На этой неделе Борис Ельцин должен принять вице-премьера Рамазана Абдулатипова, претендующего на роль российского наместника на Кавказе. Перед встречей в Кремле у вице-премьера взял интервью специальный корреспондент "Власти" Владислав Дорофеев.
Рамазан Абдулатипов родился 4 августа 1946 г. в селе Гебгута Дагестанской АССР. 1988-1990 гг.— завсектором отдела межнациональных отношений ЦК КПСС; 1990-1993 гг.— председатель Совета национальностей ВС РСФСР; 1993-1994 гг.— первый зампред Госкомитета по делам федерации и национальностей; 1994-1996 гг.— зампред Совета федерации; 1995-1997 гг.— депутат Госдумы, сопредседатель депутатской группы "Российские регионы".
1 августа 1997 года назначен заместителем председателя правительства России "по вопросам национальных отношений, развития федеративного строительства и решению региональных проблем".
— В чем смысл вашей встречи с президентом?
— 9 октября прошлого года Борис Николаевич дал указание подготовить указ о дополнительных полномочиях по вопросам координации северокавказских субъектов федерации с федеральным центром. Речь также идет о жесткой координации деятельности федеральных органов в регионе. Но указ до сих пор не готов. Тут надо разобраться.
А ситуацию на Кавказе надо брать под контроль. Дальнейшее стихийное развитие ситуации будет оборачиваться новыми трагедиями. Вспомните нападение боевиков на Буйнакск в январе. Таможенная служба, пограничная служба, прокуратура, налоговая инспекция, налоговая полиция, милиция — десятки федеральных служб в регионе ни друг с другом, ни с центром практически не взаимодействуют. Каждая федеральная структура в регионе превратилась в самостоятельное министерство, которое никому не подчиняется. Отсюда и их бессилие.
Дополнительные полномочия должны дать мне возможность освобождения и назначения руководителей федеральных органов власти, которые работают в северокавказских субъектах федерации.
— Но ведь эта идея разрушает существующую федеративную структуру управления.
— Это не моя идея. Еще до моего прихода в правительство Совет безопасности подготовил указ президента о назначении Абдулатипова полномочным представителем президента на Северном Кавказе. Я попросил президента и председателя правительства дать мне возможность поработать заместителем председателя правительства. С предоставлением мне дополнительных полномочий по Кавказу.
— Но у вас должен же быть какой-то аппарат, какая-то структура, административно обеспечивающая вашу власть?
— Появится или небольшой секретариат, человек 15-20, который будет находиться, может быть, в Пятигорске или Кисловодске, но скорее всего в Москве. Или это будет межведомственная коллегия по югу России, в которую войдут первые заместители руководителей федеральных министерств и ведомств, руководители субъектов федерации и полномочные представители федерального центра, президента или правительства. Мы хотим такой клуб северокавказских руководителей организовать, который будет вызывать на свои заседания руководителей разного ранга и в узком кругу ставить конкретные вопросы, решать их.
— Это можно понять так: создается кавказское правительство, а вы становитесь наместником...
— Вовсе нет. Но порядок должен быть! Без этого стихийный процесс уводит Кавказ в сторону. Или я получаю дополнительные полномочия, которые должны быть обеспечены организационно, финансово и т. д. А в мою деятельность никто не должен вторгаться. Или, например, такие полномочия получает Иван Рыбкин. Я готов у него быть помощником, нет вопросов. А то у нас несколько структур параллельно занимаются одними задачами по Чечне.
— В Кремле и Белом доме поговаривают в этой связи о вашем конфликте с Рыбкиным. Для этих разговоров есть основания?
— У меня с Рыбкиным никакого конфликта нет. Я занимаю свою нишу. Но вот Иван Петрович говорит, что все проваливает правительство. Почему он ни разу не скажет, что чеченская сторона проваливает десятки договоренностей? В том числе по обеспечению безопасности людей, которых мы туда посылаем.
Я считаю, что фактически в отношениях с Чечней потерян год. Терять дальше, я считаю, нельзя. Поэтому должна быть четкая позиция по финансированию. Я в отличие от многих других — впервые, может быть — не ставлю вопрос о поисках средств только в Москве. Я поставил вопрос шире: о поиске средств на восстановление в самой Чечне. Возможности для этого есть. Туда идут достаточно большие деньги. На финансирование отдельных людей, на финансирование вооруженных отрядов.
Моя проблема в том, что я между молотом и наковальней. С одной стороны, есть указание президента о финансировании Чечни, с другой — финансирования нет. Но это же не моя вина, я не министр финансов! Прежде экономическими и финансовыми проблемами Чечни занимался Березовский. И может быть, Березовский и решал какие-то вопросы за счет своих денег или доставал деньги. Но если бы я занимался такими вещами, то я не сидел бы в правительстве и был бы тоже одним из самых богатых людей. Я не умею этого делать. Я четко исполняю то, что мне поручено. Пусть Рыбкин, как большой политический деятель, поможет получить эти финансы.
А сейчас у меня остается впечатление, что на Абдулатипова наваливают проблемы, для решения которых нет рычагов, нет финансов для их решения. И если кто-то меня думает держать очень долго в таких дурачках, никому это не удастся. Если не будет денег, я не буду имитировать деятельность.
— Но президент дважды подписывал распоряжение о выделении денег Чечне...
— Если не выполняется поручение президента, значит, есть какие-то другие причины, независимые от Абдулатипова.
— Получается, ваш главный враг — глава Минфина, который не выполняет распоряжения президента о перечислении денег.
— Я думаю, что за этим стоят более существенные причины, которые нам с вами и с Рыбкиным неизвестны (улыбается). Черномырдин совершенно правильно говорит: угрохали на Чечню столько денег на разных этапах, и где отдача? И есть ли какие-нибудь гарантии, что завтра они нас не пошлют вообще еще дальше? И мне нечего отвечать Черномырдину на этот вопрос. Думаю, и Ивану Петровичу.
— Нас постоянно пугают последствиями отделения Чечни от России. А в чем главная опасность этого отделения?
— Я, кстати, нашел взаимопонимание, когда поднимал этот вопрос на встрече с председателем правительства Бельгии, во время переговоров с членами испанского правительства и даже с министрами Германии. Они единодушны в том, что после развала Советского Союза в Канаде, Бельгии, Испании, в ряде других стран, где сильны центробежные настроения, ощутили взрыв сепаратизма. Сейчас волна сепаратизма прошла. Все мои собеседники были убеждены, что появление независимой Чечни разрушает систему международных отношений. Это опасно.
— Порой вы себя ведете не как высокопоставленный чиновник, а как публичный политик. Вы будете участвовать в выборах главы Дагестана?
— Более 80% своего времени я отдаю проблемам Севера. Но я же не превращаю это в публичную политику. К сожалению, Кавказ очень сильно политизирован.
Что же касается выборов в Дагестане, то меня долго надо будет уговаривать, чтобы я согласился принять участие в выборах. Я готов бороться за республику, но это не означает, что я готов бороться, выдвигая себя руководителем республики. Есть десятки других форм и методов борьбы за то, чтобы в республике был порядок. Кстати, если бы я оставался до сих пор депутатом Государственной думы, я, может быть, себя по-другому вел бы. Я уже поехал бы в Дагестан и на практике участвовал в подготовке к выборам. Я не хочу и не имею права, будучи заместителем председателя правительства России, ездить туда и устраивать свою предвыборную кампанию.
— В каком случае вы примете участие в дагестанских выборах?
— Мое участие будет зависеть от целого ряда факторов. Но самое главное в том, что, если будет на то воля народа, тогда я иду на выборы. Потому что это люди, которые мне доверяли. Меня трижды выбирали депутатом от Дагестана. Я человек, который создан народом этой республики. Поэтому я не могу сказать дагестанцам, что я хорошо устроился в Москве и вы мне больше не нужны. Я не тот человек.
Но я бы хотел, чтобы во мне видели заместителя председателя правительства, а не претендента на пост руководителя субъекта федерации. К тому же для меня в должностном плане это будет понижение, хотя в человеческом плане быть избранным главой республики — это повышение.
— Сейчас у вас самая высокая должность в вашей карьере. Это ваш звездный час?
— И самая высокая должность, возможная в России для меня как человека с Кавказа. Поэтому я спокойно работаю — я считаю, что это мой потолок.
— Вы отчасти повторяете путь Сталина, он тоже занимался национальным вопросом...
— Да. И я думаю, что таким образом мы идем к порядку в стране (улыбается)... Конечно, Иосиф Сталин — страшный человек. Но никогда российское государство не было таким мощным и сильным, как именно в годы правления Сталина. Никогда. Другое дело, за счет каких жертв. И эти жертвы были неоправданные! Но очевидно, что государство российское заставило себя уважать именно в годы Сталина. А мы во многом живем тем, что было сделано Сталиным. Поэтому я считаю, что в стране должен быть порядок, основанный на жестких и справедливых законах.
— Мне рассказали, что вы пишете картины...
— Один раз в месяц, когда есть время, я иду к товарищу в мастерскую и мажу, пока что-нибудь не получится. Меня тянет. Я был жестким реалистом. Но после того, как я перешел в правительство, от реализма я устаю. Мне хочется абстрагироваться. И сейчас я пишу авангардные картины.
-------------------------------------------------------
У меня самая высокая должность, возможная в России для человека с Кавказа. Поэтому я спокойно работаю
-------------------------------------------------------