фестиваль / театр
В Авиньоне открылся 64-й театральный фестиваль, одно из главных событий европейского культурного лета. В Почетном дворе Папского дворца приглашенный худрук фестиваля, прославленный швейцарский режиссер и музыкант Кристоф Марталер представил свой новый спектакль "Papperlapapp". Столь резко негативного отношения публики к зрелищу РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ в этих стенах давно не видел.
Почетный двор авиньонского Папского дворца не только одна из самых почетных театральных площадок Европы, но и одна из самых опасных и коварных — две с лишним тысячи зрителей, открытое южное небо над головой и достающие, кажется, до этого неба стены 700-летней давности. Волей-неволей любой режиссер здесь вступает в диалог с историей — не только славного фестиваля, основанного в конце 1940-х великим романтиком театра и просветителем Жаном Виларом, но и с историей всей европейской цивилизации и культуры.
Идею пригласить сюда на постановку Кристофа Марталера можно считать одновременно безумной и снайперски точной. Безумной — потому что громоздкие, если судить по размерам декораций, спектакли швейцарского мастера обычно хрупки и деликатны (что не отменяет их ироничности) по сути своей и по структуре. Когда господину Марталеру впервые предложили в качестве площадки Папский дворец, он ответил цитатой из Роже Планшона: "Пленэр хорош для пикника, но не для театра". Ведь и огромные игровые пространства, которые выстраивает для Кристофа Марталера его постоянный соавтор — художница Анна Фиброк, всегда замкнуты, изолированы от внешнего мира.
Но все-таки Папский дворец соблазнил Марталера: во всех своих спектаклях он так или иначе говорит о кризисе европейской цивилизации, о культуре, у которой все осталось в прошлом, о людях, которым нечего больше ждать и не во что верить. И место, где некогда был разыгран один из самых интересных раундов в долгой борьбе между светской и религиозной властью, швейцарскому режиссеру не чуждо: он признался, что знаменитый исторический конфликт между понтификом Бонифацием и королем Франции Филиппом как раз и послужил для него источником вдохновения.
Любой папа самого господина Марталера за "Papperlapapp" (переводится это выражение как "бла-бла-бла-бла") немедленно проклял бы. Декорации на сей раз представляют собой нечто среднее между католическим собором и прачечной. Деревянные скамейки, исповедальня с решетчатым окошком, мраморные гробницы поверх стершихся от старости плит, а на месте алтаря водружена огромная стиральная машина, а около нее — прилавок с охлажденной кока-колой. В спектакле немало саркастических сцен, зло пародирующих религиозный ритуал, вроде той, когда персонажи падают ниц и начинают истово молиться на хозяйственную сумку-тележку, из которой старичок-проповедник потом извлечет багет. Или той, где из-за окошка исповедальни вдруг полетят снопы искр, а из двери ее вместо священника выйдет рабочий со сварочным аппаратом.
Герои Марталера кочуют из одного спектакля в другой — мужчины и женщины неопределенного возраста в немодных нарядах, слегка растерянные, вроде бы доверчивые, но готовые и к агрессии. "За мной, дамы и господа, добро пожаловать в брюссельский Дворец правосудия",— ведет за собой группу слепец-экскурсовод с растрепанной рыжей шевелюрой и в красных башмаках. Кристоф Марталер показывает европейцев, навсегда сбившихся с пути. Они, конечно, могут чувствовать себя королями: укладываются спать на гробницы и застывают, точно мраморные фигуры сиятельных покойников. Но, в сущности, обречены на слепоту и вымирание.
Грустная и медленно двигающаяся во времени клоунада Кристофа Марталера, как всегда у него, насмешливо-музыкальна: здесь не просто звучат иногда переиначенные до неузнаваемости Бах и Шопен, Вагнер и Эрик Сати, Моцарт и Верди, но сам Папский дворец становится словно огромной музыкальной машиной — звук доносится из открытых окон разных этажей, переливается сверху через стены, гибнет где-то в глубине невидимых залов. Один раз огромная трибуна, на которой сидят зрители, сама начинает стонать и вибрировать, точно идет землетрясение, но это, пожалуй, единственный акт прямой "агрессии", с которой режиссер идет на зрителя.
Реакция зрителей на спектакль достойна описания. Дело в том, что авиньонская публика в принципе исключительно терпелива и вежлива и готова высиживать, не шелохнувшись, скучнейшие многочасовые драматические спектакли. А с "Papperlapapp" уходят, и не стыдливо, бочком, а, как говорится, пачками. Не похоже, чтобы причиной столь демонстративного неприятия было оскорбление интимных религиозных чувств людей. На премьере один из голосовавших ногами устроил в проходе свой мини-спектакль, спародировав манеру персонажей двигаться, и заслужил аплодисменты оставшихся. Те, кто ушел, не увидели пронзительной последней сцены, в которой все герои Кристофа Марталера вдруг достали откуда-то костыли и палки и, превратившись разом в беспомощных колченогих стариков, медленно и обреченно уползли под низкую арку в углу сцены.