Населяющие Поднебесную тибетцы, монголы, казахи и уйгуры не желают встречать его вместе с китайцами — у них свой календарь и свои претензии к Пекину.
Последний съезд Компартии Китая выдвинул неожиданный на первый взгляд лозунг — "Крепить единство китайской нации". В переводе на общедоступный это означает, что волна сепаратизма накрывает кажущийся вполне благополучным Китай. Единичные случаи неповиновения властям переросли в широкомасштабные спланированные акции, массовые волнения и беспорядки антигосударственной направленности. Терроризм, убийства, взрывы вызывают ответные меры властей — массовые аресты, жестокое обращение в тюрьмах, введение военного положения.
Самая главная угроза национальному единству Китая — район Синьцзян, по площади занимающий одну шестую часть КНР. Весь прошлый год здесь было более чем неспокойно: город Инин (в 50 км от границы с Казахстаном) на несколько дней вышел из-под контроля властей, в беспорядках участвовало более тысячи человек. Затем все повторилось в Аксу, Кашгаре, Хорла; был взорван автобус с пассажирами в Урумчи, газопровод в Карамае. 1 октября 1997 года, в день празднования образования КНР, взорвалась бомба в полицейском участке — погибло 39 человек.
Синьцзян так взрывоопасен потому, что там проживают уйгуры, один из 55 так называемых малочисленных народов КНР, которые, несмотря на свое официальное название, занимают более 60% территории Китая. Сепаратистские настроения уйгуров обусловлены не только тем, что они боятся раствориться в миллиарде этнических китайцев и единственные из национальных меньшинств Синьцзяна — казахов, киргизов, узбеков, таджиков и монголов — не имеют своего национального государства, но прежде всего тем, что национальные окраины Поднебесной живут за чертой бедности, а уровень неграмотности в них доходит до 40%. Высокий уровень безработицы даже среди образованной молодежи нацменьшинств порождает ощущение ущербности и второсортности. Уязвленное национальное чувство соединяется с ущемленным религиозным.
Цель уйгурских сепаратистов, воодушевленных обретением независимости среднеазиатскими странами,— возрождение государства Восточный Туркестан, существовавшего с 1944-го по 1949 год. В конце 80-х религиозный борец за независимость Захидин Юсуф из Кашгара пытался создавать в Синьцзяне подпольные исламские группы, но, как признают теперь многие, тогда было еще слишком рано. А сейчас?
Распространение исламского радикализма особенно тревожит китайские власти — фундаменталисты не только у западных границ Китая, но и внутри страны. Устроив в начале 90-х массовые убийства и аресты подпольщиков, секретные службы Китая сочли, что с исламистами покончено. Однако они ошиблись. Среди нацменов растут чувства злобы и мести — вместе с запасами оружия и взрывчатки.
Паломники из Пакистана, стран Персидского залива, соседнего Казахстана и Афганистана вместе с идеями джихада несут в КНР оружие и опыт партизанской войны. Как официально признал Пекин, с 1993 года многие имамы открыто проповедовали джихад, многие чиновники и члены партии были вовлечены в подпольную деятельность. Тогда власти запретили ходить в мечети и слушать проповеди имама, если тот считается неблагонадежным; транслировать проповеди из мечетей; запрещено преподавание Корана для детей и молодежи; запрещена гуманитарная помощь из мусульманских стран; введено ограничение по возрасту для совершения хаджа; жесткая цензура на религиозную печать; членам КПК запрещено, а государственным служащим, студентам и преподавателям не рекомендуется посещать религиозные службы под угрозой потери работы.
Ответные репрессивные меры властей, как всегда, только усилили сопротивление. Резко увеличилось количество домашних религиозных служб, суфийских братств и исламских подпольных школ. Пока это происходит только в Синьцзяне, но скорее всего, аналогичные процессы развиваются и в других мусульманских районах Китая.
Если уйгуры сопротивляются методами непримиримой арабской интифады, то тибетцы, исповедующие буддизм, ведут идеологическую войну, полагаясь больше на международное сочувствие и давление мирового сообщества на Китай. Далай-лама и тибетское правительство в изгнании добились мирового признания "тибетской проблемы" в Китае. В сети Интернет уже появились странички сторонников независимости Восточного Туркестана и Внутренней Монголии, в мире все больше организаций и фондов, поддерживающих идею независимости национальных районов и демократического движения в Китае. На Нобелевскую премию мира несколько раз выдвигался Вень Цзиньшень, известный китайский диссидент, но награда досталась далай-ламе.
В результате в правящей элите КНР резко возросли антизападные и прежде всего антиамериканские настроения; любые комментарии или высказывания по поводу ситуации в Тибете объявляются "вмешательством во внутренние дела Китая".
Власти Китая все настойчивее акцентируют тему угрозы с Запада, тему поддержки западными спецслужбами сепаратистского движения, направленного на развал единого Китая. Даже визит Цзян Цзэминя в США был омрачен демонстрациями протеста и назначением в администрации Клинтона специального координатора по тибетскому вопросу. Говорят, что Цзян Цзэминь в беседе с Мадлен Олбрайт произнес: "Даже если мы будем обсуждать проблему Тибета всю ночь, я не изменю своего решения к утру".
Цзян Цзэминь, намеренный придерживаться политики Дэн Сяопина в экономике, в идеологии исповедует принципы Мао. Чтобы сделать карьеру в КПК, необходимо хотя бы несколько лет возглавлять региональную коммунистическую партию и отличиться в борьбе с национализмом. Так складывалась карьера Ху Цзинтао, У Банго. Сейчас таким же пути идет Чень Куйюань, возглавивший Компартию Тибетского автономного района и уже зарекомендовавший себя в борьбе против национализма во Внутренней Монголии.
Несмотря на то что коммунисты признали институт буддизма, то есть невольно согласились с буддийской кармической теорией перерождения, это ни в коей мере не означает снисходительного отношения к буддистам. Наоборот, власти настроены особенно тщательно контролировать настроения не только в Тибетском автономном района, но прилегающих к нему провинциях Цинхай, Сычуань, Ганьсу и Юньнань, где проживают тибетцы.
Самые непокорными и активными борцами проявляют себя монахи. В монастырях еще многие помнят тибетское государство, ведь не прошло и пятидесяти лет с тех пор, как Народно-освободительная армия Китая покорили Тибет. Начиная с восстания 1988 года монахи возглавляют массовые волнения, демонстрации протеста, и, естественно, становятся первыми жертвами репрессий, которые проводятся почти ежегодно.
В 1997 году, по данным тибетского правительства в изгнании, в Лхасе было более двадцати выступлений. Монашеские общины крупнейших монастырей Тибета (Гандан, Брайбун, Сэра) и все события религиозной жизни стали объектами пристального внимания властей и спецслужб. Власти проводят насильственные кампании патриотического образования в монастырях — они идут под лозунгом "Очистимся от феодальной, отсталой атмосферы, отравленной кликой далай-ламы".
Монахов принуждают публично обличать и клеймить святого для них человека. А те из них, что отказываются от трехмесячных курсов патриотического образования и публичных выступлений против далай-ламы, обречены на отлучение от религиозной жизни, ссылку или заключение. Растет число арестов и случаев насилия над монахинями; некоторые источники утверждают, что они составляют до трети тибетцев-политзаключенных.
Давление на религиозных деятелей и самые натуральные чистки в монастырях оскорбляют религиозные чувства 9,5 миллионов буддистов КНР — тибетцев и монголов. Открытая борьба против панмонголизма в Китае пришлась на годы культурной революции, когда во Внутренней Монголии было убито более 16 тысяч человек (это почти треть всех жертв того десятилетия).
Монголы, разделенные между двумя государствами, с ностальгией вспоминают времена Чингиз-хана и Юаньской империи, когда они господствовали над китайцами, и мечтают о воссоединении Внутренней Монголии с Монгольской Республикой, которая, освободившись от влияния СССР, теперь ориентируется на национальные ценности.
В лагерях для заключенных, устроенных по принципу ГУЛАГа и даже называющихся похоже — лаогай, крепнет дальнейшая дружба народов. Обычно политические заключенные получают от 8 до 16 лет. По сведениям тибетского правительства в изгнании, в Китае от 4 до 6 тысяч лаогай, в которых около 20 млн заключенных.
Впервые после десятилетия культурной революции безопасность внутри страны находится под угрозой; напряжение нарастает и рано или поздно достигнет критической точки. И что тогда произойдет, даже представить страшно.
САЯНА НАМСАРАЕВА
В идеологии китайское руководство следует курсом Великого кормчего