Красавица и чудовище

Убийство Друга народа


       Чтобы поставить крест на карьере аппаратного политика, достаточно отправить его в отставку. Остановить публичного политика, охваченного всепоглощающей жаждой власти, можно только путем физического устранения. Однако суд истории редко оправдывает политические убийства. Одно из немногих исключений — убийство Жана-Поля Марата Шарлоттой Корде.
       
       В массовом сознании — и, что удивительнее, в научном тоже — укоренились два трюизма. История не знает сослагательного наклонения — гласит первый; роль личности в истории определяется объективными обстоятельствами — утверждает второй.
       Поэтому, с одной стороны, невозможно сказать, были бы построены в Германии концентрационные лагеря, газовые камеры и крематории, не будь Адольфа Гитлера; погибли бы под ударами мотыг три миллиона кхмеров, если бы не было Пол Пота, или сколько жизней было бы сохранено, если бы царское правительство расправилось с большевистскими заговорщиками во главе с Владимиром Ульяновым еще в начале века.
       С другой стороны, все же кажется, что смерть главных героев упомянутых событий изменила бы в лучшую сторону ход мировой истории.
       С точки зрения морали человеческой все еще сложнее. И тем не менее благородство побуждений, толкнувших Шарлотту Корде на убийство Марата, давно уже не вызывает сомнений ни у кого, кто сколько-нибудь серьезно изучал историю французской революции.
       
Девица Корде
       Мария-Шарлотта Корде д`Армон родилась 27 июля 1768 года. Ее семья принадлежала к обедневшему аристократическому роду — мать Шарлотты вела свое происхождение от Корнеля.
       После смерти г-жи д`Армон в 1782 году отец отдал Шарлотту на воспитание в монастырь Богоматери в Кане. К этому времени характер девушки вполне сформировался. Ее воспитательница обрисовывала его следующим образом: "Эта девочка беспощадна к самой себе; никогда не жалуется она на страдания, и надо угадать, что она больна,— так твердо переносит она самую сильную боль".
       Шарлотта много читала. Современность вызывала у нее отвращение. Деяния древних казались ей свободными от пошлости и мелочности, которые она видела вокруг. "Как мало в наше время истинных патриотов, готовых умереть за отечество! — восклицает она в одном из писем.— Почти везде эгоизм!" Презрение к современникам приобрело у нее крайние формы: она отвергла несколько прекрасных партий и объявила о своем твердом решении никогда не выходить замуж.
       Обетом безбрачия Шарлотта окончательно порвала с действительностью. Она предпочла жить в мире грез. Ее мыслями и чувствами полностью завладела суровая доблесть античности; культ родины, республики и самопожертвования сделался ее религией. Шарлотта заимствовала у Корнеля девиз "Все для отечества!"
       Когда революционным декретом от 13 февраля 1790 года во Франции были закрыты монастыри, г-н д`Армон, не имея возможности содержать детей, отослал Шарлотту к тетушке в Кан.
       Во время революции Шарлотта сразу приняла сторону республиканцев. Однако казнь Людовика XVI заставила ее признать людей, требовавших смерти короля, палачами свободы. Вот точный слепок ее душевного состояния, сделанный ею самою в письме, написанном через несколько дней после казни монарха: "Я содрогаюсь от ужаса и негодования... Все эти люди, обещавшие нам свободу, убили ее; это палачи — и только... Все наши друзья — жертвы преследований... Я бы последовала примеру эмигрантов, но Бог удерживает нас здесь для других целей..."
       
Лейб-медик Марат
       В отличие от Шарлотты Корде, с отрочества думавшей об отечестве, республиканец Марат с детства мечтал о славе. Вот что он писал о себе с обескураживающей откровенностью: "С раннего детства меня мучила жажда славы; когда мне было 5 лет, мне хотелось быть школьным учителем, в 15 лет — профессором, в 18 лет — писателем, в 20 лет — творцом гениальных произведений, а затем в течение всей моей жизни моим постоянным стремлением было стать апостолом и проповедником высших идей".
       Марат действительно обладал незаурядными способностями. Когда пора юношеских мечтаний миновала, Марат выбрал медицинскую карьеру и получил диплом доктора медицины. Его мастерство обеспечило ему место лейб-медика при дворе графа Артуа, члена королевской фамилии.
       В медицинском мире Марат слыл сторонником живосечений и экспериментов над животными. Однажды он даже заключил с неким мясником контракт, по которому тот поставлял ему для опытов предназначенных к забою животных. Сохранилось письмо Марата, где он выражает свои мысли и чувства по поводу собственных упражнений: "Желая оказать много добра одним, приходится причинять немного боли другим; только таким образом можно стать благодетелем человечества".
       Однако эксперименты над животными не принесли Марату широкой известности. Зато революция открыла перед ним возможность для экспериментов над людьми. Скальпель был заменен гильотиной, и десятки тысяч людей были лишены жизни — в соответствии с уже известным принципом "Желая оказать много добра одним, приходится причинять немного боли другим".
       Марат основал газету "Друг народа", вскоре ставшую фактически официальным органом вынесения смертных приговоров. В 1792 году Марат на ее страницах потребовал казни 20 тысяч "аристократов", через год — 40 тысяч, а затем еще 270 тысяч. Все это, разумеется, ради блага родины и всего человечества. Обезглавленные трупы он предложил развесить на стенах Конвента — в острастку будущим изменникам. А после ареста короля он в каждом номере "Друга народа" требовал смерти для "предателя Капета", которому еще недавно льстиво посвящал свои научные труды.
       Влияние Марата на парижан было ужасающим. В сентябре 1792 года возбужденная толпа вломилась в парижские тюрьмы и растерзала находящихся там "аристократов", то есть всех, кто попался ей под руку — священников, дворян, буржуа, мещан, крестьян, мужчин и женщин... Заправилами этой бойни были нанятые Маратом уголовники. Только в Париже погибли более тысячи человек. А его примеру последовали и некоторые другие города.
       Когда по настоянию жирондистов Марат был предан суду революционного трибунала за разжигание гражданской войны и подстрекательство к убийствам, судьи оправдали его — у них не нашлось мотивов для обвинения. После оглашения вердикта Марат вызывающе крикнул: "Никакая земная сила не может помешать мне видеть изменников и изобличать их,— вероятно, благодаря высшей организации моего ума!"
Оправданного Марата толпа увенчала дубовым венком и на руках отнесла из суда домой.
       
Эпистолярный жанр
       Неудивительно, что Марат стал для Шарлотты Корде воплощением зла; она считала его главным вдохновителем насилия, которое ежедневно совершалось у нее на глазах и о котором она читала в газетах. И она решилась на убийство.
       Рано утром 9 июля 1793 года Шарлотта села в дилижанс, идущий в Париж, и навсегда покинула Кан. Через два дня Шарлотта приехала в Париж, где остановилась в одной из гостиниц. Два дня у нее ушло на то, чтобы получить доступ в Конвент, где она надеялась встретить Марата. Но выяснилось, что Марат болен и уже несколько дней не присутствует на заседаниях. Приходилось на ходу менять первоначальный замысел, поскольку ждать выздоровления Марата было немыслимо — каждый день множил аресты и казни.
       13 июля Шарлотта, проснувшись рано утром (Париж не повлиял на ее провинциальные привычки), села за письмо Марату: "Гражданин, я приехала из Кан. Ваша любовь к отечеству дает мне основание предполагать, что Вам интересно будет узнать о несчастных событиях в этой части республики. Будьте добры принять меня и уделить мне несколько минут. Я доставлю Вам возможность оказать большую услугу Франции".
       Затем она отправилась в Пале-Ройяль, где теснились торговые лавки. У ножовщика она купила за два франка громадный кухонный нож с рукояткой из черного дерева в бумажном футляре под шагреневую кожу.
       Была в этом какая-то жуткая символика, о которой Шарлотта, конечно, не подозревала: сторонник живосечений был обречен погибнуть от того инструмента, которым он некогда орудовал "для блага родины и человечества". Пока лавочник заворачивал покупку и считал деньги, уличный глашатай новостей прокричал о только что свершившейся казне над тридцатью национальными гвардейцами, обвиненными в покушении на депутата Конвента. Шарлотта ничем не выдала своих чувств.
       Выйдя из лавки, она взяла извозчика до дома Марата. Дверь открыла женщина со стеклянным глазом, сторожиха Обэн. "Марат болен,— сказала она,— и никого не принимает". Шарлотта пыталась настаивать, но, поняв, что это бесполезно, передала письмо и вернулась в гостиницу.
       Там она написала Марату второе письмо: "Я написала Вам сегодня утром, Марат; получили ли Вы мое письмо? Надеюсь, Вы мне не откажете ввиду важного дела; достаточно того, что я несчастна, чтобы иметь право на Ваше покровительство".
       А около шести вечера девица Корде надела серую полосатую юбку из канифаса и шляпу с черной кокардой и зелеными лентами и вновь отправилась на улицу Кордельеров, 20.
       
Смертельный удар
       Поднявшись на этаж, где была квартира Марата, Шарлотта увидела, что дверь в нее открыта; сторожихи не было. В передней кухарка Марата искала ложку, чтобы подруга Марата, Симона Эврар, могла размешать для него лекарство — кусочки глины в миндальном молоке. Кривая Обэн складывала на полу листы "Друга народа" (газета издавалась дома у Марата).
       В эту минуту в квартиру вошли двое — Пилле, который принес Марату счет за последний номер, и Лоран Ба с кипой бумаги для "Друга народа". Марат лежал в ванне, которую ему прописали врачи (у него была экзема). Он принял Пилле и подписал счет.
       Когда Пилле вышел от Марата, одноглазая Обэн убеждала девушку уйти. Пилле уже ушел, когда на шум из кухни вышла Симона Эврар. Узнав, что посетительница приходит во второй раз, она согласилась пойти к Марату и спросить, не примет ли он ее.
       Ванна размягчила Марата, и он согласился поговорить с юной республиканкой из Кана. Симона проводила Шарлотту через столовую, впустила девушку в ванную и, закрыв дверь, вернулась в переднюю.
       Спустя два часа, когда все уже свершилось, она уверяла следователя, что инстинктивно ощутила опасность — но, возможно, это был просто укол ревности. Как бы то ни было, на всякий случай она еще раз заглянула к Марату: Шарлотта спокойно сидела около ванны спиной к окну. Тогда Симона прихватила стоявшее здесь блюдо с телятиной, рисом и мозгами, предназначенное для ужина, и ушла.
       Едва она поставила блюдо на кухне, как из ванной донесся хриплый клекот. Она рывком распахнула дверь.
       — Ко мне, мой добрый друг! — пробулькал Марат, и его голова упала на грудь, погруженную в быстро красневшую воду. Струя крови толщиной с палец била у него из груди, и темные ручейки уже бежали к дверям спальной. Бледная Шарлотта стояла у окна; нож лежал на полочке ванны среди газет, которые быстро набухали от крови.
       
Арест
       О том, какой разговор состоялся между Маратом и Корде, известно из ее показаний. Марат поинтересовался, каковы политические настроения в Кане, что делают тамошние жирондисты. А потом потребовал назвать их имена. Шарлотта послушно стала перечислять, Марат вносил их в записную книжку. (Перекинутая через ванну доска служила ему письменным столом.)
       — Хорошо,— сказал он наконец своим замогильным голосом,— через несколько дней я отправлю их на гильотину.
       В следующую секунду он увидел торчащую из своей груди черную рукоять ножа — Шарлотта вложила в удар все силы. Боль пришла позднее.
       Сбежавшиеся женщины подняли истошный крик, однако не задержали Шарлотту. Лишь в прихожей маленький и слабосильный Лоран Ба сбил ее с ног ударом стула. "Я бросил это чудовище на землю и удерживал ее за груди",— хвастливо утверждал он потом в своих показаниях.
       На шум прибежал главный арендатор дома — дантист Делафонде. Не останавливаясь в передней, где Ба продолжал избивать лежавшую на полу девушку, Делафонде проследовал в ванную и здесь увидел умирающего Марата, тщетно пытающегося что-то сказать. С каждым ударом сердца из раны извергались потоки крови. Симона тщетно пыталась зажать ее рукой.
       Делафонде вытащил Марата из ванны и перенес в соседнюю комнату. Обэн он послал за доктором. Через несколько минут дом оказался полон народа, требовавшего выдать убийцу. Кровавые следы были по всей квартире; в спальной кровь из раны Марата залила стены; окровавленная вода из ванны разлилась до самой кухни.
       Наконец прибыл полицейский комиссар. Он втолкнул Шарлотту в одну из комнат, где и прошел первый допрос. Корде сохраняла полное самообладание и ясность мышления.
       — Вы отправитесь на эшафот! — завизжал один из участвовавших в допросе депутатов, выведенный из себя ее спокойствием.
— Я это знаю,— хладнокровно ответила она.
       
Похороны Марата
       15 июля тело Марата было выставлено в старинной церкви, занимаемой клубом кордельеров, членом которого он состоял. Рядом с гробом стояла ванна, рядом висела окровавленная простыня. Сценографами похорон были художник Давид и Французский театр.
       Бюсты Марата шли нарасхват. Народ проливал слезы, молясь на это грубое, звероподобное лицо. В салонах читали четверостишие маркиза де Сада: "Единственный истинный республиканец и дорогой кумир! Потеряв тебя, Марат, мы утешаемся, глядя на твое изображение, мы, нежно любящие великого человека, усыновившего добродетели. Из праха Сцеволы родится Брут".
       Впрочем, были и другие мнения, но они не предназначались для тиражирования. Робеспьер почтил память Друга народа такими словами: "Марат наделал много глупостей, пора было ему умереть".
       Спустя два дня после похорон состоялся суд. Революционный трибунал заседал в Тюильри, в Зале равенства. Председательствовал прокурор Фукье-Тенвиль. На его вопрос, что побудило ее убить Марата, Шарлотта ответила:
       — Его преступления. Я убила одного человека, чтобы спасти сотни тысяч других, убила негодяя, свирепое дикое животное, чтобы спасти невинных и дать отдых моей родине.
       — Кто внушил вам такую ненависть?
       — Мне не нужно было ненависти других, достаточно было моей собственной.
       Только раз Корде смутилась. Судебный пристав показал ей нож со следами засохшей крови и спросил, узнает ли она его. Шарлотта отвернулась: "Да, я узнаю его, узнаю!"
Присяжные признали ее виновной.
       
Казнь Корде
       В шестом часу вечера повозка с Шарлоттой выехала из тюремного двора. Громадная толпа встретила ее бешеным ревом, в котором особенно выделялись проклятия и брань так называемых фурий гильотины — женщин, за плату бранивших осужденных трибуналом. Внезапно разразилась короткая, но сильная гроза. Шарлотта ехала стоя на телеге, в красной рубашке.
       Гроза стихла, снова выглянуло солнце. Путь до эшафота длился почти два часа. Около семи часов повозка въехала на площадь Революции. Взойдя на эшафот, Шарлотта вздрогнула — она увидела гильотину. Палач попытался заслонить от нее орудие казни, но Шарлотта остановила его: "Я имею право быть любопытной: я этого никогда не видела".
       Палач сорвал с ее груди косынку; Шарлотта покраснела. Спустя несколько секунд он показал голову девушки с еще пунцовыми щеками народу.
       Современники отвернулись от Корде. Даже жирондисты, противники Марата, обвинили ее в том, что она своими действиями усугубила террор. То же самое советские историки писали о покушении Фанни Каплан, умалчивая, что еще до начала "красного террора" в стране были расстреляны в застенках ЧК десятки тысяч человек. Для людей, подобных Робеспьеру и Ленину, террор — не ответная мера; террор — это сущность взлелеянных ими политических систем.
       Что же касается Шарлотты Корде, то она была виновата лишь в том, что любила родину чуть больше, чем другие.
       
СЕРГЕЙ ЦВЕТКОВ
       
------------------------------------------------------
       Современник о Марате
       "Марат граничит с душевнобольным; тому доказательством служит его звериная экзальтация, беспрерывное возбужденное состояние, чрезвычайная, почти лихорадочная подвижность, неиссякаемый писательский зуд, автоматизм мышления и судорожное напряжение воли, постоянная бессонница, крайняя нечистоплотность".
------------------------------------------------------
       
Подписи
       В погоне за славой лейб-медик графа Артуа сменил ланцет на более весомый инструмент
       2 сентября 1792 года парижане, следуя призывам Марата, ворвались в городские тюрьмы. Но не за тем, чтобы освободить заключенных, а для вынесения и исполнения последнего приговора
       Конвент осудил Людовика XYI на смерть. Узнав об этом, Шарлотта Корде осудила на смерть Жана-Поля Марата
       Шарлотта Корде была непримирима к врагам республики, к числу которых она относила и республиканцев
       Первый раз Корде увидела гильотину в день собственной казни
       Давид, будучи официальным рисовальщиком революции, использовал все свое мастерство, пытаясь передать трагизм и величие смерти Друга народа
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...