Пятьдесят лет назад, 12 января 1948 года, в результате несчастного случая погиб председатель Еврейского антифашистского комитета Соломон Михоэлс. О том, как это произошло, рассказал автору один из ветеранов МГБ, который имел непосредственное отношение к организации этого несчастного случая.
Когда много лет спустя после рокового для Соломона Михоэлса дня стали говорить, что он предчувствовал свою гибель, многие не поверили. Напрасно. Обласканный советским государством артист не мог не чувствовать, что его затягивает водоворот какой-то странной кремлевской интриги. А уж то, что убийцы с Лубянки ходят за ним по пятам, Михоэлс знал совершенно точно.
Госбезопасность в опасности
Осенью 1947 года генерал-полковнику госбезопасности Виктору Абакумову приходилось больше всего заботиться о безопасности собственной. Кольцо недругов вокруг него становилось все более плотным и грозило вот-вот окончательно сомкнуться. Недоброжелателей у Абакумова было немало и в те времена, когда он возглавлял военную контрразведку СМЕРШ. Но после его назначения в мае 1946 года министром госбезопасности СССР число влиятельных врагов стало опасно большим в рекордно короткие сроки.
Берия, как рассказывал автору бывший замминистра госбезопасности Евгений Питовранов, был взбешен тем, что Абакумов, став главой Лубянки, перестал прислушиваться к его указаниям. Мало того, за первые несколько месяцев своего руководства Абакумов снял с руководящих постов в МГБ почти всех ставленников Лаврентия Павловича и заменил их своими смершевцами.
Глава МИДа и созданной в мае 1947 года объединенной военной и политической разведки — Комитета информации (КИ) — Молотов тоже отрастил на нового министра госбезопасности огромный клык. Его всегда раздражали дипломатические скандалы, нередко возникавшие после абакумовских "мероприятий" против иностранцев. Кроме того, наглый глава МГБ умудрился подсунуть ему в КИ первым заместителем генерала Петра Федотова, человека неглупого, но крайне нерешительного. В результате, когда Молотов отсутствовал, Федотов не рисковал самостоятельно принимать мало-мальски ответственные решения и работа конкурирующей с МГБ фирмы стопорилась на многие дни, а то и недели.
Но особенно жестко враждовали с Абакумовым руководители МВД — министр внутренних дел Сергей Круглов и его первый заместитель Иван Серов. Глава Лубянки добивался передачи в свое подчинение одного подразделения МВД за другим — правительственной связи, внутренних войск, общей картотеки агентуры. В конце концов даже милиция стала подразделением МГБ.
Мстить Абакумову его неприятели могли только одним способом — показывая Сталину, что министр госбезопасности ни на что не годен. В коридорах власти было известно, что отец народов относится к министру госбезопасности так же, как чабаны в горах к овчаркам, охраняющим их овец: хорошо стерегут — ценят, плохо — убивают. И осенью 1947 года кампания по дискредитации Абакумова, спланированная и срежиссированная Берией, началась.
Хитроумный Лаврентий на основании докладов КИ и МВД стал доказывать Сталину, что МГБ не борется с окопавшейся повсюду английской агентурой, что по недогляду Абакумова американские шпионы проникли в советский атомный проект и вовсю вредительствуют в нем. К провалам выдуманным прибавились и реальные: "Осенняя операция МГБ по украинским националистам,— информировал вождя генерал Серов,— была известна националистам за десять дней до начала, и многие из них скрылись. Это ведь факт. А Абакумов за операцию представил сотни сотрудников к наградам".
Над головой министра госбезопасности начали сгущаться тучи. Ему срочно нужно было раскрыть какую-нибудь опасную шпионскую или террористическую сеть. Одержать такую победу над врагами народа, которая могла бы вернуть ему расположение Сталина. Например, разоблачить еврейский заговор. По крайней мере, человек, которого чекист Абакумов избрал образцом для подражания, в подобных случаях поступал именно так.
Рейхсфюрер ГБ
Как и большинство других советских генералов, Виктор Абакумов не брезговал трофеями из побежденной Германии. Ему, конечно, было далеко до Ивана Серова, который тащил из Берлина ценности вагонами, а драгоценности килограммами, но, как свидетельствуют документы, подчиненные время от времени присылали начальнику СМЕРШа самолет-другой подарков.
Однако самым полезным для Абакумова трофеем оказался опыт нацистских спецслужб. Для специалиста тут действительно было чему удивляться. При несравненно меньшем, чем в СССР, количестве сотрудников карательных служб на душу населения нацисты имели эффективные разведку, контрразведку и аппарат подавления инакомыслия.
Вначале интерес Абакумова к абверу и СС был обычным. То есть профессиональным. Для него переводили трофейные документы, ему лично, как рассказывал один из бывших следователей СМЕРШа Николай Месяцев, направляли протоколы допросов крупных немецких разведчиков и контрразведчиков. Затем увлечение миром нацистских спецслужб стало постепенно превращаться у Абакумова в хобби. Его интересовали мельчайшие подробности взаимоотношений гестапо с партией, военной разведки с политической, руководителей различных спецорганов друг с другом. Как вспоминал переводчик Абакумова Даниил Копелянский, начальник СМЕРШа стал подолгу засиживаться в своем персональном кинозале, отсматривая трофейную хронику.
Через некоторое время его профессионально внимательные подчиненные, в особенности те, кто во время войны специализировались на верхушке Третьего рейха, неожиданно поняли, что Абакумов во всем вплоть до мелочей копирует Генриха Гиммлера. Как рассказал ветеран МГБ полковник Сергей Федосеев, по гиммлеровскому образцу — слепое подчинение вождю и никому больше — Абакумов начал строить и свои отношения со Сталиным. И вскоре получил пост министра госбезопасности СССР.
Факт: на доклады в Кремль Абакумов ездил в машине рейхсфюрера СС.
Еврейский заговор
Сделать мнимый заговор еврейским Абакумов решил, основываясь не только на опыте нацистских коллег, но и на знании нюансов семейных отношений Сталина. Единственной официальной еврейской организацией в то время был, как известно, Еврейский антифашистский комитет (ЕАК). Его создавали в 1941 году при деятельном участии курировавшего в то время абсолютно все общественные организации НКВД, который тогда возглавлял Берия, для оказания полезного для СССР влияния на общественное мнение Запада. С этой задачей ЕАК справился успешно. Но после войны он оказался для властей большой проблемой — закрыть его было неудобно, а интегрировать в советский строй, как скоро выяснилось, невозможно.
ЕАК жил своей сложной и тревожной жизнью, а в кремлевском воздухе все время витала идея использовать зарубежные родственные связи членов ЕАКа для блага Страны Советов. Первой попыталась ее реализовать разведка партии — международный отдел ЦК ВКП(б). Но ЕАК быстро стал разменной монетой во внутрицековских интригах, и дело не выгорело.
Следующим куратором ЕАКа стал Комитет информации. Там еще не забыли о том, что в 20-е и первой половине 30-х годов, когда советская разведка добивалась выдающихся успехов, это счастье было почти стопроцентно еврейским. Стране, в которой евреям живется хорошо, диаспора помогала охотно и бескорыстно. Агентов укрывали, им доставали документы, их выводили на полезных людей. В 1947 году шла борьба вокруг будущего Палестины, в которой Молотов отводил ЕАКу немалую роль. В качестве первого шага ответственным секретарем ЕАКа был назначен кадровый разведчик Григорий Хейфец.
Для Абакумова все это было подарком свыше. Разоблачив шпионское или террористическое гнездо в ЕАКе, он бросал тень и на Берию, и на Молотова и, как минимум, на долгое время ограждал себя от их нападок. Такая перспектива должна была прийтись по вкусу и Сталину. Оба соратника стали в последнее время зарываться. Достаточно взглянуть на резолюции Берии на документах того периода, чтобы понять, что, будучи заместителем председателя Совета министров, он вел себя в нем как первое лицо. Молотов тоже сконцентрировал в своих руках огромную власть, подмяв под себя, кроме МИДа, политическую и военную разведку. С точки зрения Сталина, обоих соратников пора было поставить на место.
"Пусть будет автокатастрофа"
Председателя ЕАКа, народного артиста СССР, руководителя Государственного еврейского театра Соломона Михоэлса той осенью беспокоило другое. Нацистский вирус поразил не только Абакумова. Михоэлсу со всех концов СССР писали о симптомах надвигающейся эпидемии, и он метался, пытаясь ее остановить. И когда в его театр пришла Евгения Аллилуева, он попробовал через нее, родственницу Сталина, передать вождю свою тревогу. Михоэлс, разумеется, не мог знать, что Сталин на дух не переносил Аллилуевых.
Зато это прекрасно знал Абакумов. Как и то, что дочь Сталина, Светлана, встречаясь со своими тетками, иногда жалуется им на отца и Аллилуевы обсуждают ее рассказы со своими знакомыми. Легко было предположить, что вождю все это очень не понравится.
Знал министр и о том, что Сталин считает каждого побывавшего за границей потенциальным шпионом (логика простая: раз мы пытаемся завербовать каждого приезжающего в СССР иностранца, значит, и они делают то же самое). А Михоэлс в 1943 году три месяца провел в США, Канаде и Мексике, агитируя от имени советских евреев помогать воюющему Советскому Союзу. Следовательно, он потенциальный изменник.
Превратить случайную встречу Аллилуевой с Михоэлсом и сплетни о Сталине в опасную шпионскую сеть для мастеров МГБ было делом привычным. В половине двенадцатого ночи 9 декабря 1947 года Абакумов докладывает "дело Михоэлса" своему хозяину. Уже в начале первого в кабинет Сталина привозят Светлану. Судя по тому, что она ничего не пишет об этой встрече в своих мемуарах, ей не хотелось вспоминать то, что там произошло. Видимо, она подтвердила, что говорила с тетками об отце. Как бы то ни было, в тот же день Сталин дал Абакумову приказ арестовать Евгению Аллилуеву. И, надо полагать, тогда же, а не в день убийства Михоэлса, как написала Светлана, Сталин определил по телефону его судьбу: "Пусть будет автокатастрофа". Ни Сталину, ни Абакумову для укрощения Молотова и Берии не был нужен живой Михоэлс. На мертвого легче было валить все в буквальном смысле как на покойника.
Смертная казнь в СССР тогда была официально отменена. А тайные казни по приговору Сталина спецслужба МГБ, которую возглавлял генерал Павел Судоплатов, исполняла в основном двумя способами — инъекцией яда во время медосмотра и имитацией автомобильной катастрофы. В случае с Михоэлсом, брат которого, Мирон Вовси, был доктором медицинских наук, применять яд было рискованно. Оставалась автокатастрофа.
Один из ветеранов спецслужб рассказал автору, что видел в архиве КГБ СССР стандартный листок бумаги, на котором от руки было написано, что в связи с установлением Михоэлса как американского шпиона его предлагается ликвидировать в автокатастрофе. Подпись: "П. Судоплатов". В левом верхнем углу листа — галочка карандашом, "птычка", как называл знак своего согласия Сталин. Какая на рапорте была дата, источник запомнил только приблизительно — середина декабря 1947 года. Такую бумагу министр ГБ вряд ли доверил бы чужим рукам, поэтому можно предположить, что Сталин поставил "птычку" 19 декабря, когда Абакумов приезжал к нему в Кремль.
Охота на Михоэлса началась.
Убийство
Собственно, как в один голос утверждают все ветераны лубянского ведомства смерти, никаких автокатастроф на самом деле никогда не было. Жертву выслеживали, ловили, убивали ударом в голову и лишь затем разыгрывали дорожное происшествие. Как рассказал автору непосредственный участник операции — начальник отдела по работе с интеллигенцией второго главка МГБ СССР полковник Федор Шубняков, по первоначальному плану убийство должно было произойти в Москве.
Боевики с Лубянки установили наблюдение за артистом, но улучить момент и впихнуть Михоэлса в машину в столице им так и не удалось. Популярный актер ни разу не оказывался на улице в одиночестве. А потом он вообще почти перестал выходить. Боевики решили, что он обнаружил наблюдение и все понял. Хотя, возможно, его просто напугал арест Евгении Аллилуевой и последовавшие за тем аресты Исаака Гольдштейна и Захара Гринберга — людей, которых МГБ прочило в связные между ней и Михоэлсом.
Брать Михоэлса на квартире, которая находилась в здании театра, было слишком рискованно — могли появиться нежелательные свидетели. Поэтому место действия решили перенести в Минск, куда Михоэлс уезжал на просмотр спектаклей--претендентов на Сталинскую премию. Прежде всего ему срочно поменяли попутчика — им стал осведомитель МГБ Владимир Голубов-Потапов. В тот же вагон сели два боевика. Они отвечали за то, чтобы Михоэлс не попытался сойти с поезда по пути. В Минске решили за жертвой не следить. Ликвидаторы хотели, чтобы он почувствовал себя там в безопасности. К тому же о каждом шаге Михоэлса МГБ и так сообщал Голубов.
10 января 1948 года Сталин потребовал отчета по делу и Абакумов приехал к нему вместе с начальником следственной части по особо важным делам МГБ Леоновым, его заместителем Лихачевым и следователями Кулешовым, Сорокиным и Соколовым. После долгого доклада в кабинете Сталина остался только министр. В эти пять минут решено было сменить руководителей операции. Теперь ее возглавил первый заместитель Абакумова генерал Сергей Огольцов, а в группу включили упомянутого выше Федора Шубнякова. Той же ночью они вместе с остальными боевиками на машине Огольцова выехали в Минск.
Задачей Шубнякова, как он рассказал автору, было поддерживать связь с Голубовым, который должен был информировать группу о планах Михоэлса. Шубняков утверждал, что никогда раньше не видел агента и знал его только по описанию. Встретившись с ним в условленном месте — у минского почтамта, полковник поразился: Голубов, которого не предупреждали о цели поездки, нервничал так, будто знал, что должно произойти.
По словам Шубнякова, Абакумов несколько раз звонил и подгонял Огольцова: "Давайте там скорее". Операцию наметили на вечер 12 января 1948 года. Около 18.00 Михоэлс и Голубов поужинали в ресторане и вернулись в гостиницу. Потом, как было условлено с Голубовым, ему позвонил боевик и "уговорил" вместе с Соломоном Михайловичем приехать на свадьбу. В восемь часов к гостинице подъехала машина министра госбезопасности Белоруссии генерал-лейтенанта Лаврентия Цанавы. Водитель-боевик и приехавший вместе с ним "друг молодоженов" повезли жертв на дачу Цанавы. Перед самыми воротами машина затормозила, и обоих пассажиров отключили удушающими приемами. Во дворе их вытащили из машины.
Все члены группы стояли в нескольких метрах от тел. Шубняков утверждал, что никогда не присутствовал и не хотел присутствовать при подобном, поэтому он повернулся, чтобы уйти в свою комнату на даче. Но Огольцов приказал: "Всем стоять, как стояли!" Боевик тяжелой дубинкой ударил Михоэлса и Голубова по голове. Все было кончено — руководители группы ушли в дом. Потом трупы увезли в город, а когда боевики вернулись, вся команда, кроме Цанавы, на машине Огольцова уехала в Москву.
Торжественные похороны Михоэлса, аресты членов руководства ЕАКа — все это было потом.
Награда и расплата
Абакумов на время реабилитировал себя перед Сталиным. Отец народов получил возможность осадить своих не в меру ретивых соратников. В частности, жену Молотова посадили позднее именно в связи с делом ЕАКа, а сам он был отстранен от большинства постов и до смерти Сталина пребывал в опале.
Исполнителей операции к ноябрьским праздникам наградили орденами. За убийство Михоэлса не получил награды только Огольцов. Просто в тот же день, что и подельникам, ему вручили в Кремле орден за неудавшуюся войсковую операцию против украинских националистов, о которой шла речь выше. А давать два ордена сразу было не принято. О минской операции все были обязаны забыть. Возможно, мы и по сей день ничего бы о ней не узнали, если бы не полковник Шубняков.
В 1951-м Берия все-таки свалил Абакумова. В ноябре, во время чистки кадров МГБ, арестовали Шубнякова. На свободу он вышел в марте 1953-го, когда Берия после смерти хозяина вновь возглавил объединенное МВД. Полковник увидел, с какой тщательностью перетряхивают скользкие дела МГБ вернувшиеся на Лубянку бериевцы, и понял, что за Михоэлса может попасть за решетку еще раз, но теперь уже всерьез и надолго. Он не стал дожидаться, когда доберутся до минской истории, и сам написал рапорт о ней на имя Берии. Именно его рапорт послужил основой для неоднократно публиковавшейся записки Берии в президиум ЦК КПСС об убийстве Михоэлса.
Огольцова и Цанаву арестовали. Сам Шубняков после отмены указа о награждении сдал свой орден в отдел кадров и, как он говорил, всю оставшуюся жизнь пытался забыть об этой истории. Он прослужил в КГБ еще семь лет, а затем отвечал за секретность в крупном академическом НИИ. На той же ниве трудился после освобождения Огольцов. Оба умерли совсем недавно. А вот Цанава из тюрьмы так и не вышел. В 1955 году, написав горы прошений об освобождении, он, не дождавшись суда, умер в Бутырке.
Абакумова расстреляли в декабре 1954 года. В отличие от Гиммлера он не покончил с собой при аресте.
ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ
-------------------------------------------------------
Обласканный государством артист чувствовал, что его затягивает водоворот какой-то странной кремлевской интриги
Чтобы вернуть расположение Сталина, министру госбезопасности Абакумову срочно нужно было раскрыть какую-нибудь шпионскую или террористическую сеть
Еврейский заговор не мог не понравиться Сталину. Потому что давал ему возможность поставить на место зарвавшихся соратников — Берию и Молотова
На самом деле никаких автокатастроф никогда не было. Жертву выслеживали, ловили, убивали ударом в голову и лишь затем разыгрывали дорожное происшествие
--------------------------------------------------------
Без публикации
#232/48
Указ Президиума Верховного Совета СССР "О награждении орденами генералов и офицеров Министерства государственной безопасности СССР"
За успешное выполнение специального задания Правительства наградить:
ОРДЕНОМ КРАСНОГО ЗНАМЕНИ
генерал-лейтенанта Цанава Лаврентия Фомича.
ОРДЕНОМ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ I СТЕПЕНИ
1) старшего лейтенанта Круглова Бориса Алексеевича;
2) полковника Лебедева Василия Евгеньевича;
3) полковника Шубнякова Федора Григорьевича.
ОРДЕНОМ КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ
1) майора Косырева Александра Харлампиевича;
2) майора Повзуна Николая Федоровича.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. Шверник
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин
Москва, Кремль, 28 октября 1948 г.
-------------------------------------------------------
Михоэлс Соломон Михайлович (наст. фам. Вовси) — актер, режиссер, педагог, общественный деятель. Родился 4 марта 1890 г. в Двинске (ныне Даугавпилс).
В 1915-1919 гг. учился на юридическом факультете Петроградского университета. С 1920 г. работал в Государственном еврейском камерном театре в Москве (с 1925 г. — Государственный еврейский театр). В 1929 г. стал его художественным руководителем. В 1939 г. стал народным артистом СССР. В 1946 г. удостоен Сталинской премии. В 1941 г. возглавил Еврейский антифашистский комитет.
Роли: Вениамин III ("Путешествие Вениамина III" Менделе-Мойхера Сфорима, 1927), Лир ("Король Лир" У. Шекспира, 1935), Тевье ("Тевье-молочник" Шолом-Алейхема, 1938) и др. Постановки: "Фрейлехс" З. Шнеера (1945) и др.