Взрываются шахты, падают самолеты, поезда сходят с рельсов, террористы захватывают заложников... Как ни странно, у многих все это не вызывает страха. Привыкли, наверное.
Галина Волчек, режиссер. Что значит страшно? Все зависит от того, как повернутся звезды. Хотя и сам человек что-то может сделать. Несмотря на все трагические события, которые происходили и происходят в России, у меня никогда не было мысли покинуть эту страну. Я верю и надеюсь. Надеюсь на чудо.
Михаил Гуцериев, вице-спикер Госдумы. Мне очень страшно, но я оптимист.
Григорий Явлинский, лидер фракции "Яблоко" в Госдуме. Нет, мне ничего не страшно. Ни в этой стране, ни в этой ситуации.
Геннадий Зюганов, лидер КПРФ. В нашей стране ни один нормальный человек давно не может чувствовать себя спокойно — его постоянно преследуют различные страхи. Я реалист и принимаю жизнь такой, какая она есть. Я отдаю себе отчет в том, что нынешнее правительство ничего изменить не может и было бы лучше, если бы это поняли все. Страхов было бы меньше.
Александр Шохин, лидер фракции НДР в Госдуме. Если принимать во внимание все наши страхи, то лучше вообще из дома не выходить. 1997 год выдался крайне тяжелым, и кажется, будто в мире происходит что-то не то, что-то глобальное. Аварий и катастроф слишком много даже для високосного года. Но подобные события одновременно повышают то, что раньше называлось уровнем бдительности. Ведь виной всему не злой рок, а чья-то недоработка. Не правы те, кто предлагает рассматривать любую аварию как свидетельство гнилости политической системы и требует отставки президента.
Владимир Жириновский, лидер ЛДПР. Жить мне не страшно, я не боюсь ничего. Но мне противно. Противно оттого, что кругом все друг друга обманывают. Пусть власти скажут правду: денег нет, все разворовано — дайте дожить еще год-два, и мы уйдем. Но нет. А у аварий есть конкретные виноватые, не стрелочники, а те кто должен отвечать за выпуск самолета на линию, за условия работы в шахте.
Виктор Илюхин, председатель комитета Госдумы по безопасности. Если всерьез задуматься над тем, что происходит, то любому нормальному человеку жить должно быть страшно. Страна зависла над бездной хаоса и развала. И это не рок и не судьба, как многие думают,— это результат так называемых реформ, проводимых правительством и президентом. В основу реформ положены передел собственности и формирование криминально-номенклатурного класса. Последние крупные аварии — это только начало катастрофы.
Константин Боровой, депутат Госдумы. Значительно страшнее было раньше, когда соседей арестовывали и надо было молчать, когда крупные аварии не просто замалчивались, а являлись государственной и военной тайной. В 70 -е годы я был связан по работе с метрополитеном и давал расписку о том, что я не буду разглашать статистику самоубийств, статистику аварий в метрополитене и тому подобное. Была ситуация с ТУ-104, когда самолеты начали падать, а всем говорили, что все хорошо. Народ по этому поводу придумал песню на мотив траурного марша: "ТУ-104 — самый лучший самолет".
Станислав Ассекритов, директор Института новой экономической политики. Вообще, страшно не жить, а не видеть улучшения жизни. Хотя, конечно, техногенная ситуация сама по себе действительно ужасающа. Но катастрофы, аварии, взрывы — это не злой рок, не дурной глаз. Это следствие бездумного, бесхозного, бездарного отношения к производственному потенциалу. К этому надо добавить и криминальные разборки, теракты, заказные убийства и правовой беспредел.
Маргарита Терехова, актриса. Мне кажется, что на самом деле человеку все время живется страшно, но нельзя все время об этом думать, потому что иначе вообще не будет никакой жизни. Мне жалко тех людей, которые погибли в авариях и катастрофах. Надо делать все возможное, чтобы этого больше не случалось. А это зависит от правительства. Я верю, что есть честные люди и что все будет как-то меняться.
Юрий Грымов, режиссер. Если об этом задуматься всерьез, то, конечно, жить страшно. Но мне кажется, что телевидение, радио и пресса не должны нас сильно пугать и не должны сгущать краски.
Станислав Кучер, ведущий программы "Обозреватель" на ТВ-6. Все в этой жизни страшно. Но если всего бояться, то не имеет смысла жить. Ни летать, ни ездить, ни встречаться с людьми ни, тем более, заниматься политикой. Страх, безусловно, есть, но я на него не обращаю внимания. Я живу, верю в себя и в своих друзей. А в остальном все зависит от Бога.
Иван Блоков, руководитель экологического движения "Гринпис-Россия". Не страшно, хотя и есть поговорка, что пессимист — это хорошо информированный оптимист. Так вот, несмотря на свою информированность, я остаюсь оптимистом.
Александр Яншин, академик. Мне давно стало страшно жить, потому что страна проваливается в пропасть. Причиной тому служит общий развал экономики. Последние катастрофы очень трагичны и страшны, но они лишь частности в общем развале.
Алексей Денисов, главный архитектор храма Христа Спасителя. Жить страшно тогда, когда нет веры в какую-то идею, способную возродить нацию. Если есть идея возрождения, то мы имеем шанс нормально войти в цивилизованное общество, а не пугать весь мир своими революциями и катастрофами.
Сергей Калугин, президент финансово-инвестиционной компании "КФП Капитал". Не очень. То, что происходит сегодня, это не цепь трагических случайностей или чей-либо злой умысел. Добиться снижения риска катастроф и тем самым обезопасить себя можно только тогда, когда идеи модернизации, конкурентоспособности и качества будут разделяться всем нашим обществом. И эти идеи станут руководством к действию нашей элиты. Так было в свое время в Европе, так было и так есть в Восточной Азии. Другого пути к безопасности у нас нет.
Владимир Вотапек, первый секретарь посольства Чешской Республики в России. Нет, не страшно. Я не думаю, что в России жить опаснее, чем в других странах. Хотя я знаю, что дипломатам некоторых стран полагается специальная надбавка за работу в России. Аварии и катастрофы не пугают меня настолько, чтобы я собрался отсюда уезжать. Я подхожу к ним со статистических позиций. И на фоне данных статистики о гибели людей крупные трагедии не меняют существенно эту картину.
Зигмар Крюгер, генеральный директор страховой компании "Ост-вест альянс". Страшно не жить. Я не не могу представить себе жизнь без риска — это абсурд.
Александр Ослон, генеральный директор фонда "Общественное мнение". Больше всего люди боятся завтрашнего дня и связанных с ним неопределенностей.. Как свидетельствуют социологические опросы, опасения людей связаны с двумя очень разнящимися факторами — политической нестабильностью и временами года. Как правило, осенью общее настроение у людей снижается, они начинают чувствовать себя более неуверенно, а весной настроение повышается, люди становятся спокойнее и напряженность спадает.
Леонид Меламед, первый заместитель председателя правления страховой компании "Росно". Мне жить не страшно, а у тех, кто ответит на этот вопрос положительно, несомненно, существуют серьезные психические отклонения. Это я, как врач, ответственно говорю. Нормальному человеку не должно быть страшно жить по определению. И раз я тешу себя надеждой, что моя психика в норме, жить я не боюсь.