Вчера на Серафимовском кладбище в Санкт-Петербурге хоронили погибшего в Чечне вертолетчика, Героя Советского Союза полковника Николая Майданова. На похоронах был и специальный корреспондент Ъ ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН
Когда траурная процессия входила на Серафимовское кладбище, дедушка у ворот снял шапку и заплакал. У дедушки была авоська в руке, а в авоське — веник и детская лопатка. Он сказал:
— Эх, милый ты мой, были полковники, стали...— махнул рукой и не докончил похоронной поговорки времен первой мировой войны.
Народу было много. Снег лежал на шапках почетного караула и в раструбах медных музыкальных инструментов в оркестре. Сначала шли летчики. Потом офицеры и курсанты прочих родов войск. И следом военные в старых летных куртках. Штатских почти не было. Даже женщины, сразу почему-то было понятно, были почти одни офицерские жены.
Пока шли от ворот кладбища к церкви, разговаривали потихоньку о каких-то квартирах, которые строятся для офицеров в Воронеже.
Когда входили в церковь, никто не перекрестил лба. И женщина, продающая свечки, даже выскочила из-за своей лавки и несколько раз крикнула, чтобы мужчины сняли головные уборы.
У самого алтаря стоял человек лет сорока. Он был в шапке. На шапке таял снег. Когда женщина крикнула и на него, он испугался, стащил шапку с головы и во все время панихиды держал ее у груди, как показывают в фильмах.
Над алтарем сверкала надпись "Христос Воскресе". Гроб стоял у алтаря. В ногах у гроба, видимо ее забыли убрать, стояла табличка: "Жертва на ремонт нашего храма". В головах гроба стояла крышка, а к крышке скотчем была приклеена офицерская фуражка полковника Николая Майданова. Сам полковник в гробу казался очень молодым.
Батюшка, похожий на Солженицына, сказал, что все в руках Божиих и мы не будем рассуждать, почему погиб полковник Майданов, а будем просто помнить, что полковник отдал жизнь, "чтобы с нашим народом говорили на вы и чтобы мы были на высоте своего национального положения". И начал отпевать, называя полковника рабом Божиим воином Николаем.
И когда батюшка пел, никто не крестился. Когда кадил, никто не склонял голов. Запели "Со святыми упокой...", мать полковника упала в обморок, и ей принесли стул. Когда стали читать из апостола Павла, она упала в обморок еще раз. А заплакала, только уже когда стали выносить.
Все время отпевания батюшка напоминал родственникам и сослуживцам покойного, куда встать и что делать.
— Потушите свечки,— шептал батюшка.
Но пожилой капитан, примостившийся в углу, не расслышал, да так и простоял с зажженной свечой до самого выноса. А я думал, что вот же ни армейские начальники, ни правительство, ни даже близкие родственники не знают толком, что делать, когда офицер погиб на войне. Все только переглядываются, выходя вслед за гробом и не обращая внимания на крест над дверью и надпись на кресте: "Сим победиши".
Несмотря на снег на улице, уже никто не надевал шапок. Сверкнули сабли офицеров почетного караула. Оркестр заиграл похоронный марш, а дирижер зажмурился, прислушиваясь, чисто ли играют, и почти всю дорогу до могилы прошагал зажмурясь.
Случайные посетители кладбища, встречая процессию, останавливались и крестились. Убогая слабоумная девочка-инвалид вышла из боковой аллеи и заковыляла рядом с гробом, плача и закрывая варежками глаза. У некоторых старших офицеров время от времени звонили мобильные телефоны. Отвечали офицеры траурными голосами, что они на похоронах Коли Майданова, но почему-то телефонов не отключили.
Потом какой-то человек объявил траурный митинг открытым. Выступал вице-премьер Илья Клебанов с соболезнованиями от и. о. президента Путина. Выступал губернатор Ленинградской области Валерий Сердюков. Выступал командующий округом. Они рассказывали, как полковник получил в Афганистане Звезду Героя Советского Союза, как погиб, спасая товарищей, называли Майданова честным офицером и хорошим воспитателем, а председатель совета ветеранов военного городка, где жил полковник, даже прочел стихи собственного сочинения.
Потом траурный митинг объявили закрытым, и человек, объявлявший это, сказал:
— Слово предоставляется отцу Сергию.
И священник запел. Был, как всегда в подобных случаях, салют. Мать полковника зарыдала, и, вторя ей, еще громче зарыдала слабоумная девочка, прибившаяся к процессии. А когда гроб заколотили и стали опускать, оркестр заиграл государственный гимн и расплакались многие офицеры. И даже солдатики, расставлявшие на наспех сооруженных вокруг могилы столах граненые стаканы и пластиковые тарелки, тоже плакали.
Но еще до салюта, еще до гимна и до того, как траурный митинг объявили закрытым, к гробу подошел тот самый человек, который забыл снять шапку в церкви. Этот человек оказался майором из вертолетного полка, которым командовал полковник Майданов. Майор обратился к матери, вдове, детям покойного и сказал:
— Николай был храбрым офицером. Он никогда не прятался за спинами подчиненных. И поэтому мы не смогли уберечь его. Простите нас.
Хорошо, что он это сказал.