Исполняется 120 лет, как в США был принят закон Шермана — первый из направленных на борьбу с бизнесменами-монополистами. За следующие двадцать лет страна прошла путь от олигархического капитализма к современному конкурентному рынку. И сумела сделать это, не сворачивая демократию
Главным событием, определившим историю США во второй половине XIX века, стала, несомненно, победа северян в Гражданской войне. Учитывая, что южане-рабовладельцы были готовы отделиться от остальной части страны, иной итог противостояния, очевидно, привел бы к "геополитической катастрофе" американского масштаба.
Однако и победа северян-янки вместе с последовавшим за ней освобождением чернокожих на всей территории страны не стало панацеей от всех бед. Юг страны фактически был оккупирован федеральными войсками, и, опираясь на верные штыки, правительство устроило на по сути завоеванных территориях своеобразную "шоковую терапию", получившую название "Реконструкция".
Экономику еще недавно рабовладельческих штатов стали перестраивать на новый, капиталистический лад. И происходило это с теми побочными эффектами, которые вообще типичны для такого рода социальных экспериментов. Одним из наиболее ощутимых для всей страны стал невиданный доселе взрыв коррупции. За право поучаствовать в дележке южных земель бизнесмены-северяне не скупились на "откаты" чиновникам, а магнаты-южане соревновались друг с другом в том, кому позволят остаться при куске финансово-промышленного пирога, разумеется, тоже не за бесплатно. Чиновники наживались на взятках, а предприниматели делали огромные состояния на госзаказах.
Заодно, с окончанием Гражданской войны, началась масштабная колонизация Дикого Запада, поощряемая правительством. На новых землях предприниматели активно занялись освоением природных богатств и строительством необходимой для него инфраструктуры, прежде всего — железных дорог. Итогом стал колоссальный рост американской промышленности и, прежде всего, добывающих отраслей. За 30 лет, с 1870 по 1900 год, производство чугуна увеличилось в 8 раз, добыча угля — в 10, выплавка стали — и вовсе в 150 раз, достигнув соответственно показателей: 13,8; 212,3; 11,2 млн тонн в год.
"Олигархический капитализм"
Из сочетания бурного роста экономики с не менее бурным — коррупции в США и родился своеобразный "олигархический капитализм", когда бизнес и чиновничий аппарат оказались переплетены самым тесным образом.
Легендарные магнаты вроде Корнелиуса Вандербильта или Джона Рокфеллера получили язвительное прозвище "баронов-грабителей", напоминавшее о средневековых немецких аристократах, которые собирали дань со всех проходящих по их землям и рекам купцов.
И действительно, создавая Standard Oil, Рокфеллер не брезговал демпингом, а порой и тем, что в России сегодня называют "наездом", добиваясь того, чтобы более мелкие нефтяники продавали ему свои фирмы. Более сговорчивые отделывались легким испугом и кругленькой суммой в долларах. И Рокфеллер был в этих методах не одинок.
Чтобы политики закрывали глаза на эти весьма специфические методы экспансии бизнеса, Рокфеллер и подобные ему монополисты активно участвовали в создании так называемых политических машин. Суть их в том, что работникам предприятий сверху давалось четкое указание, за кого голосовать на выборах. Ослушавшимся грозил вылет с работы. Любопытно, что такой вид "частно-партийного партнерства" процветал не только в промышленных корпорациях, но даже в государственных ведомствах. Известно, например, что таможенники штата Нью-Йорк в едином порыве голосовали за республиканцев, а полицейские Бостона, наоборот — за демократов.
Перерождение американской демократии все больше тревожило американское общество. Граждан США, привыкших считать себя сообществом свободных тружеников, которых в соответствии с известной шуткой "кольт сделал равными", не очень-то радовала перспектива "авторитарной модернизации", при которой все реальные рычаги управления оказались в руках небольшой группировки богачей и коррумпированных чиновников. Отношение к крупным бизнесменам не мог исправить даже тот факт, что именно они сыграли ключевую роль во внедрении в американскую экономику новейших на тот момент технологий, благодаря чему она за несколько десятилетий стала самой передовой в мире. Общество готовилось дать отпор монополиям.
Крестовый поход против олигархов
В борьбе с олигархами американского пошива объединились самые разные общественные группы: от рабочих, завороженных доносившимися из Европы слухами о "призраке коммунизма", до респектабельных партийных деятелей старой закалки, тосковавших по "честной политике" времен Джорджа Вашингтона и Томаса Джефферсона. Так лозунг "взять все и поделить" парадоксальным образом оказался созвучным идеалам американской демократии.
Началом крестового похода против "олигархического капитализма" стал принятый в июле 1890 года антитрестовский закон, разработанный сенатором-республиканцем от штата Огайо Джоном Шерманом. Статьи закона звучали столь жестко, что, например, недавний глава Федеральной резервной системы США в одной из своих работ упрекал его авторов в том, что он на годы затормозил естественное развитие американской экономики. "Всякий договор, объединение в форме треста или в любой иной форме, или договор с целью ограничения коммерции или торговли между штатами или с иностранными государствами объявляются незаконными",— гласила первая же статья закона. Лица, виновные в нарушении статьи, подвергались штрафу в размере до 5 тыс. долларов — сумма по тем временам отнюдь не символическая — или даже тюремному заключению сроком до одного года. Статья 7 закона указывала, что лица, потерпевшие ущерб от незаконных объединений, могли требовать возмещения убытков в тройном размере. За следующие десять лет аналогичные по духу законы были приняты в 27 штатах, а в 15 антимонополистические акты даже включили в местные конституции.
У столь жесткой борьбы против крупных бизнесменов были не только идеологические, но и чисто прагматические причины. Чем богаче становились монополисты, тем меньше денег они начинали тратить на помощь своим лоббистам в правительстве и законодательных органах, считая, по-видимому, свое положение и без того безоблачным.
Впрочем, первое время у магнатов не было особого повода для беспокойства. Все дело в особенностях правоприменения антимонопольного законодательства. К закону Шермана долгие годы обращались не часто, а когда все же о нем вспоминали, жертвами становились совсем не те, против кого он был изначально обращен. Так, в 1894 году именно на основании закона Шермана суд обязал профсоюз рабочих-железнодорожников прекратить забастовку и возместить убытки собственникам в тройном размере, обвинив возглавляемое Юджином Дебсом объединение в "монополизации".
Стало ясно, что без политической воли даже благие намерения вроде тех, что двигали авторами закона Шермана, нельзя реализовать. Оружием закона стало острое журналистское перо.
Компромат — орудие демократа
Сенатор Джон Шерман вошел в историю Америки как борец с монополизмом
XX век — век медиа — начался в США с настоящей информационной войны, которую американская пресса развязала против крупного бизнеса. Армию журналистов — борцов против монополистов американский президент Теодор Рузвельт назвал "макрейкерами" — охотниками за сенсациями. Несмотря на то что это слово Рузвельт употребил в уничижительном смысле, именно такого рода журналисты стали главными его союзниками в борьбе с олигархией.
В советской историографии макрейкеров традиционно называли "прогрессивными журналистами", но, если прочитать их статьи, нетрудно заметить, что слово "желтые" характеризует их куда точнее. Все началось в октябре 1902 года, когда Линкольн Стеффенс опубликовал статью под названием "Времена Твида в Сент-Луисе", в которой разоблачил взяточничество и мошенничество муниципальных чиновников. Именно это событие считают началом "разгребания грязи".
Статья Стеффенса, написанная в жанре журналистского расследования, стала не только первым, но, возможно, и лучшим образцом работы макрейкеров. Дело в том, что продолжатели дела "прогрессивного" журналиста совершенно не чурались самых грязных приемов в своей деятельности "политических дворников".
В результате страницы американской прессы заполонили разной степени достоверности истории о грязных проделках бизнесменов и представителей властей. Порой обличительный пафос доходил до высоты почти глобальных обобщений: тот же Стеффенс, например, назвал Нью-Джерси "штатом изменников" за то, что там фактически была разрешена деятельность монополий в том случае, если они платили в бюджет специальный налог. А порой эти обличения касались личной жизни бизнесменов: со смачными подробностями иные журналисты рассказывали, как те на деньги "простых американских тружеников" посещают бордели и проигрывают целые заводы в покер.
Главное, что подобного рода истории приносили издателям бешеный доход. Расследования макрейкеров увеличивали тиражи газет и журналов, для которых они их готовили, порой в несколько раз. Это, в свою очередь, позволяло хозяевам снижать цену на свои издания до доступных даже бедняку 10-15 центов.
Сами жертвы информационной войны — те самые монополисты — сначала не очень-то стремились, а потом попросту не могли повлиять на ее исход. Первое время они просто не обращали внимания на назойливых "репортеришек", которые нисколько не мешали увеличиваться биржевым котировкам их компаний. Когда же выяснилось, что стараниями макрейкеров против магнатов объединилось, по сути, все американское общество, оказалось, что купить их не так-то просто. Хозяева СМИ обогащались все больше и больше, сами постепенно превращаясь в медиамагнатов, и совершенно не стремились менять редакционную политику. Ведь люди платили именно за ту нелицеприятную правду, которую им преподносили охочие до сенсаций журналисты.
Так или иначе, кто из чистой меркантильности, а кто из искренней веры в идеалы американской демократии, но главную свою историческую роль макрейкеры выполнили с блеском, обеспечив идеологическую поддержку антиолигархическому "честному курсу" Теодора Рузвельта.
"Честный курс" Рузвельта
Молодой, но уже имевший 20-летний политический опыт Теодор Рузвельт стал президентом благодаря трагической случайности. Не успел Уильям Маккинли толком начать свой второй президентский срок, как 14 сентября 1901 года его настигла пуля анархиста Леона Чолгоша. Главой государства стал вице-президент Рузвельт.
Став президентом, Рузвельт, как говорят, обещал крупным магнатам, что не поддастся влиянию общественного мнения и бороться с ними не станет. Если это обещание когда-то и было дано, то человеком Рузвельт оказался весьма забывчивым, ведь в истории он останется под прозвищем "гроза трестов". Первой жертвой президентской "охоты за олигархами" стала компания Northern Securities, подконтрольная банкирскому дому Морганов и объединявшая все железные дороги на американском северо-западе. Требование правительства распустить монополию стало для ее хозяев полной и неприятной неожиданностью. И вот в апреле 1903 года Верховный суд на основании пресловутого закона Шермана вынес решение в пользу правительства. Публика встретила победу властей с большим удовлетворением, пресса писала, что правительство наконец-то смогло дать большому бизнесу по носу, а авторитет Рузвельта чрезвычайно вырос. При этом, разумеется, и речи не шло об экспроприации, национализации и уж тем более "посадке" предпринимателей: чисто экономическая мера была направлена исключительно на регулирование рынка, а не на передел собственности в пользу близких к Белому дому бизнесменов. Доказательством этому служит то, что предприятия, ранее входившие в монополию, остались за прежними владельцами, за которыми, правда, был установлен жесткий контроль на предмет заключения ими тайных противозаконных соглашений.
В дальнейшем Рузвельт продолжил ту же политику борьбы с монополиями, стремясь, как и прежде, сохранить при этом в стране нормальный деловой климат. Усилиями президента Конгресс принял несколько важных законов. Среди них: ускорение судопроизводства по закону Шермана; создание министерства торговли и труда со специальным бюро по делам корпораций, в функции которого входили сбор информации и расследование деятельности корпораций; наконец, запрещение железнодорожным компаниям изменять объявленные тарифы на перевозки грузов. За 7,5 лет пребывания Рузвельта у власти генеральная прокуратура возбудила 44 дела против крупнейших американских монополистов, большинство из которых увенчалось успехом правительства. Наиболее ярким из них оказалось расформирование компании Standard Oil, которую разделили сразу на 30 более мелких групп.
Политика, которую сам Рузвельт называл "честным курсом", значительно ослабила влияние бизнеса на власть. Несмотря на то что масштабного передела собственности не произошло, ибо многие из подразделений, превращенных в самостоятельные компании, возглавили старые собственники или их родственники, деятельность Рузвельта открыла реальные возможности для свободной конкуренции. Ведь более мелкие бизнесмены, которые еще недавно не могли рассчитывать на значительную долю на рынке, теперь получили возможность начать активную экспансию. Результатом стало то, что буквально за несколько лет список наиболее крупных американских бизнесменов претерпел значительные изменения. При этом никто из них уже не мог рассчитывать на монопольный контроль над рынком — противоречащие законодательству сделки просто отменялись.
Разумеется, не шло речи и о национализации или сворачивании демократии. Несмотря на то что администрация Рузвельта практиковала активное вмешательство в экономику, из-за чего отчасти и потеряла в итоге популярность, о непосредственном контроле над собственностью речи не шло. Можно не сомневаться, что в обществе это вызвало бы бурю негодования, а ведь именно на общественной поддержке зиждились его антимонопольные реформы. Сохранение демократии и борьба с олигархами оказались более чем совместимы.