Нигде и всегда

Трудно удержаться от эффектного и поверхностного утверждения, что гениальный Джон Форд снял очень актуальное кино — о войне в Ираке. Ведь Месопотамия, где теряется и гибнет британский патруль из тогдашней "международной коалиции" — Антанты,— это и есть современный Ирак. В сводках за 1917 год — знакомые названия: Басра, Эль-Кут. И солдаты так же, как и сейчас, гибнут от пуль невидимых снайперов герильи — правда, тогда еще не городской, а "пустынной", бедуинской. Но "Патруль" и так никогда не устаревал. В нем словно содержатся в зародыше все великие, еще не снятые фильмы о войне. Речь не о том, что Михаил Ромм оперативно и мастерски переделал его в "Тринадцать" (1936), фильм о горстке героев-красноармейцев, гибнущих от басмаческих пуль, обороняя пересохший колодец в пустыне. "Патруль" же вовсе не о героизме, хотя и в нем есть место подвигу от отчаяния или во славу Британской империи: о том, что романтика бремени белого человека умерла в окопах, они еще не догадываются. Но "Патруль" и не о бессмысленной гибели, это — притча о войне. В нем есть предчувствие "Пустыни Тартари", романа Дино Буццати (1940) и фильма Валерио Дзурлини (1976) об офицерах, стареющих и умирающих в форте на границе Сахары в ожидании нападения всадников пустыни. Патрульные Форда, закрепившиеся в оазисе, также жаждут открытого боя, но смерть, настигающая их, остается невидимой, словно и не пули разят их, а само пространство и время. Как и в "Пустыне", они все время всматриваются в горизонт, надеясь или страшась уловить хоть какое-нибудь движение. Со временем в фильме явно происходит что-то не то — вспоминается еще и "Апокалипсис сегодня" (1979). Герои Копполы спускались по Меконгу в глубь времен — от современной, технологической войны к доисторическому времени, когда в джунглях обитали живые и кровожадные боги. Так и у Форда патруль выпадает из ХХ века во времена библейские: ну а как может быть иначе, если именно в Месопотамии располагался библейский рай, потерянный людьми. Летчик, прилетевший спасти патруль, обречен погибнуть, едва ступит на песок, потому что биплан неуместен в библейские времена. Лошади заглядывают через плечо религиозного фанатика Сандерса, раскрывающего Библию на странице, где речь идет о реках, повернутых вспять волей ветхозаветного бога. Взяв Бориса Карлоффа на, пожалуй что, и главную роль Сандерса, Форд учитывал не только его драматический дар, но и сопутствующую ему ауру чудовища Франкенштейна. Сначала просто корявый парень, необходимый в отряде хотя бы для того, чтобы прочитать молитву над павшими, постепенно превращается в совершенного монстра или, если угодно, пророка, но ведь пророки и были монстрами. Его обличения товарищей, своим былым распутством навлекших на себя проклятие и гибель, опаснее пуль бедуинов, невыносимее ожидания смерти. В финале он вылитый Иоанн Креститель — огромный, звероподобный, с самодельным крестом. Момент перехода патруля из "здесь и сейчас" в "нигде и всегда" — драматургический и пластический шедевр лаконизма, который мог, пожалуй, создать лишь Форд. Фильм не успевает начаться, как прилетевшая из ниоткуда пуля выбивает из седла командира патруля. Только он читал приказ, только он знал маршрут патруля. Дальше всадники двигаются не то чтобы вслепую, не приблизительно ориентируясь по сторонам света, а повинуясь иной, нечеловеческой воле. Да и какая человеческая воля властна в пустыне, где некогда цвел райский сад.

"Потерянный патруль" (The Lost Patrol, 1934)

Джордж Арчэйбонд "Потерянный эскадрон"

"The Lost Squadron", 1932

Никакой, конечно, не эскадрон, а эскадрилья: Джордж Арчэйбонд снял яркий, хоть и маргинальный, комментарий к модному жанру фильмов о военных летчиках. Цензура еще не подмяла Голливуд — можно оплакивать "потерянное поколение" и ненавидеть саму "фабрику грез". В безумном, методичном арийце-садисте, режиссере Артуре фон Ферсте (Эрих фон Штрогейм) угадывается Ховард Хьюз, авиатор и режиссер "Ангелов ада": "Держать самолеты в кадре! Может, хоть один разобьется!". Самолеты пилотируют поддатые асы Вуди (Роберт Армстронг), Гибби (Ричард Дикс) и Ред (Джоэл Маккри). Похмелье победы прошло у них в товарных вагонах, в которых колесили по США никому не нужные герои. Им еще повезло — авиация, как и было сказано, в моде: вперед, парни,— гибнуть за 50 баксов на съемках. Зря только злодейство Ферста усугублено тем, что он ревнует жену к Гибби: без этого мотива он был бы родным дедушкой психа-режиссера Питера О`Тула из "Трюкача". Но финал искупает все недочеты: летчики-призраки на призраках-самолетах — видение, достойное сюрреалистов.

Станислав Ружевич "Вестерплатте"

"Westerplatte", 1967

Фильм Станислава Ружевича — сплошное дежавю не из-за эстетики, которую и соцреалистической-то не назовешь,— в 1960-х официоз говорил на эсперанто. Эстетика скисла, но реалии бьют наповал: словно фильм не о буржуазной Польше, а о сталинском СССР. Ну не политрук патетически гибнет, а поручик: какая разница. Польское "22 июня" — 1 сентября 1939 года, польская "Брестская крепость" — Вестерплатте, полуостров в устье Мертвой Вислы. 205 солдат майора Сухарского (Жигмунт Хюбнер) шесть дней сдерживали четыре тысячи немцев, поддержанных огнем крейсера "Шлезвиг-Гольштейн". Масштаб не тот, что в Бресте, прочее — один к одному. Паны офицеры за коньяком и бильярдом говорят, что война — завтра, но штурм на заре застает их врасплох. Уже и ежу ясно, что дело — швах, но шапкозакидательство непобедимо: "Ух, накрошили мы их: штабелями лежат. Часа два, и все кончится". Наши ждали, что немецкие пролетарии повернут штыки на запад, поляки выбегали под немецкие бомбы с криками: "Помощь идет! Англичане прилетели!". Короче говоря, отставить разговоры, что СССР не был к войне готов: никто не был.

Луи Малль "Атлантик-Сити"

"Atlantic City", 1980

Мало кто из европейских режиссеров так чувствовал США, как Луи Малль, уехавший туда в добровольное изгнание (1977-1987), когда во Франции его "Лакомба Люсьена" (1974) обвинили чуть ли не в реабилитации нацизма. Малль растворялся в грандиозной декорации по имени Америка, отдавался ее пропорциям, звукам, скоростям, и из них словно сами по себе рождались истории, способные происходить только в этом месте на земле. Атлантик-Сити, декадентский, хорохорящийся, рассыпающийся на глазах, живет прошлым. Так и пошловатый старикан Лу (Берт Ланкастер) врет о гангстерском прошлом и служит жиголо у экс-красавицы, сварливой Грейс (Кейт Рейд). Но фильм об Америке — это всегда фильм об американской мечте. Официантка Салли (Сьюзен Сарандон) мечтает о Монако, ее неверный муж Дейв (Роберт Джой) — толкнуть краденый кокаин, и только хиппи Крисси (Холлис Макларен) безмятежна, ибо верит в перевоплощения. Что самое смешное, почти всем повезет: особенно радостно за Лу, на старости лет преодолевшего врожденную пугливость и наконец-то ставшего убийцей и дилером.