В воскресенье Владимир Путин объявил о завершении операции по освобождению Грозного от боевиков. В тот же день полпред правительства России в Чечне Николай Кошман сообщил, что временной столицей Чечни станет Гудермес, поскольку на восстановление Грозного "сегодня денег нет". Впрочем, если быть точнее, для восстановления чеченской столицы у России вообще нет оснований — ни административных, ни тактических, ни стратегических.
Чтобы понять, почему причины отказа от восстановления чеченской столицы лежат не только в финансовой плоскости, полезно вспомнить, с чего начались его первые разрушения.
Итак, декабрь 94-го, самое начало наступления федеральных войск. На воздух взлетели стопроцентно гражданские сооружения: офис "Грознефти", республиканский банк, товарный двор. Специалисты понимали: взрываются следы российско-чеченских коммерческих отношений, процветавших аж с прихода к власти Дудаева (1991 г.), разрушаются потенциальные улики на московских чиновников. Мишени далеко не первостепенные с военно-тактической точки зрения, но от этого не менее важные. Президентский дворец, во всяком случае, к ним не относился: потому и был разрушен лишь в январе 95-го.
Теперь — о восстановлении. В том же 95-м сводки о восстановленных кварталах Грозного появлялись с завидной регулярностью. Как и сообщения о регулярных переводах "восстановительных" бюджетных средств. Тогда же готовился международный тендер на восстановительные работы, который так и не был объявлен. С работой якобы справились "свои". Так это или нет, после второго (96-й) этапа боев в "восстановленных" кварталах выяснять никому уже не приходило в голову. Во всяком случае, по обе стороны 5-километрового центрального проспекта после первой войны осталось не более 10 домов. Из четырех корпусов знаменитого на весь Советский Союз грозненского нефтяного института не уцелел ни один: он возобновил работу в помещении средней школы. Та же участь постигла и Госуниверситет, и Госпединститут.
Удивляться этому сейчас было бы наивно. Широким жестом почти бесконтрольного финансирования Россия расплачивалась за шаткий, но такой необходимый мир.
Теперь такая необходимость отпала. Главное для российских властей — заявить о завершении войны. А боевые действия в горах объявить полицейской операцией "по отлову и нейтрализации разрозненных банд". Однако в этом случае любые диверсии чеченских боевиков в Грозном (а их не исключают даже сами военные) будут опровергать официальную версию. Перенос же столицы в Гудермес автоматически переводит Грозный в разряд "руин", где неизбежно будут и бомжи, и мародеры.
Грозный стал символом мятежной Чечни. Причем не столько для самих чеченцев, сколько для России и мира. Основанный как российская крепость, до недавнего времени преимущественно русский по составу, Грозный был ценен для чеченских лидеров не как национальный символ, а как мощная оборонительная система. Отсутствие в Грозном российских военных штабов и административных структур, как, впрочем, и большей части населения, делает бессмысленными даже попытки атак боевиков на бывшую столицу.
Единственный чеченский лидер, для которого Грозный — нечто большее, чем крепость,— это Аслан Масхадов. Практически вся территория Чечни (в том числе и новая "столица" — Гудермес) поделена на зоны влияния тех или иных тейпов. Кроме Грозного. Как ни странно, но именно отсутствие "чеченских корней" превратило Грозный в "общечеченскую территорию", а значит, и естественную базу для президента Чечни. С утратой "своей территории" Масхадов, по расчетам Кремля, потеряет остатки своего авторитета и превратится из "главнокомандующего" во временного "гостя" тех или иных тейпов и их лидеров.
Впрочем, возможен и побочный эффект. Разрушенный, мертвый Грозный — даже обезоруженный — может таить в себе угрозу международному авторитету России. Став своего рода "чеченской Герникой" новейшей российской истории, он окажется ее постоянным обвинителем. Разрушить такой "мемориал" будет гораздо труднее, чем столицу мятежников. В Чернобыле этого, например, сделать так и не удалось.
МАРИНА Ъ-КОНОВАЛОВА, Грозный; АФАНАСИЙ Ъ-СБОРОВ