фестиваль / театр
В Вене проходит традиционный Wiener Festwochen, уже многие годы собирающий в австрийской столице едва ли не самую сильную среди всех европейских фестивалей театральную программу. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Секрет постоянного успеха Wiener Festwochen легче всего объяснить богатством австрийской столицы: мол, за такие деньги любой продюсер соберет афишу. Но фестивальная икебана, практикуемая в Вене, не так проста: помогает и умелое сочетание "старых мастеров" режиссуры (как Петер Штайн и Люк Бонди) с молодыми фантазерами (вроде эстонца Тита Оясоо), и наличие тематической "резервации" — программа "ФорумФествохен" на сей раз посвящена балканским странам, и соединение театра в его традиционных формах со всяческими интерактивными радостями.
Еще один важный принцип при выборе импортных гастролеров — сочетание представлений, тем или иным образом взаимодействующих с локальными, венскими темами, и образцов международной фестивальной продукции, которые можно показывать где угодно. Спектакль Алвиса Херманиса и его Нового рижского театра вообще начинается с рассказа об одной из основных венских достопримечательностей — Центральном кладбище. Латышский актер Гундарс Аболиньш на прекрасном немецком рассказывает про свой визит на главное венское кладбище, мешая общеизвестные сведения о нем, которые можно найти в любом путеводителе, с апокрифами — например, о том, что сто с лишним лет назад венцы собирались построить некое подобие пневмопочты, "трупопровод", по которому гробы могли бы преодолевать последний путь с максимальной скоростью.
Общеизвестно, что тема смерти в культуре Вены занимает особое и почетное место. Алвис Херманис строит свой спектакль на открывшемся ему родстве венцев с латышами: у последних есть традиционный "кладбищенский праздник" — день, когда люди приходят к могилам, чтобы там пообщаться, попеть, потанцевать и закусить, в общем, нескучно провести день рядом со своими покойниками. Спектакль, который так и называется — "Кладбищенский праздник", устроен без хитростей. На большом экране над сценой в течение часа с лишним показывают документальные фотографии, сделанные на латышских кладбищах во время этого самого странного праздника, а из актеров Нового рижского театра составлен похоронный оркестр.
Оркестранты в траурных костюмах рассаживаются полукругом. Актеры специально обучались игре на музыкальных инструментах, но играют намеренно несовершенно, иногда не попадая в ноты. Между делом они рассказывают подслушанные в жизни короткие истории про смерти, кладбища и похороны. Для Алвиса Херманиса важны, конечно, не сами эти грустные анекдоты, а мера отстранения по отношению к причудливому свойству национального менталитета. Представление у него выходит, как несложно предположить, не о бренности всего сущего, а об особой форме жизнелюбия. В каких-то других странах спектакль обречен остаться до конца непонятым, но в Вене (он был заказан Венским фестивалем) пришелся ко двору.
Новую работу знаменитого бельгийского хореографа Алана Плателя, в отличие от "Кладбищенского праздника", можно показывать кому угодно и где угодно — если есть достаточно любителей современного танца. Постановка так и называется — "Вне контекста". Правда, уже после создания спектакля к названию прибавилось пояснение "для Пины". Как легко понять, Алан Платель решил посвятить свой очередной спектакль ушедшей год назад из жизни великой немке Пине Бауш.
Еще недавно господин Платель ставил спектакли, в которых высокие гуманистические идеалы сталкивались с проблемами современного общества, барочная музыка буквально разбивалась о земные мучения людей, и все это происходило на фоне (и при участии) больших "говорящих" декораций. В спектакле "Вне контекста" сцена пуста, а если и возникает музыка, то это какие-то попсовые хиты, перепетые самими танцовщиками. Они появляются на сцене медленно, один за другим, неуверенно, как будто сами не знают, что случится дальше. Ломаная и какая-то мученическая хореография Алана Плателя возникает из ничего.
В спектакле "Вне контекста" нет внятной истории, которую можно было бы пересказать. Он состоит из цепочки вариаций и упражнений, в которых человеческие тела словно ищут родство между собой. Они очень долго напоминают зверей — не только доносящимися неизвестно откуда звериными рыками, но и своими вывернутыми, неловкими движениями. Кажется, что Алан Платель иллюстрирует процесс эволюции, превращения каких-то уродливых существ в людей. В его хореографии соединяются намеренная неловкость движений и неизвестно откуда берущаяся грация, упорство преодоления физических невозможностей с внезапной радостью обретения свободы. И только под самый конец спектакля приходит понимание, что обрести свободу означает обрести одиночество. "Кто-нибудь хочет потанцевать со мной?" — страдальчески спрашивает у зала один из актеров. Но эта незамысловатая сентиментальность у господина Плателя прекрасно работает, потому что предварительный расчет был весьма изощренным.