Торговля алмазами — это большое и не прекращающееся ни на минуту шоу со своими сценическими законами, декорациями и актерами. Корреспондент Ъ Константин Левин, посетивший две алмазные столицы мира, убедился в этом.
Мистификации
После посещения двух крупнейших алмазных центров мира — Лондона и Антверпена — я поймал себя на странном на первый взгляд впечатлении. Торговцы алмазами — сдержанные джентльмены из De Beers, индусы в черных френчах, хасиды с пейсами и в ермолках — все они стали казаться мне участниками одной грандиозной мистификации. Продавцы алмазов и бриллиантов, подумалось мне, мало чем отличаются от продавцов воздушных шаров — их товар столь же бесполезен с практической точки зрения и столь же привлекателен. Только стоит в миллионы раз дороже.
Кроме того, если присмотреться повнимательнее, например, к сотрудникам De Beers, то можно заметить, что почти во всех пропадает актерский талант. Вместо сцены судьба предоставила им комнаты, где проводятся "сайты", то есть алмазные торги. Вместо расписного задника — картины, которыми густо увешаны стены в лондонской резиденции центральной сбытовой организации De Beers. И то, что большинство этих полотен выполнено в духе соцреализма (изображен тяжелый труд по добыче алмазов), лишь подчеркивает театральность происходящего.
На этих подмостках и дают свои представления настоящие английские джентльмены — строгий, идеально сшитый костюм, модно повязанный галстук и обязательно запонки (естественно, бриллиантовые). Стоит ли упоминать безупречное оксфордское произношение и умение казаться предельно откровенным, притом что коммерческие тайны фирмы умирают вместе с этими людьми.
Еврейские алмазные торговцы из Антверпена выглядят иначе. Своеобразная одежда, непередаваемый акцент и быстрая речь на смеси нескольких языков. Однако и они любят разыграть постороннего человека, и их бизнес тоже держится исключительно на личном доверии. Удивительного в этом мало, так как алмазный бизнес — бизнес клановый.
Трансформации
Однако различия между лондонскими технократами и алмазными романтиками из Антверпена носят не только внешний характер. Для сотрудников De Beers алмазы — такой же товар, как и любой другой. Например, у сотрудника отдела оценки алмазов ЦСО, показывавшего мне камни ценой как минимум $5 млн, не дрогнул на лице ни один мускул: "Со временем забываешь,— улыбнулся английский джентльмен,— что работаешь с исключительно дорогим товаром. Думаешь только о технологии оценки. Иначе нервный срыв обеспечен".
Все правильно, нервы надо беречь. Но как-то скучновато. Иное дело алмазные торговцы-романтики из Антверпена. Можно подумать, что этот город расположен на земле обетованной, так много здесь хасидов. Причем живут и работают они на узком пятачке в центральной части города, ограниченном четырьмя коротенькими улицами. Конечно, не все евреи-огранщики или торговцы — хасиды, но основным религиозным правилам строго следуют все евреи, торгующие алмазами. Причем уже на протяжении нескольких поколений.
Бок о бок с евреями работают индусы, но у меня сложилось впечатление, что их бизнес развивается как-то параллельно и пересекаются они только в точке обеспечения всеобщей безопасности торговли алмазами и бриллиантами.
Кстати, первое впечатление от антверпенского алмазного квартала можно назвать разочаровывающим. В самой богатой части города улицы, похоже, не ремонтировались уже несколько лет. Офисы больше напоминают советские присутственные места, чем кабинеты людей, ворочающих $200-300 млн ежегодно.
Однако хозяев скромность обстановки не смущает. Дэйв Лаппа, владелец компании Overseas Diamonds с годовым оборотом $250 млн, занимает со своими немногочисленными сотрудниками всего несколько комнат. Но на него работают 210 огранщиков в Бельгии, Израиля и ЮАР. Ни лишние люди, ни лишние метры ему не нужны.
Такие люди, как Лаппа, склонны одушевлять алмазы. Он дает весьма лирические описания алмазного рынка: "Для тех, кто давно работает в алмазной промышленности, не является секретом, что она стоит на двух китах — тщеславии и жадности".
Но и практицизма Лаппе не занимать. Ему неважно, на каких условиях окончательно договорятся De Beers и Россия. Главное, чтобы сохранилась стабильность цен. Сам же Лаппа хотя и является сайтхолдером De Beers, половину алмазов покупает в обход ЦСО, в том числе и в Москве.
Генерации
Главная алмазная достопримечательность Антверпена — это четыре биржи, объединившие более чем пять тысяч дилеров и огранщиков.
Но и здесь налицо алмазная мистификация. Учредители бирж как сговорились — они устроили все так, чтобы торговые площадки меньше всего напоминали о том, что здесь идет торговля алмазами. И посетитель видит броуновское движение завсегдатаев, непрерывный гул голосов, наконец, после трех часов дня — обязательную игру в карты. Ставки — естественно, алмазы. В общем, антверпенские биржи скорее похоже на мужские клубы, чем на торговые площадки.
Мое недоумение рассеял один из алмазных дилеров: "Серьезные сделки заключаются не здесь, а в офисах компаний. Предназначение биржи — свести потенциальных партнеров".
Но на биржах все-таки торгуют, хотя и по чуть-чуть. На моих глазах была заключена сделка на сумму примерно $39 тыс. Покупатель взвесил товар, завернул в простую бумажку, перетянул резинкой и небрежно бросил в портфель. Заметив мое любопытство, он спросил, не хочу ли я повнимательнее рассмотреть покупку.
Конечно, я хотел. И попытался на глазок определить ее стоимость. Курс лекций в ЦСО не прошел даром — я ошибся всего на $1 тыс. Биржевик даже не удивился: "Русские быстро всему учатся".
А у меня уже был готов следующий вопрос: не слишком ли доверчиво он относится к незнакомым людям? "Чужак, несмотря на кажущуюся беспечность охраны, на алмазные биржи проникнуть не сможет,— пояснил он.— От своих же мошенников мы избавляемся сами. Вот смотрите". И мой новый знакомый показал на стенды, где были вывешены фотографии людей, исключенных из членов биржи.
Осмотрев подряд две алмазные биржи, я поднялся в офис компании Daly Diamond. Ее младшие управляющие партнеры Чарльз и Изи Морсель — совсем молодые люди, двоюродные братья. Они с удовольствием показали мне свои богатства — бриллианты, многие из которых изготовлены из русских алмазов. Во время беседы в офис зашел старший партнер — отец одного из братьев.
— Вы из России? — спросил он меня... по-русски.
— Да,— машинально ответил я, после чего на секунду потерял дар речи от изумления.
— А моя родина — Казахстан, Кзыл-Орда. Вообще, в Антверпене много выходцев из бывшего СССР.
Затем он спросил, видел ли я когда-нибудь, как гранят алмазы.
Я ответил, что не довелось.
— О, вы очень много потеряли, это завораживающее действо. Послушай-ка, Чарльз,— обратился он к сыну,— покажи москвичу наше производство.
Далеко идти не пришлось. Гранильная фабрика располагалась в подвале соседнего здания. По пути я встретил немало людей, которые если и не говорили, то понимали по-русски. Это были уже дети тех евреев, которые в разные годы выехали из СССР. Однако они не забыли родину-мачеху. Во всяком случае, многие из них воспринимают Москву как город, где можно делать алмазный бизнес.
В небольшой мастерской работали человек десять. Все фламандцы, что оказалось для меня неожиданностью, так как до этого я был уверен, что все огранщики или евреи, или индийцы. Однако работники семейной фирмы Морсель поспешили уверить меня, что их молодой хозяин — самый лучший специалист по огранке в Антверпене.
Однако долго находиться в этом подвале я не смог — дышать там было попросту нечем. И для меня остается тайной, как при таких условиях труда огранщики умудряются производить впечатление здоровых, цветущих и физически сильных людей.
Возможно, секрет в том, что им хорошо платят.
В Антверпене популярен такой анекдот. "Папа,— жалуется начинающий торговец алмазами,— рентабельность моего бизнеса близка к нулю. Это катастрофа". "Так поменяй профессию",— советует отец. "А где еще я заработаю столько денег?!" — возмущается сын.