Демидовы всея Руси

100 тыс. руб.— жалованье полководца за десять лет службы — подарил в 1715 году новорожденному наследнику престола Петру Петровичу богатейший отечественный промышленник и землевладелец Акинфий Демидов. Именно ему были обязаны своими поистине несметными богатствами его сыновья и внуки. Растратить свою долю накопленных Акинфием капиталов, заводов и земель не смог даже его печально известный внук Николай Никитич, прославившийся тем, что одновременно с назначением на высокий государственный пост был отдан под опеку из-за своих непомерных и неразумных трат. Не менее интересная история случилась и с младшим братом Акинфия — Никитой Никитичем, который из злостного неплательщика налогов превратился в их сборщика. Да и многие представители следующих поколений Демидовых регулярно давали поводы для восхищения, обсуждения и осуждения в России и за ее пределами.

ТЕКСТ ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Тульский кузнец

В основе истории любого легендарного рода непременно должна лежать красивая легенда. Наверное, многие знают рассказ о том, как уральский горнопромышленник Акинфий Демидов обнаружил в Сибири залежи серебра, начал плавить его, не сообщая о том в столицу империи, а затем в еще большей тайне принялся чеканить ничем не отличающиеся от настоящих серебряные рубли. Когда же донос о том дошел до императрицы, Демидов бросился в Петербург и поднес ей огромную корзину, наполненную теми самыми рублями. А на вопрос царицы: "Так чьи же это рубли, твои или мои?" — ответил: "Мы все твои, матушка! Значит, и рубли твои!" Вместе с рублями он отдал в казну рудники и три сереброплавильных завода, таким образом избежав наказания за серьезнейшее государственное преступление.

Однако в те времена, когда Демидовы обладали огромным богатством и властью, о серебряных рублях демидовской работы предпочитали не вспоминать. А в качестве примера фамильной находчивости охотно рассказывали историю о том, как основатель рода тульский оружейный мастер Никита Демидович Антуфьев сумел понравиться приближенным царя Петра I, а затем войти в доверие к самому царю. В изложении семейного биографа Демидовых Г. Спасского она выглядела следующим образом:

"Известный Шафиров, возведенный гением Петра Великого из простого сидельца Московского Панского ряда в звание Вице-Канцлера, был страстный охотник до хороших ружей. Один раз попортился у него дорожный пистолет работы славного немецкого мастера Кухенрейтера, который присоветовали ему отдать для починки Никите Демидовичу. Когда он спустя несколько времени принес обратно пистолет в совершенной исправности и бывшие у Шафирова вельможи по испытании оного в стрельбе не могли им довольно нахвалиться, то сметливый ремесленник объявил им, что пистолет сей собственной его работы, у данного же ему для починки попортилась затравка, которую нет возможности исправить; потом, вынув из-под полы другой пистолет, столь же отличной работы и совершенно под пару первому, сказал Шафирову: "Не угодно ли Вашему Превосходительству взять двух пистолетов вместо одного, потому что вина моя, так я и поплатиться должен!" Сколько ни испытывали и ни сверяли оба пистолета, но не нашли между ними никакой разницы. Все присутствовавшие тут весьма удивлялись, что Демидов, известный лишь по приготовлению солдатских ружей и карабинов, мог сделать столь превосходные вещи. Каково же было удивление их, когда он очевидно доказал, что один из сих пистолетов действительно работы Кухенрейтера, а другой сделан им самим!"

Об этом случае Шафиров рассказал Петру I, и тот вскоре решил испытать тульского мастера лично.

"В 1696 году,— повествует Спасский,— государь Петр Великий, при проезде своем в Воронеж остановясь на короткое время в Туле, пожелал заказать несколько алебард против привезенного им иностранного образца и велел призвать к себе казенных кузнецов, знавших ковку оружия, но ни один из них не явился на сей вызов, кроме Никиты Демидовича. Государь, увидев его, любовался стройностью его, большим ростом и необыкновенною силою, сказав окружающим его боярам: "Вот молодец годится и в Преображенский полк в гренадеры". Никита Демидович, сочтя сии слова Государя повелением о принятии его в полк, упал к ногам Его Величества и со слезами просил помиловать для престарелой матери, у которой он один только и есть сын. Государь сказал шутя: "Я помилую тебя, если сделаешь триста алебард по сему образцу". Он осмелился донести Государю, что сделает гораздо еще лучше образца и привезет в Воронеж для представления Его Величеству через месяц. Что в самом деле и исполнил в точности. Государь, получив алебарды, столь был доволен отделкою их, что пожаловал Никите Демидовичу втрое против того, во что они ему обошлись, и сверх того подарил немецкого сукна на платье и серебряный ковш, обещав на обратном пути в Москву заехать к нему в гости. Государь сдержал слово. По приезде в Тулу он осмотрел небольшую фабрику Никиты Демидовича и посетил его дом".

И здесь, если верить Спасскому, тульский мастер снова блеснул своей необычайной находчивостью:

"Когда же при сем случае Никита Демидович стал потчевать высокого гостя виноградным вином, то Государь с негодованием ему сказал: "Неприлично кузнецу пить такое вино". На сие Демидов отвечал, что никогда хмельного и в рот не берет, а купил сие вино только для великого посетителя. "Отнеси назад и дай мне рюмку простого вина",— сказал Государь, которую и изволил выпить. Сверх того выкушал пива и стакан меду из рук жены Демидова и ее при сем поцеловал. После того Государь повелел ему идти за собою и, показав иностранное, хорошо отработанное ружье, спросил: может ли он такое сделать? Никита Демидович вызвался на сие, и Государь, будучи тем весьма доволен, долго с ним разговаривал, хваля его за ум и редкую предприимчивость".

Некоторые русские историки считали подобные рассказы, мягко говоря, не совсем реалистическими. Но факт оставался фактом: за быстрое изготовление требуемого оружия царь Петр награждал основателя рода Демидовых истинно по-царски.

"Достоверно,— сообщал известный русский историк и писатель Е. П. Карнович,— что Демидов вскоре после первой встречи с Петром Великим представил ему шесть отлично сделанных ружей. Петр подарил Демидову 100 рублей, поцеловал его в голову, сказал: "Постарайся, Демидыч, распространить свою фабрику" и тогда же приказал отвести Демидову в 12 верстах от Тулы, в так называемой Малиновой засеке, несколько десятин земли для добывки железной руды и для жжения угля. Поощренный Петром Великим Демидов построил на устье реки Тулицы большой железный завод с вододействующими машинами и начал доставлять царю с платой по 1 рублю 80 копеек за штуку такие ружья, за которые казна платила прежде по 12 и даже по 15 рублей. Кроме того, он, также по уменьшенной цене, стал поставлять в Пушкарский приказ разные военные снаряды. Двадцать лет продолжалась война России со Швецией, и во все это время Демидов снабжал русскую артиллерию всеми необходимыми для нее припасами, довольствуясь только половинным платежом против других заводчиков".

За новое усердие последовала новая награда.

"Петр Великий,— писал Карнович,— высоко ценил труд Демидова и грамотой от 2 января 1701 года в награждение его деятельности и усердия дозволил ему увеличить устроенный им завод, приказав отмежевать в собственность Демидова лежавшие около Тулы стрелецкие земли, а для жжения угля дать ему в Щегловской засеке полосу во всю ее ширину и на 5 верст в длину с предоставлением ему исключительного права копать руду в Малиновой засеке. Таким образом, завод Демидова был обеспечен во всех отношениях. Вскоре, однако, Петр по весьма уважительным соображениям запретил Демидову рубить в Щегловской засеке дубы, клен и ясень как деревья, годные для постройки кораблей. Такое запрещение затруднило Демидова в литье пушек и ядер, а также и в заготовлении других военных снарядов, но вместе с тем заставило его решиться на новое отважное предприятие".

Уральский боец

Тульским оружейникам не хватало не только дров, но и дерева для изготовления прикладов и цевья ружей. Дело дошло до того, что за нужным лесом отправлялись целые экспедиции к соседним воеводам, но и там ничего подходящего не находилось. Однако если верить его биографам, Никита Демидов и тут продемонстрировал свою легендарную находчивость и сметливость. Взвесив все за и против, он решил не вкладывать средства в строительство новых заводов, а получить в собственность готовые, государственные, и, как свидетельствует Карнович, получил просимое:

"Еще в 1696 году верхотурский воевода Протасьев представил царю образцы магнита с речки Тагила и железной руды с реки Невьи. Петр передал руду для испытаний Демидову... Сметливый Демидов тотчас понял, какую громадную пользу можно извлечь из разработки невьянских рудников. Вследствие этого он подал в Сибирский приказ просьбу о предоставлении ему права разрабатывать руду на казенном Невьянском заводе. Предоставление частным лицам казенных заводов, приходивших в упадок все более, было совершенно согласно с видами государя на развитие русской производительности. Поэтому просьба Демидова не встретила никаких затруднений, и по царской грамоте от 4 марта 1702 года Демидову отданы были Верхотурские железные заводы, устроенные на реке Невье еще при царе Алексее Михайловиче, а также предоставлено ему право разрабатывать руду как по этой, так и по другим рекам, а также и по реке Тагил у Магнитной горы. Заводы эти велено было ведать в Сибирском приказе, а издержки, употребленные казной на устройство Невьянских заводов, дозволено было Демидову уплатить не наличными деньгами, но железом, в течение пяти лет, по особому расчету. При этом весьма важной поддержкой для Демидова было данное ему и распространенное, впрочем, в то время на всех заводчиков право покупать для заводов крепостных людей, и кроме того, предположено было отводить Демидову по мере надобности новые земли".

Но и этим список льгот для горнопромышленников не исчерпывался.

"Кроме свободы от службы,— писал в 1881 году биограф Демидовых К. Головщиков,— от разных пошлин и налогов, кроме привилегий по торговле и суду заводчики пользовались при Петре правом не выдавать беглых людей их владельцам и, напротив, отыскивать своих беглецов...Правителям губерний и провинций велено было по всей строгости соблюдать эти привилегии и оказывать всякую помощь заводчикам, "дабы и другие, видя такую государеву милость, всяких чинов и народов люди с вящею охотою и безопасно в компании вступали"".

А кроме общих льгот бывший тульский кузнец получил и особенные.

"6 декабря 1702 года,— писал Карнович,— была дана Никите Демидову грамота на Невьянские заводы, и с этих пор он постоянно вместо прежнего прозвища Антуфеев или Антуфьев именуется Демидовым со званием царского комиссара. В упомянутой грамоте говорилось, между прочим, следующее: "Написанные тебе его величеством государем указные статьи, по которым тебе со всякой истиной и душевной правдой, прочитывая почасту, поступать, отвергая от себя всякое пристрастие и к излишнему богатству желанье; работать тебе с крайним и тщательным радением, напоминая себе смертные часы". В той же грамоте важность отданных Демидову заводов определялась так: "Построены они у таких руд, каковых во всей вселенной лучше быть невозможно, а при них такие воды, леса, земли, хлебы, живности всякие, что ни в чем скудости быть не может. И ту его великую царскую милость памятуя, не столько своих, сколько Его Величества Государя искать прибылей ты должен". Этой грамотой дозволялось Демидову наказывать людей "с тем, однако же, чтобы он не навел на себя правых слез и обидного в том воздыхания"".

Правда, на деле данные царем привилегии так и не смогли стать для Демидовых прочной броней. Отправленный отцом для управления уральскими предприятиями Акинфий Никитич Демидов регулярно отсылал подношения губернатору Сибири князю Гагарину. А когда тот попал за мздоимство под следствие, Демидовы помогали ему откупаться от назначенного ревизором князя Долгорукова. Причем свою часть взятки они давали не только деньгами, внеся 500 руб., но и железом для строительства палат — 1030 пудов и еще приложили к дару князю Долгорукому 20 заслонок трубных.

Нужно признать, что раздача взяток приносила Демидовым значительные прибыли. Прикормленные местные власти не докладывали царю о том, что его любимый промышленник выходит далеко за рамки данных ему прав и полномочий. Назначенный в 1720 году управителем уральских казенных заводов В. Н. Татищев обнаружил эти многочисленные злоупотребления Демидовых и доложил о них в Петербург.

"Демидов,— сообщал Головщиков,— позволял себе действовать в ущерб казенным заводам вопреки строгим запрещениям Берг-коллегии; так, например, он переманивал к себе лучших с казенных заводов рабочих, копал вопреки запрещению Берг-коллегии медную руду близ Уткинской слободы, принимал шведских пленных, русских мастеровых и крестьян, бегающих с казенного Уктусского завода. Все это, вместе взятое, Татищеву не было по нраву".

Татищев отправился жаловаться в Петербург, а Демидовы написали донос царю, что Татищев за решение дел, находившихся в его ведении, мол, брал взятки. В результате началось дело, растянувшееся на множество лет.

"Развитие конфликта,— писал биограф Демидовых И. Н. Юркин,— сопровождалось активной перепиской сторон и жалобами их в центральные учреждения и самому Петру I. В апреле 1722 г. Никита жаловался царю лично. В результате Татищев от занимаемой должности был отстранен. И хотя решением Высшего суда от 22 ноября 1723 г. Татищев по предъявленным обвинениям был оправдан, доверявший Демидову Петр I собственного окончательного решения по делу так и не принял. Со смертью Никиты дело, ход которого постепенно склонялся в пользу Татищева, пришлось улаживать одному Акинфию... В конце концов стороны пошли на мировую: с выплатой Акинфием Татищеву значительной суммы последний свои претензии снял".

Но, как оказалось, конфликт этим отнюдь не был исчерпан. В 1733 году началась проверка всех русских горных заводов, во время которой в течение двух лет Акинфию Демидову царским указом запрещалось выезжать на свои уральские заводы. Мало того, он некоторое время даже провел под домашним арестом, что произошло не без участия Татищева, возвращенного в 1734 году на прежнюю должность начальника казенных уральских заводов. Чтобы не очутиться в тюрьме или на плахе, Акинфию Демидову пришлось приложить всю свою фамильную изворотливость и немалые средства. Его биографы писали, что он сумел вручить огромную сумму фавориту императрицы Анны Иоанновны герцогу Бирону, благодаря чему освободился от домашнего ареста и от опеки ненавистного ему Татищева: его заводы передали в ведение Коммерц-коллегии.

Железный мытарь

Кроме борьбы с внешними врагами Акинфию Демидову приходилось вести борьбу и с недругами внутри собственного клана. После смерти отца большая часть семейного достояния, включая семь заводов и значительное число домов в городах и поместий, досталась ему, Акинфию, что не могло не вызывать недовольства у остальных родственников, и прежде всего у младшего брата Никиты Никитича. Недовольство младшего Демидова было вполне объяснимо. В 1711 году отец выделил ему дом в Туле, несколько торговых лавок и винный завод. Лишь пять или шесть лет спустя он смог выкупить у отца и брата старый доменный завод в Туле. Но как бы успешно он ни вел дела, расширить свой бизнес ему не удавалось. Все его попытки проникнуть на богатый рудой и лесом Урал неизменно пресекались отцом и старшим братом. Причем Никита Демидов-старший даже писал жалобы в правительство, требуя запретить младшему сыну обзаводиться собственными заводами на востоке, дабы не создавать вредную для государственных интересов конкуренцию.

Все это, естественно, не способствовало росту состояния младшего отпрыска царского комиссара, и дело дошло до того, что задолжавший казне 159 рублей 51 копейку сборов за выплавку железа Никита Никитич был вынужден скрываться от регулярно наведывавшихся к нему посланцев столичных чиновников. Когда его заставали дома, он обещал явиться по вызову, но затем опять исчезал. Потом объяснял, что имеет специальный указ, позволяющий платить не в Москве или Петербурге, а в Туле, и обещал это сделать в кратчайший срок, но вновь ничего не делал. Когда же чиновники Берг-коллегии решили взять у него в заложники за уплату долга двух человек со двора, то оказалось, что в его доме нет ни единого человека, кроме жены и горничной, которые в заложники не годились.

И вдруг два года спустя Никита Никитич Демидов неожиданно для всех оказался сборщиком десятинного сбора за выплавку железа в той же самой Берг-коллегии, которая еще недавно так упорно его преследовала. Возможно, таким образом Демидов-младший купил себе налоговую амнистию, а может быть, Берг-коллегия решила, что никто лучше его не знает истинных размеров вырабатываемого в Туле железа, а потому он сможет наконец-то организовать сбор десятины должным образом.

Однако вскоре выяснилось, что главным сбором, организованным Никитой Никитичем, оказался сбор мзды с перепуганных коллег и поставщиков. Сборщик таможенных пошлин Т. Мосолов, к примеру, написал донос о том, что "в бытность его в Алексине, как сборы были за ним на откупу, он, Демидов, и приказчики его на покупку уголья, дров и всяких припасов денег ничего не явили и за уездных продавцов пошлин не платили, также и с продажи дельного полосного, связного и дощатого железа, чугунных котлов, горшков и вещих гирь и прочих припасов таможенных пошлин и вещих денег в Алексине в таможне ничего не платили ж".

Потом оказалось, что Никита Никитич неверно указал в делах дату запуска в работу своего завода, что позволяло значительно снизить выплаты в казну. Так что в итоге с приятной службой сборщика налогов ему пришлось расстаться.

Меценаты европейского размаха

Представители следующих поколений клана Демидовых на протяжении многих десятилетий из-за своих богатств не раз оказывались в центре внимания общества и в России, и за ее пределами. Первый крупный скандал внутри семейства случился при дележе наследства Акинфия Демидова.

"Старшему сыну Прокофию он завещал Невьянские заводы с 6 деревнями, завод Вынговский с деревней и кожевенным заводом, а также заводы: Шуралинский с 2 деревнями, Верхнетагильский с 2 деревнями, Шайтанский с 2 деревнями и Сулемской пристанью. Прокофию же он оставил в Нижегородском уезде три завода: Верхнечугусский, Нижнечугусский и Корельский, да в купленных вотчинах в разных губерниях и уездах 3845 душ. Заводских крестьян на долю Прокофия досталось 5730 душ; вообще же крепостных, приписанных и вечно отданных, досталось Прокофию 9864 души. Кроме того, по одному дому в Москве, Казани, Чебоксарах, Кунгуре, Ярославле и Тюмени, а также "довольный капитал", на 50 000 рублей разных драгоценных вещей и 3 пуда серебряной посуды. Ревдинская часть назначалась второму сыну Григорию. Она состояла: из заводов Ревдинского и Уткинского с 4 деревнями и мельницами, завода Рождественского в Казанской губернии с деревней; к этой же части отошли заводы: Суксунский, Ашанский, Шаквинский с пильными мельницами и кожевенный завод, находившийся в Кунгурском уезде. Ему же он оставил Усть-Соликамский запустелый соляной прииск с угодьями. При этих заводах приписных было 6128 душ, да в вотчинах, в разных губерниях, 3464 души, а вообще, не принимая по этой доле в расчет разных дополнительных крестьян, Григорию Демидову назначалось от отца 9806 душ. Ему же досталось по одному дому в Москве, Петербурге, Серпухове, Твери, Ярославле, Костроме, Нижнем Новгороде, Казани и Кунгуре. Нижнетагильскую часть Акинфий Никитич выделил третьему своему сыну Никите Акинфиевичу. Часть эта состояла из заводов: Нижнетагильского с деревней, Черно-Источинского и Выйского с деревней, Висимо-Шайтанского с 2 деревнями и Лайского. К этому были прибавлены: Сулемская пристань и село Покровское. Вообще же ему приходилось 4391 заводских и 5441 вотчинных крестьян, а всего 9832 души. Кроме того, ему назначалось по одному дому в Петербурге, Твери, Ярославле, Нижнем Новгороде, Казани, Тобольске, Таре и Екатеринбурге. Высокогорская или Магнитная гора была разделена на три части так же, как и место добычи горного камня при Точильной горе. Завещание это было составлено в 1743 году, но оно было изменено впоследствии под влиянием на Акинфия Никитича второй его жены Ефимьи Ивановны, рожденной Пальцевой. По поводу этого в 1748 году Прокофий Акинфиевич писал к графу Михаилу Иларионовичу Воронцову письмо, в котором жаловался на своего отца в следующих словах: "Учинил мой родитель между братьями разделение, которого от света не слыхано и во всех государствах того не имеется и что натуре противно. А именно пожаловал мне только из движимого и недвижимого 5000 рублев и более ничего, не только чем пожаловать, но и посуду всю обобрал и в одних рубахах спустил. У регента усилился мой брат, тогда и поминать было невозможно. Имею пропитание довольное, однако своего жаль"".

В итоге дележом наследства между братьями занялось правительство, и каждый из них получил в собственность заводы, земли, крестьян и оказался в числе богатейших людей империи. Причем Прокофий Акинфиевич Демидов стал тратить свою долю так, что его траты на добрые и не очень добрые дела не забыты и по сей день. Он на собственные средства основал и построил Воспитательный дом в Москве, потратив более миллиона рублей. В 1778 году Прокофий Демидов организовал в Петербурге народный праздник с выдачей участникам такого количества водки, что, по свидетельству современников, от непомерного пьянства умерло более 500 человек. Кроме того, он запрещал своим управляющим принуждать рабочих своих заводов к труду, в результате чего его предприятия пришли в упадок и их пришлось продать.

Другой сын Акинфия Демидова — Никита Акинфиевич прославился тем, что не раз одалживал деньги наследнику престола великому князю Петру Федоровичу, будущему императору Петру III. Наследник, не собиравшийся платить по долгам, вместо денег решил наградить преданного и богатого друга орденом Святой Анны. Но поскольку не имел на это ни малейшего права, взял с него слово не объявлять о награждении при жизни своей царственной тетки Елизаветы Петровны. Когда же императрица отошла в мир иной, Петр III перестал считать Демидова другом и не подтвердил подлинности награждения своим указом. После переворота воцарившаяся Екатерина II тоже обещала наградить Никиту Демидова тем же орденом, но затем запамятовала. Орден Никиты Акинфиевича превратился в предмет острых и обидных для него острот в свете.

Еще большую известность в стране и Европе имел его сын Николай Никитич, о котором говорили, что он единственный человек в истории страны, назначенный на высокий государственный пост с одновременным взятием его поместий в опеку ввиду его непомерных трат. А кроме того, немало иронии вызывали его высказывания о том, что он горячий патриот, поскольку по большей части русский Крез, как его именовали в Европе, жил вдали от любимой России. Его сын Павел Николаевич прославился благотворительностью и огромными тратами на ничего не давшие поиски залежей золота. А его брат Анатолий Николаевич стал знаменит, женившись на племяннице Наполеона.

Самым удивительным в истории рода было то, что, несмотря на безудержные траты на собственные удовольствия и коллекции, а также на благотворительность, Демидовы продолжали сохранять богатства, созданные и накопленные первыми представителями рода, что само по себе редчайший случай в истории Российской империи.