1 декабря--день вступления в силу соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС. Никаких позитивных перемен в отношениях со Старым Светом оно не сулит.
Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС, подписанное три года назад на Корфу, полностью, наверное, никто и не читал. Во-первых, в нем несколько сот страниц с неуклюжими фразами о необходимости развития равноправной двусторонней торговли товарами и услугами. Кроме того, в российском правительстве всего два экземпляра этого документа — в департаменте внешнеэкономических связей аппарата правительства и в МВЭСТ.
Поэтому, в общем, неудивительно, что за три года, прошедших со дня подписания соглашения, оно обросло мифами. Миф первый: соглашение снимает все оставшиеся в ЕС барьеры перед российскими товарами. Миф второй — о режиме наибольшего благоприятствования в торговле товарами и услугами. Это понятие стало краеугольным камнем соглашения Россия--ЕС: якобы после 1 декабря финансовые рынки России будут полностью открыты для европейских компаний, так как международные договоры имеют приоритет над национальным законодательством.
ЕС, открой дверь!
Начнем с первого мифа. Соглашение снимает все оставшиеся в ЕС барьеры перед российскими товарами? Ничего подобного. Прогресс наблюдается только в отношении поставок стали — в октябре этого года подписано соглашение о постепенной ликвидации в ЕС стальных квот. А все ограничения на импорт российского текстиля, продовольственных товаров и топлива для АЭС остаются в неприкосновенности, поскольку эти группы товаров выведены из соглашения о партнерстве и сотрудничестве. Это значит, что по-прежнему будут действовать импортные квоты в отношении текстиля (не более 150 млн ЭКЮ по 34 товарным позициям), останутся технические (санитарно-гигиенические) барьеры на пути российского продовольствия и, наконец, не будет снят запрет на ввоз ядерного топлива.
Но это еще полбеды. Хотя еще в феврале 1996 года вступило в силу временное соглашение о партнерстве и сотрудничестве, в Брюсселе не спешат пересматривать результаты антидемпинговых процедур против российских производителей, проведенных по правилам, применяемых против стран с централизованно управляемой экономикой. Между тем в преамбуле вступившего в силу 1 декабря соглашения о партнерстве и сотрудничестве России с ЕС записано: "...признавая, что Россия не является страной с государственной торговлей, что в настоящее время это страна с переходной экономикой".
В 1994 году Бориса Ельцина, прибывшего на Корфу подписывать соглашение, уверяли, что раз российская экономика более не является огосударствленной, то и к российским экспортерам отношение изменится. Если и не сразу, то уж после вступления соглашения в силу в декабре 1997 года точно. Имелось в виду, что Комиссия ЕС прекратит антидемпинговые расследования, применяемые только в отношении таких стран, как Куба или Северная Корея. Наказание же за демпинг распространяется ЕС на всех производителей этого товара, находящихся в стране, против которой было завершено антидемпинговое расследование.
Бог с ними, с Кубой и КНДР. Москву возмущает то, что 14 антидемпинговых процедур против российских экспортеров были проведены структурами ЕС с полным игнорированием того факта, что сам ЕС еще в июне 1994 года признал негосударственный статус российской торговли. В частности, антидемпинговые взыскания наложены на всех российских производителей, а не только на выявленных нарушителей антидемпингового законодательства ЕС (исключение — производство трансформаторной стали; тут пострадали только три российских завода).
С представителями ЕС пытались договориться на уровне экспертов — о том, что раз соглашение о партнерстве вступает в силу 1 декабря 1997 года, то к этой дате и надо приурочить начало отмены антидемпинговых процедур, проведенных по правилам, применяемых фактически только в отношении авторитарных режимов. Однако в Брюсселе сделали вид, что не понимают, о чем речь. Новые процедуры обещали проводить по рыночным правилам, а вот прежние решения пересматривать не собираются. Между тем ежегодные потери от антидемпинговых процедур весьма велики — до $250 млн, по подсчетам МВЭСТ.
Конечно, Брюссель в своем праве. Ведь КЕС никто не уполномачивал менять правила игры, во всяком случае в течение 1994-1997 гг., когда соглашение ратифицировалось парламентами государств--участников. Поэтому Виктор Черномырдин и настаивал в июле этого года, когда был с визитом в штаб-квартире ЕС, на том, чтобы в регламентах ЕС, по которым живет и действует КЕС, было наконец записано, что у России более не государственная и даже не переходная, а полностью рыночная экономика.
Российского премьера заверили, что признание нашей экономики рыночной не за горами — оно состоится по мере продвижения переговоров по созданию между Россией и ЕС зоны свободной торговли. Однако с места ничего не сдвинулось. И не мудрено — о переговорах, которые, согласно вступившему в силу 1 декабря соглашению о партнерстве, должны были начаться не позднее 1998 года, ни в Москве, ни в Брюсселе пока даже не вспоминают. А просто так в Брюсселе никто не будет пересматривать результаты антидемпинговых расследований.
У России остается, по существу, последний довод — дать сдачи той же монетой. Например, ввести аналогичные квоты. В правительстве, кстати, уже готово постановление о введении с 1 января 1998 года ежегодных количественных ограничений на ввоз европейских ковров. Их импорт предполагается ограничить объемом $100 млн. Остальной европейский текстиль ожидает бесквотное импортное лицензирование. В МВЭСТ считают, что это подтолкнет Брюссель на уступки.
ЕС, постой за дверью!
Теперь миф номер два — о режиме наибольшего благоприятствования. Он выгоден прежде всего российской стороне. Дело в том, что наибольшее благоприятствование означает в первую очередь отсутствие дискриминации по сравнению с другими странами. То есть российские импортные тарифы в отношении товаров из стран--членов ЕС не должны быть выше, чем американские или японские. Правда, это только в теории.
Условия открытия в России финансовых или страховых учреждений также должны быть недискриминационными для компаний из ЕС по сравнению с компаниями из других стран. А вот каковы эти условия и тарифы — это уже внутреннее российское дело. Например, доля иностранных банков в суммарном уставном капитале банков-резидентов не должна превышать 12%, а иностранные страховщики могут работать на российском рынке только в составе СП, где их доля не может превышать 49%.
Так как отношение российских властей к допуску нерезидентов на рынок услуг остается фактически отрицательным, то европейским банкам и страховым компаниям не стоит надеяться на то, что после 1 декабря им дадут возможность беспрепятственно открыть здесь свои филиалы.
Положение может измениться только после вступления России в ВТО в декабре 1998 года. Затем в течение 5-6 лет Москва должна будет максимально либерализовать доступ нерезидентов на рынок банковских и страховых услуг, если они зарегистрированы в любой из стран--членов ВТО. Среди них окажутся, естественно, и европейские компании. Впрочем, это уже выходит за рамки соглашения с ЕС.
Российским коммерческим и финансовым структурам вступление в силу соглашения о партнерстве выгоднее, чем европейским. Теперь страны--члены ЕС должны давать российским компаниям разрешение на открытие дела на тех же условиях, что предоставлены странам, с которыми заключены наиболее либеральные соглашения о допуске нерезидентов на национальные рынки услуг.
Правда, российским банкирам и страховщикам, несмотря на режим наибольшего благоприятствования, нелегко будет организовать в ЕС свои филиалы. Везде строго регламентирован минимальный размер уставных фондов кредитных и страховых организаций — $5-15 млн. Кроме того, в большинстве стран ЕС действуют те или иные ограничения на допуск иностранных инвесторов в авиа- и железнодорожный транспорт, связь, телевидение. Так что режим наибольшего благоприятствования — это не для всех.
Что в итоге? 1 декабря 1997 года не изменило отношений между ЕС и Россией. Заметное улучшение торговых отношений возможно только тогда, когда будет заключено соглашение о зоне свободной торговли. Но если на заключение и ратификацию в общем не так уж важного соглашения с ЕС ушло более трех лет, то можно себе представить, сколько времени уйдет на подготовку соглашения, которое на самом деле откроет рынки.
КОНСТАНТИН СМИРНОВ
ЕС по-прежнему не хочет пускать российские товары на свои рынки
Европейские компании никаких особых прав в России не получили