Ильич Рамирес Санчес, известный международный террорист, суд над которым начался на минувшей неделе во Франции, долгие годы считался агентом КГБ, завербованным во время обучения в московском Университете дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Однако специальному корреспонденту журнала "Коммерсантъ-Власть" Константину Смирнову удалось узнать, чем на самом деле Ильич занимался полтора года в СССР.
Вопрос о том, как и когда венесуэлец Ильич Рамирес Санчес стал профессиональным террористом, занимал многих. И тем более удивительно, что многих вполне удовлетворил лежащий на поверхности ответ: в СССР, во время обучения в Университете дружбы народов, где Санчеса и завербовал КГБ.
Таким образом, выходило, что в Москву будущий Шакал приехал вполне сформировавшимся террористом-любителем. Тут он проходил подготовку на специальных базах КГБ, формально числясь сперва на подготовительном факультете, а потом и на физмате УДН. А когда практический курс террористических наук был закончен, Санчеса отчислили из университета под предлогом академической неуспеваемости и многочисленных прогулов.
Что ж, версия удобная, понятная и логичная. Но так ли все было на самом деле?
Школа терроризма
Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы, в котором знаменитый террорист проучился полтора года, в годы холодной войны действительно имел на Западе славу диверсионно-подрывного учебного центра. Американский журнал Newsweek писал, что боевики из развивающихся стран, числящиеся студентами УДН, тренируются прямо в лесопарке за общежитием.
История возникновения этого учебного заведения действительно связана с борьбой за свободу в советском варианте. В 1960 году Хрущев, выступая на антиимпериалистическом митинге в Джакарте, пообещал индонезийцам создать в Москве особый вуз, где учились бы представители борющихся за свободу стран Азии, Африки и Латинской Америки.
Первый секретарь ЦК КПСС слово свое сдержал. Детище его получило имя Патриса Лумумбы, первого премьер-министра Республики Конго, погибшего в 1961 году в ходе военного переворота. А в 1968 году в университет поступил венесуэлец Ильич Рамирес Санчес. Когда он стал Карлосом Шакалом, массовое сознание стало однозначно воспринимать УДН как филиал КГБ.
Вот только у тех, кто хорошо знал университет имени Патриса Лумумбы, это вызывало усмешку. Если Newsweek и был в чем-то прав, так разве что в том, что студенты регулярно тренировались — но не в стрельбе и рукопашном бое, а в потреблении традиционных русских напитков. Смешно сказать, но в УДН даже обычной военной кафедры не было.
Да и студенты мало походили на будущих террористов. Я сам учился в УДН и хорошо помню латиноамериканское землячество конца 60-70 гг. В нем было много пламенных революционеров на словах, но практически не было желающих рисковать жизнью за идею. Самое большее, на что отваживались латиноамериканские революционеры, обучающиеся в СССР, так это на тривиальное вымогательство у сокурсников мелких денег на нужды никарагуанской, сальвадорской и прочих революций.
Карлос Шакал, международный террорист, таким быть не мог. И поэтому его просто обязаны были запомнить. Даже в том случае, если он действительно большую часть времени посвящал тренировкам в лагерях КГБ — ведь должен же он был время от времени заходить в университет и общаться хотя бы с сотрудниками ректората.
Поэтому, пытаясь нарисовать для себя картину молодых лет террориста #1, я, как в студенческие годы, направился в УДН.
Пропавшее дело
Поиски я начал с личного дела Карлоса Шакала. По словам проректора УДН Дмитрия Билибина, личное дело Ильича Рамиреса Санчеса было изъято сразу, как только вокруг него началась шумиха, то есть в начале 90-х. Тем не менее, по словам проректора, будущий террорист поступил в УДН вполне законным путем.
Тогда ему было всего 18 лет. По словам Билибина, вначале латиноамериканец старательно изучал русский язык на подготовительном факультете, что мне подтвердила и его тогдашняя преподавательница русского языка Виктория Поварова: Санчес регулярно ходил на занятия.
Забросил их он только на первом курсе физико-математического факультета (отделение химии). А в ноябре 1969 года, взяв академический отпуск, отбыл в Венгрию, оттуда — в Великобританию. И уже не вернулся. Осенью 1970 года Санчеса из университета отчислили.
Как правило, латиноамериканские студенты в УДН были самыми бедными и жили на одну стипендию. Ни один уважающий себя африканец или араб не мог себе такого позволить. Ильич Санчес тоже. Его отец был очень богат — он даже помогал венесуэльской компартии.
Этому латиноамериканскому Савве Морозову хотелось, чтобы его сыновья (братьев Ильича звали Владимир и Ленин) своими глазами увидели, что такое колыбель мировой революции — и всех троих он направил учиться в Москву. Владимир и Ленин тоже поступили на физмат УДН и тоже не одолели второго курса. Но они, в отличие от Шакала, терроризму предпочли семейное дело.
Последний свидетель
Несмотря на то что личное дело Карлоса пропало, найти человека, который последним держал его в руках пять лет назад, не составило особого труда. Мой собеседник не захотел, чтобы его имя называлось в печати. Вот что он рассказывает о деле Санчеса:
— Папка была очень тонкой, и в ней было всего несколько листочков. Но очень любопытных. Ильич Рамирес Санчес поступил в УДН по рекомендации "друзей". Это означало, что речь идет о венесуэльской компартии. Документы на поступление пришли через Институт культурного сотрудничества, входивший в систему Союза обществ дружбы с зарубежными странами. Школьная подготовка Санчеса оценивалась как весьма высокая, и он был направлен в сильную группу. Больше хвалебных листов не было.
Внимание моего собеседника также привлекли два других документа.
— Старший преподаватель курса докладывал в деканат физмата, что Ильич Санчес начал пропускать занятия еще во время второго семестра на подфаке, а на первом курсе вообще перестал ходить на занятия. Информаторами отмечались его многочисленные пьянки. В деле остался выговор за нарушение правил распорядка в общежитии, что в то время могло означать только одно — участие в драке. Причем, судя по всему, не один на один, а в групповой. За другие провинности иностранных студентов наказывали куда мягче. Кроме того, старший преподаватель отмечал политическую неподконтрольность Ильича Санчеса — зимой 1969 года он был замечен у стен китайского посольства, где протестовал против провокаций китайских войск на советский границе. После таких докладных обычно исключали. Но Ильичу дали еще один шанс — отправили в "академку", а отцу написали, что он балует сына, присылая ему слишком много денег. Что было истинной правдой, поскольку Санчес буквально сорил деньгами и это фиксировалось всеми. Я сам хорошо помню, какие легенды о его щедрости рассказывали его соседи по общежитию. Отец Ильича, тем не менее, обиделся и заявил атташе по культуре советского посольства в Венесуэле, что денег своему сыну он дает столько, сколько считает нужным.
Мягкость университетских преподавателей будущего Шакала вполне объяснима. По словам одной из преподавательниц, он был обаятельным и веселым молодым человеком. Впрочем, так можно охарактеризовать почти любого латиноамериканца. И вполне возможно, что она путала Санчеса с кем-нибудь из венесуэльцев или даже перуанцев.
А вот преподаватель подфака Леон Малов хорошо помнит Ильича Санчеса. По его словам, это был типичный разгильдяй, предпочитавший студенческим аудиториям буфеты и бары. Впрочем, Малов говорил об этом без неприязни — ну, гулял парень, денег у него, чувствовалось, куры не клюют. Не он один такой был.
Однако вот что любопытно. По словам последнего чтеца личного дела Санчеса, в нем был подшит запрос из... Лондонской школы экономики, которой нужна была учебная характеристика. Дали такую характеристику или нет, и если дали, то какую — неизвестно. Но факт остается фактом: Ильич Санчес явно пытался продолжить обучение. Но в итоге пошел иным путем.
Общие страдания
Филиалом Лубянки Университет дружбы не был, но всегда находился под жестким контролем органов КГБ. Всех иностранных абитуриентов проверяли "на экстремизм". Потому что, согласно инструкциям, к учебе в СССР не допускались члены таких радикальных группировок, как "Братья-мусульмане" или "Черный сентябрь".
Если их членов все-таки пускали в Советский Союз — например, завернуть их с фестиваля молодежи и студентов было невозможно,— то КГБ особенно тщательно обыскивал их и их багаж на границе. Как признался один из бывших руководителей Комитета молодежных организаций, в 1985 году, во время Московского фестиваля, у одного из гостей-палестинцев был изъят гранатомет, что тогда было экзотикой.
А вот члены Народного фронта освобождения Палестины экстремистами не считались — и свободно учились в УДН. Причем вахтовым методом: год проучился — год повоевал в Ливане. Как следует из материалов личного дела, как раз с палестинцами в Москве Санчес контактировал наиболее тесно.
И вот на какие размышления это наводит одного из проректоров УДН, уже вышедшего на пенсию (в свое время я был вынужден с ним познакомиться из пристрастия к самиздату). Несмотря на возраст, мой собеседник был в неплохой форме. Санчеса он не помнил, однако признался, что много думал о нем.
Санчес, по мнению моего собеседника, в силу своего южного темперамента тяготел к наиболее радикальным течениям мирового коммунизма. Советская действительность его обескуражила. Ильич не увидел в СССР подлинных революционеров. Разочарование в первой в мире стране социализма обусловило разочарование в учебе.
Подобные чувства испытывали и палестинцы. Общность переживаний могла сблизить их и Санчеса. А те контакты, который он установил с палестинцами в Москве, вероятно, пригодились позднее, в Лондоне. Ведь в Великобритании многочисленная и влиятельная община палестинцев. Вполне возможно, что там Санчес и пришел к окончательному решению участвовать в борьбе против израильтян и консервативных арабских режимов.
Что же касается гипотезы о том, что Санчес был завербован КГБ, то экс-проректор отнесся к ней скептически. По его мнению, которое в данном случае может быть без оговорок признано компетентным, если Шакал и был завербован, то еще до приезда в Москву, и не КГБ, а кубинскими органами безопасности. Но это, по словам пенсионера, практически исключено: "Есть признаки, по которым мы бы это узнали — кубинцы бы дали понять".
На подфаке и на первом курсе вербовка венесуэльского студента была малореальна — "вербовка обычно проходит на старших курсах, сразу после окончания университета, в аспирантуре, или же перед самым отъездом на родину". В самом деле, бессмысленно вербовать 18-летнего мальчишку, у которого, как у всех латиноамериканцев, в этом возрасте одни русские девчонки на уме: "На первых курсах к студенту только присматриваются, ему через комсомольские или административные структуры давались только отдельные поручения".
А комсомольских поручений Карлос Шакал Ильич Рамирес Санчес не выполнял. Не считать же, в самом деле, таковым групповую драку в студенческом общежитии.