Заговор против президента Ингушетии провалился. На прошлой неделе съезд ингушского народа отменил назначенный на 1 марта референдум, который должен был стать первым шагом к свержению Руслана Аушева.
Учения
Аушев, едва придя в политику, сразу стал одним из самых неудобных для Москвы региональных лидеров. По-кавказски горячий и по-военному прямолинейный, он всегда имел особую (и сильно отличавшуюся от официальной) точку зрения — и на войну в Чечне, и на осетино-ингушский конфликт, и на борьбу с преступностью. Избавиться от него пытались многие, но каждый раз вспыхивавшие вокруг него скандалы заканчивались ничем.
В 1992 году Аушев шумно подает в отставку с поста главы временной администрации Ингушетии, обвинив руководство России в проосетинской политике, и через три месяца становится президентом республики. Спустя год он шантажирует Москву возможным выходом республики из состава России — и в 1994-м получает от центра внушительные налоговые льготы. Вскоре после начала войны в Чечне некоторые силовые структуры обвиняют ингушского президента в пособничестве Дудаеву — но именно Аушев становится главным посредником на начинающихся вскоре переговорах с лидерами Ичкерии. Аушеву неизменно сходят с рук и его утверждения о том, что процветающие в Ингушетии преступность и коррупция завязаны на Москву. При том, что в числе своих врагов он регулярно называет то МВД, то ФСБ, то Генпрокуратуру.
Единственный, кого Аушев никогда не трогал,— Борис Ельцин. Чем, собственно, и объясняется политическое долголетие не искушенного в интригах ингушского лидера: российский президент верность принципу субординации всегда ценит и многое за это может простить. Поэтому на этот раз главной задачей врагов Аушева было поссорить его именно с Ельциным. Сыграв все на тех же горячности и прямолинейности ингушского президента.
Любопытно, что начало антиаушевской кампании практически совпало с избранием президентом Северной Осетии Александра Дзасохова, который не раз подчеркивал намерение урегулировать отношения между двумя республиками.
Наступление
Первый пункт плана заговора — найти явное нарушение ингушским руководством федеральных законов — оказался самым простым. По данным министра юстиции России Сергея Степашина, одна треть из 16 тысяч региональных правовых актов, прошедших экспертизу в Минюсте, не соответствует федеральному законодательству, и Ингушетия в этом смысле не исключение. Роль же casus belli сыграл законопроект о судебной и правоохранительной системах республики, вынесенный на республиканский референдум решением сентябрьского съезда ингушского народа.
Стоит отметить, что ингушские власти подстраховались на случай возможных трений с Москвой, разослав документы съезда во все федеральные структуры, включая администрацию президента, Совет безопасности, ЦИК и Министерство по делам национальностей. Ответом было молчание, которое в Назрани расценили как знак согласия.
Однако это молчание было лишь тактическим ходом. Раздувать скандал за полгода до референдума не имело смысла: ссора с Ельциным по поводу "сепаратистских выходок" ингушских лидеров должна была быть молниеносной и необратимой, а самого Аушева надлежало сначала загнать в правовой угол и создать ему дефицит времени. Именно в такой ситуации ингушский президент делает свои самые эмоциональные и безапелляционные заявления. Поэтому шум вокруг референдума поднялся только после подписанного 29 декабря указа Аушева о назначении плебисцита, когда до него оставалось всего два месяца.
Артподготовка получилась мощной. Генпрокуратура с подачи Центризбиркома обратилась в Верховный суд России с требованием признать референдум незаконным по причине нарушения принципа разграничения полномочий. Представители федеральных структур ежедневно выступали с публичными заявлениями, обвиняя Аушева в нарушении Конституции и попытках развала федерации. Российские телекомпании называли его "сепаратистом". Генпрокурор Юрий Скуратов намекнул, что для тех, кто не подчиняется российской Конституции, есть совершенно конкретный вид наказания — уголовное.
Расчет на эмоциональность ингушского президента, казалось, оправдался в полной мере. Еще до начала судебного процесса Аушев заявил, что Верховный суд некомпетентен, зависим от политической конъюнктуры, и Ингушетия в любом случае не подчинится его вердикту. Чтобы перешагнуть последнюю черту, отделяющую его от окончательного разрыва с Борисом Ельциным, Аушеву оставалось лишь сказать все, что он на самом деле думает о России, ее законах и ее президенте, который должен был своим указом отменить референдум.
Остальное было уже делом техники. Горячие ингушские парни вопреки указаниям Москвы проводят "незаконный" референдум, Генпрокуратура и ЦИК сообщают о самоуправстве ингушей Ельцину, Верховный суд отменяет не только итоги референдума, но и результаты выборов президента республики — благо что жалоб на нарушения в ходе предвыборной кампании, по утверждению председателя ЦИК Александра Иванченко, у федеральных властей предостаточно. По самым вопиющим нарушениям возбуждается уголовное дело, а с "уголовниками", как показал пример с мэром Ленинска-Кузнецкого Геннадием Коняхиным, у Бориса Ельцина разговор короткий...
Однако страшное так и не случилось. Ельцин не отменил "неправильный" указ, а Аушев так и не высказал по этому поводу своего откровенного мнения. Интрига провалилась.
Поражение
23 февраля президент России принял Александра Дзасохова и Руслана Аушева. Если бы план заговорщиков удался, именно на этой встрече ингушский "сепаратист" должен был выслушать сокрушительную отповедь Ельцина. Но вместо этого он получил почти отеческое благословение. Как сообщил Ъ Дзасохов, "референдум не обсуждался вообще", а Ельцин был настроен вполне дружелюбно.
Те, кто помешал завершению столь удачно раскрученной антиаушевской интриги, по-видимому, так и останутся за кадром — как, впрочем, и имена подлинных авторов антиингушского заговора. Но одного из главных защитников Аушева в высших эшелонах российской власти назвать все-таки можно: это вице-премьер Рамазан Абдулатипов. В течение двух месяцев, пока продолжалась охота на Аушева, он не уставал повторять, что президент Ингушетии прав. Он же впервые высказал идею создания согласительной комиссии, которая сейчас занята выработкой соглашения между Назранью и Москвой о разграничении полномочий в судебной и правоохранительной сферах. И вероятно, именно вице-премьер вовремя донес эту идею до Ельцина, отведя тем самым гнев президента от своего друга.
Впрочем, не стоит сбрасывать со счетов и политический опыт самого ингушского лидера, приобретенный им за пять лет президентства. Руслан Аушев образца 1998 года отличается от Аушева-93 даже больше, чем нынешний президент России от Ельцина времен начала чеченской войны, когда обвинение какого-либо регионального лидера в сепаратизме было для федеральной власти равнозначно обвинению в государственной измене. Сегодняшний ингушский лидер научился определять, до какого предела может простираться непослушание центру и когда необходимо остановиться, чтобы не поставить под вопрос свое политическое будущее. Этого-то, видимо, и не учли противники Аушева, планировавшие его свержение.
АЛЛА БАРАХОВА, ДМИТРИЙ КАМЫШЕВ
--------------------------------------------------------
Кто копает под Руслана
Круг тех людей в Москве, кому был бы объективно выгоден уход Аушева, достаточно широк. Генпрокуратуре России президент Ингушетии не угодил тем, что требовал согласовывать с ним кандидатуры назначаемых из центра республиканских прокуроров. Представители республики в беседах с корреспондентом "Ъ" не скрывали своего недовольства тем, что Москва назначает на эти должности людей, мало знакомых с ингушскими реалиями.
Руководители МВД не сошлись с Аушевым во мнении о методах урегулирования ситуации в регионе. Вице-премьер Анатолий Куликов, например, вполне благосклонно относится к формированию на Северном Кавказе казачьих отрядов для поддержания порядка. Тогда как президент Ингушетии пригрозил в ответ возродить состоявшую из представителей горских народов "Дикую дивизию", прославившуюся особой жестокостью во время гражданской войны.
Пострадала от Аушева и ФСБ: помимо не очень внятных обвинений в дестабилизации ситуации в зоне осетино-ингушского конфликта, ингушский лидер предпринял против нее и вполне конкретные меры, уволив своим указом в начале 1995 года руководителя республиканского УФСБ Геннадия Портнова (указ был приостановлен в феврале того же года Борисом Ельциным).