Ежегодное послание российского президента, безусловно, связано с советской традицией отчетных докладов. Слушать их было почти невозможно, а читать безумно скучно. Хотя работали над ними не худшие умы и перья. О том, как писали эти документы, вспоминает Леонид Замятин — автор собственных и брежневских мемуаров. С ним беседует специальный корреспондент ИД "Коммерсантъ" Наталия Геворкян.
Леонид Замятин — бывший завотделом международной информации ЦК КПСС, бывший генеральный директор ТАСС, посол СССР в Великобритании в 1986-1991 годах.
— Сколько времени нужно было на подготовку документа, доклада съезду например?
— На подготовку доклада, как правило, 5-6 месяцев.
— Вы входили когда-нибудь в специальную редакционную группу съезда?
— Да, в так называемую пресс-группу при Хрущеве. Она готовила практически все документы. Эта группа человек из восьми работала постоянно, хотя все ее члены имели должности и обязанности за рамками группы.
— Кто это был?
— Возглавлял группу секретарь ЦК по идеологии Леонид Ильичев. Она включала главного редактора "Правды", председателя Гостелерадио, двух помощников Хрущева. Один из них был особенно влиятелен в плане формулирования хрущевских выступлений — его помощник по культуре и идеологии Владимир Лебедев. Человек умный, работоспособный, очень замкнутый. Ну а ключевой фигурой был, конечно, зять Хрущева Алексей Аджубей. Я вошел в группу, будучи завотделом МИДа по печати.
— Хрущев участвовал в подготовке собственных документов?
— Да-да, весьма активно. Хрущев очень любил прогуляться к нам из своего кабинета. Садился в центре, ему приносили стакан чаю. Он попивал чай, а ему рассказывали, что именно в данный момент обсуждается. Он включался в разговор и делился своими мыслями. Хрущев не писал, а диктовал. С ним всегда, как тень, была стенографистка. Черненькая, похожая на цыганочку Надя — с тетрадкой в руках. Язык у Хрущева был неправильный, образный, часто с включением крепких русских слов. Надя все записывала и отдавала в стенбюро. Потом эти диктовки возвращались в пресс-группу или при необходимости отправлялись в соответствующие министерства.
— А где готовились съездовские доклады?
— В Волынском. Уезжали туда надолго. Туда же выезжали специалисты, группы, которые работали по разделам. В конечном итоге все материалы сосредоточивались в пресс-группе.
— Хрущев смотрел отдельные части?
— Нет, он смотрел, как правило, лишь два раздела — военный и внешнеполитический. Внешнеполитический готовился в МИДе. Там была своя группа при Громыко. Громыко отсылал свою часть документа обязательно на желтой бумаге — желтом верже. Эта бумага содержала состав, позволяющий долго сохранять ее в архивах. Ее делали специально только для МИДа и только для посылки документов в Политбюро. Громыко утверждал, что текст на желтом лучше воспринимается, к тому же все сразу узнают документы из МИДа.
— А что происходило, когда вы заканчивали свою часть работы?
— Когда появлялся сведенный документ, то начиналась предварительная читка. Как правило, в Огарево. Именно читка — Хрущев все воспринимал на слух. Обычно это занимало несколько дней. После чего текст уже с учетом замечаний Хрущева рассылался членам Политбюро, и в однодневный срок они должны были внести свои поправки.
— Демократическую процедуру соблюдали?
— Так считалось. То же, кстати, делали и при Брежневе. Мы между собой посмеивались: поправки вносили помощники или нелегально приглашенные специалисты из ведомств. Но шли поправки за подписью членов Политбюро. Все поправки подклеивались на одну копию доклада, и дальше генсек решал, что из этого следует учесть, а что нет.
— Сколько же стадий?
— Много. Последняя стадия — утверждение перед произнесением. За два-три дня, а иногда в тот же день.
— А ваша рабочая группа имела какой-то статус?
— Нет. Она действительно была рабочей, а не формальной. И несмотря на ранг входивших в нее людей, она не была сборищем начальства. Знаменитое хрущевское послание президенту Кеннеди в период карибского кризиса буквально сидели и писали три человека — Фалин, Замятин и Менделевич, плюс Андропов и Громыко. Писали, тут же отдавали печатать. В другой комнате сидело Политбюро, и им носили по одному листочку по мере написания. А за отдельным столиком Ильичев на основании нашего документа составлял текст для печати.
— А случалось ли, что Хрущев наотрез отказывался принять то, что ему предлагалось?
— Да. Был случай, когда он полностью отверг документ, представленный международным отделом ЦК. И тогда была создана совершенно другая команда, которая все переделала.
— С приходом Брежнева пресс-группа распалась?
— Да, она уже не собиралась. Да и многие люди были заменены. Знаете, я помню курьезный случай, связанный с переменой в руководстве. Надо было написать первую речь Брежнева в должности генсека. Большую речь. Тогда Громыко пригласил несколько человек и объяснил задачу. Первую речь Брежневу писала мидовская группа. Мы написали, принесли документ Громыко. Он оценивал документы на вес — клал на руку и говорил, например: "Ну, не тяжко тянет, не поработали". С чувством юмора у него было, мягко говоря, не очень. Мы ему прочитали написанное. И вдруг он говорит: "Что это за стиль? Крестьянский какой-то". А Фалин ему спокойно отвечает: "Так вы же, Андрей Андреевич, нас несколько лет переучивали, чтобы мы писали крестьянским стилем под Хрущева. Что же вы хотите, чтобы мы за два дня с крестьянского стиля перешли на интеллигентный? Невозможно. Из нас должны выйти остатки прошлого".
— В результате у Брежнева появилась своя пресс-группа, да?
— В брежневскую эпоху стиль работы с документами определил Андропов, как ни странно. Еще будучи секретарем ЦК по соцстранам. Он считался интеллектуалом, знатоком искусств и литературы. Брежнев ему доверял по всем вопросам, особенно в идеологии. Андропов начал практиковать у себя совещания интеллектуалов, и за его столом в ЦК партии появились такие люди, как Арбатов, Бовин, Иноземцев, Черняев, Бурлацкий. Различные вопросы, в том числе и подготовку документов, сначала выносили на свободное обсуждение этой группы. Это были люди не столь зацикленные с точки зрения идеологии, как их предшественники в пресс-группе. Потом они садились в отведенных им комнатах и писали. Бовин предпочитал уединяться, ставил бутылку водки, наливал и работал. Как-то мы готовили документ, и я ему сказал: "Саша, ты до конца документа не дотянешь". А он ответил: "Наоборот, мышление становится чище". И писал замечательно.
— Эта группа, собственно, и работала на Брежнева до самого конца. Выезжали, наверное, в Завидово?
— Да, Брежнев забирал с собой интеллектуалов, всех или часть, присоединял мидовскую двойку или тройку и от военных — генерал-полковника Червова. К вечеру приезжали Громыко, Андропов, Устинов. Обсуждали, что сделано. Внешнюю политику готовили мидовцы и Арбатов, экономическую часть — Иноземцев и Арбатов. У Брежнева появился очень талантливый помощник, которого он взял из МИДа,— Александров-Агентов. Через него проходили все внешнеполитические документы, включая те, что исходили от Громыко. Их точки зрения часто не совпадали. Брежнев, однако, очень прислушивался к Громыко.
— На начальном этапе у этой группы интеллектуалов не было конкурентов?
— Был еще один человек, которому Брежнев был обязан тем, что стал генсеком. Александр Шелепин. Он какое-то время возглавлял КГБ, был секретарем ЦК, первым зампредом Совмина и председателем комиссии народного контроля одновременно. Ключевые должности. Шелепин считал Бреженева переходной фигурой и претендовал на первую роль. Пользуясь тем, что он был самым молодым, энергичным, с огромным авторитетом и влиянием, Шелепин по сути вступил в единоборство с Брежневым при формулировании документов.
— А что, у него тоже была своя группа интеллектуалов?
— Да, представьте. Она начала формироваться сразу после смещения Хрущева. Так называемая комсомольская группа. В нее вошли Семичастный, сменивший Шелепина на посту шефа КГБ, генеральный директор ТАСС, редактор "Комсомольской правды", председатель комитета по культурным связям. В то время к этой группе был близок Александр Яковлев. Это была мощная группа, которая имела в своем распоряжении отличных журналистов.
— Они предлагали альтернативные варианты документов?
— Практически да. Исходя из собственных позиций по основным вопросам. Во внешней политике они настаивали на восстановлении нормальных отношений с Китаем, которые при Хрущеве испортились. И Шелепин внес в ту первую речь Брежнева абзац на сей счет. У них была определенная концепция экономического развития страны — через решение социальных вопросов, материальную заинтересованность людей в производстве.
— Реформаторы?
— Это напоминает реформаторскую линию Косыгина, которая была в свое время заблокирована. По сути, формулировались новые задачи для общества. Так вот, неожиданно на заседании Политбюро появились два варианта одной из первых речей Брежнева. Собственно брежневский, скажем так, и второй — полный вариант речи генсека, написанный Шелепиным.
— Скандал?
— Это вызвало очень бурную реакцию. В итоге шелепинский текст обсуждать не стали. А через пару лет не стало и всей этой группы.
— Вы помните последнее выступление Брежнева?
— По-моему, во время последнего визита — в Азербайджан. Александров-Агентов написал ему два доклада. Короткий — для широкой публики, и длинный — для закрытого заседания бюро ЦК КП Азербайджана. А Брежнев перепутал папки и начал перед большой аудиторией читать закрытый доклад. Тогда к нему подошел Алиев, обнял, сказал, что они рады приветствовать своего "вождя" и под шумок аккуратно поменял папки. Никто не мог понять, что происходит. А Брежнев повернулся к Алиеву и громко спросил: "Я что-то не то прочитал?" А там телекамеры, трансляция...
— Чьим языком говорил Брежнев, пока еще мог?
— Александрова-Агентова. Он был ключевой фигурой при написании документов. Это был очень способный человек с очень тяжелым характером.
— Вы бывали в Завидово, наблюдали, как это там происходило?
— Бывал, уже как завотделом ЦК. Там образовалась сплоченная группа, члены которой весьма откровенно говорили с Брежневым, вели себя как бы на равных с ним. Могли высказаться весьма критически, иногда проталкивали награждения кого-то. Это были активные люди, и их влияние через документы было существенным. Они нередко писали личные записки Брежневу. И Андропову, кстати.
— А в какой момент появились Игнатенко с Аграновским?
— Это другая история. И в этом случае скорее можно говорить о группе Замятина. Это история появления "Малой земли" и других книг Брежнева.
— Брежневу тоже читали документы?
— Да, ему читала Галина Дорошина — тогда молодая женщина, его референт. В последние годы она докладывала Брежневу все документы. И вообще, была очень влиятельной дамой. До последнего времени, по-моему, она работала в администрации Ельцина. Кстати, с Дорошиной Брежнев тренировался читать доклады, пока еще выступал. Если он при чтении запинался, то она отмечала это слово и просила потом "писателей" заменить его другим.
— В общем, 13 томов Брежнева — это коллективный труд. А "собственные" книги, которых несколько, он прочел?
— Только "Малую землю". Ему читала Дорошина, и он плакал.
ХРУЩЕВ НИЧЕГО НЕ ПИСАЛ, А ТОЛЬКО ДИКТОВАЛ. ЯЗЫК У НЕГО БЫЛ НЕПРАВИЛЬНЫЙ, ОБРАЗНЫЙ, С ВКЛЮЧЕНИЕМ КРЕПКИХ РУССКИХ СЛОВ