жили советские специалисты, китайские спецслужбы до предела нашпиговали аппаратурой прослушивания. Другим пунктиком китайских друзей стала забота об отдыхе советников. Как только у кого-то из них появлялось свободное время, его с семьей на машине везли осматривать достопримечательности. Но без коллег, чтобы на природе, в отсутствие недремлющего китайского уха, советские специалисты не смогли обсудить какую-нибудь важную информацию. И уж совсем расстраивались китайские товарищи, когда советник собирался в посольство. В таких случаях обычно сразу пропадали все машины, и бедолаге приходилось пешком плестись по липкой пекинской жаре.
Но все же это были семечки по сравнению с тем, как Москва морочила голову Пекину. В частности, завод по обогащению урана в Синьцзяне строился не только по устаревшей технологии, но и, по словам тогдашнего заместителя министра среднего машиностроения Андрея Петросянца, оснащался бывшим в употреблении оборудованием.
Советские советники отмечали очень низкий уровень китайских инженеров и рабочих и настолько же высокий уровень ученых, в особенности учившихся на Западе. Со временем эти специалисты стали мозгом китайской военной ядерной программы. Правда, не все — самолет с видными китайскими учеными-атомщиками, летевшими в Москву, потерпел катастрофу на Средней Волге.
Но, как бы то ни было, к началу 1960 года китайский военный атомный проект был готов, по оценкам советников, процентов на восемьдесят. Как вспоминал советский посол в КНР Степан Червоненко, уже пошли разговоры о приближении испытаний. Пришла пора посвящать китайцев в самые интимные подробности — конструкцию бомбы и технологию сборки.
Одновременно советско-китайские отношения становились все хуже и хуже. И вместо обещанной бомбы в Китай прибыл ее макет. Причем, по словам Аверьянова, его коллеги, знакомые с устройством настоящих "изделий", были поражены несхожестью макета с натуральными советскими бомбами.
Начиная с весны 1960 года начали редеть и ряды советников. Их одного за другим стали отзывать на прежние места работы. Причем формально они уезжали в Союз в командировки, так что официальных причин присылать им замену не было. Так из 400 работавших в атомном китайском проекте советников осталась едва ли половина. А 16 июля 1960 года СССР объявил об отзыве всех своих советников из Китая.
На церемонии прощания в Доме народных церемоний в Пекине премьер Чжоу Эньлай, главный куратор атомного проекта, обещал, что советники вместе с семьями скоро снова вернутся в Китай. Как бы шутя он упомянул и о бомбе: "Вы дали нам только фантик вместо конфеты".
Как китайцы обманули всех
Пекинские правители остались один на один со своими проблемами. Завод по обогащению урана был запущен после серии аварий в 1962 году. Технологию производства бомбы китайцы взяли там же, где и все, то есть у американцев. В Китай из США приехало около сотни ученых китайского происхождения. А пробелы в их знаниях восполнила китайская разведка. С оборудованием, как писал в своих воспоминаниях болгарский посол в КНР Босев, помогли западные немцы и швейцарцы.
В то время пекинские газеты, радио и телевидение уже обливали СССР мутными потоками грязи, обвиняя Москву во всех смертных грехах. На Западе даже не исключали возможности военного конфликта между двумя коммунистическими державами. Перерастание военных столкновений на советско-китайской границе в обмен ядерными ударами многим там казалось слишком привлекательной перспективой, и сообщения западных спецслужб о просачивании ядерной технологии с Запада за Великую китайскую стену были проигнорированы.
Китайские ученые достроили и запустили промышленный реактор мощностью в 600 мегаватт, способный производить около 180 кг плутония в год, что достаточно для производства 30 "изделий". А 16 октября 1964 года в пустыне Такла Макан китайцы взорвали свою первую атомную бомбу.
Документальный фильм о первых трех китайских ядерных взрывах назывался "Великая победа Мао Цзэдуна". Но советский вклад в эту победу все же оказался весьма весом. Ведь документация на промышленный реактор и часть оборудования для него были получены от СССР все в том же 1960 году. Причем тогда это было действительно последнее слово техники. Подобный реактор был запущен на советском предприятии по производству плутония, так называемой Сибирской АЭС, всего лишь двумя годами раньше.
Дело в том, что советское руководство пыталось разыграть карту Чжоу Эньлая. Считалось, что премьер лучше других китайских руководителей относится к Союзу, и поэтому Москва старалась укрепить его позиции. Поскольку Чжоу курировал атомный проект, передача документации на реактор ощутимо поднимала его престиж.
В Москве надеялись, что в обозримом будущем Чжоу сможет подсидеть Мао и начнет проводить более просоветскую политику. Но время показало, что сам Чжоу (по прозвищу Хитрый лис) думал иначе. Кстати, несколько позже такую шутку история сыграла и с американцами. Так, на рубеже 60-70-х годов администрация Никсона рассматривала Чжоу Эньлая как наиболее перспективного члена китайского руководства, склоняющегося в сторону Запада. На самом же деле Чжоу Эньлай никогда никуда не склонялся — вне зависимости от его отношений с Мао он всегда оставался прежде всего китайским националистом. И лишь затем коммунистом.
Существует и еще одна версия появления в КНР современного ядерного реактора. По словам некоторых бывших руководящих работников советской атомной науки, передача документации на реактор была инспирирована высокопоставленными работниками советского ВПК. Но их заботили не политические перспективы Чжоу Эньлая, а собственные. Поскольку Хрущев, приступив к сокращению армии, от слов о политике мирного сосуществования перешел к делу, советские "ястребы" предприняли контрмеры: содействовав созданию в Китае собственной атомной бомбы, они подхлестнули гонку вооружений и тем самым обеспечили своим предприятиям ядерный госзаказ на десятилетия вперед. А себе — прочные позиции в советском истеблишменте.
Как бы то ни было, 60-е годы стали первыми свидетелями того, как ядерные секреты расползались по горизонтали — от одного обладателя к другому. Именно так ядерное оружие продолжает завоевывать мир и сегодня.
ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ
Технологию производства бомбы китайцы взяли там же, где и все, то есть у американцев. А с оборудованием помогли западные немцы и швейцарцы.